хозяева. Эта книжка оказала на меня сильное
влияние. Я разговорился о ней с м-ром Калленбахом.
Хотя я уже рассказал о м-ре Калленбахе читателям своей книги по истории
сатьяграхи в Южной Африке и упоминал о нем в одной из предыдущих глав, думаю, что здесь необходимо кое-что добавить. Встретились мы совершенно
случайно. Он был другом м-ра Хана, который, открыв в нем нечто неземное, представил его мне.
Когда я познакомился с м-ром Калленбахом, то был поражен его
расточительностью и любовью к роскоши. С первой же нашей встречи он стал
задавать пытливые вопросы о религии. Между прочим, мы заговорили о
самоотречении Будды Гаутамы. Наше знакомство вскоре переросло в столь
близкие дружественные отношения, что мы даже мыслить стали одинаково, и он
был убежден, что должен осуществить в своей жизни те же преобразования, которые осуществил я.
Ко времени нашей встречи он тратил на себя 1200 рупий в месяц, не считая
квартирной платы, хотя жил один. Теперь он стал вести такой простой образ
жизни, что его расходы сократились до 120 рупий в месяц. После того как я
ликвидировал свое хозяйство и вышел из тюрьмы, мы поселились вместе. Мы вели
Именно тогда и произошел наш разговор о молоке. М-р Калленбах сказал:
— Мы все время говорим о вредном воздействии молока. Почему бы нам не
отказаться от него? Без молока можно обойтись наверняка.
Я был приятно удивлен таким предложением и охотно принял его. Мы оба тогда
же поклялись отказаться от молока. Это произошло в 1912 году на ферме
Толстого.
Однако и это не вполне удовлетворило меня. Вскоре я решил жить
исключительно на фруктовой пище и есть по возможности самые дешевые фрукты.
Мы хотели жить так, как живут самые бедные люди.
Фруктовая пища оказалась очень удобной. С приготовлением пищи было
фактически покончено. Сырые земляные орехи, бананы, финики, лимоны и
оливковое масло составляли наше обычное меню.
Должен, однако, предостеречь тех, кто стремится стать брахмачари. Хотя я
выявил тесную связь между питанием и брахмачарией, очевидно, основное — это
душа. Постом нельзя очистить преисполненную грязных намерений душу.
Изменения в питании не окажут на нее никакого влияния. Похотливость в душе
нельзя искоренить иначе, как путем упорного самоанализа, посвящения себя
богу и, наконец, молитв. Однако между душой и телом существует тесная связь, и чувственная душа всегда жаждет лакомств и роскоши. Ограничения в пище и
пост необходимы, чтобы избавиться от этих склонностей. Вместо того чтобы
управлять чувствами, чувственная душа становится их рабом, поэтому тело
всегда нуждается в чистой, невозбуждающей пище и периодических постах.
Тот, кто пренебрегает ограничениями в пище и постами, так же глубоко
заблуждается, как и тот, кто полагается только на них. Мой опыт учит меня, что для того, чья душа стремится к самоограничению, пост и воздержание в
пище очень полезны. Без их помощи нельзя полностью освободить душу от
похотливости.
XXXI. ПОСТ
Примерно в то же время, когда я отказался от молока и мучного и перешел на
фруктовую пищу, я начал прибегать к посту как к средству самоограничения.
М-р Калленбах и здесь присоединился ко мне. Я и раньше время от времени
постился, но делал это исключительно ради здоровья. То, что пост необходим
для самоограничения, я узнал от одного своего приятеля.
Родившись в семье вишнуитов от матери, которая соблюдала всевозможные
трудные обеты, я еще в Индии соблюдал экадаши и другие посты, но делал это, лишь подражая матери и стараясь угодить родителям.
В то время я не понимал действенности поста и не верил в него. Но увидев, что мой приятель, о котором я упомянул выше, постится с пользой для себя, надеясь поддержать обет брахмачарии, я последовал его примеру и начал
соблюдать пост экадаши. Индусы, как правило, позволяют себе в дни поста
молоко и фрукты, но такой пост я соблюдал ежедневно. Поэтому, постясь, я
стал разрешать теперь себе только воду.
Случилось так, что, когда я приступил к этому опыту, индусский месяц
шраван совпал с мусульманским месяцем рамазаном. Семья Ганди обычно
соблюдала обеты не только вишнуитов, но шиваитов и посещала и вишнуитские и
шиваитские храмы. Некоторые члены семьи соблюдали прадоша на протяжении
всего месяца шраван. Я решил поступать так же.
Эти важные опыты проводились на ферме Толстого, где м-р Калленбах и я
проживали вместе с несколькими семьями участников сатьяграхи, включая
молодежь и детей. Для детей у нас была школа. Среди них было четверо или
пятеро мусульман. Я всегда помогал им соблюдать религиозные обряды и поощрял
их к этому. Я следил за тем, чтобы они ежедневно совершали свой намаз.
Мальчиков — христиан и парсов — я считал своим долгом также поощрять к
соблюдению ими религиозных обрядов.
Я убедил мальчиков в течение этого месяца соблюдать пост рамазана. Сам я
еще раньше решил соблюдать прадоша, но теперь предложил мальчикам — индусам, парсам и христианам следовать моему примеру. Я объяснил им, что всегда
полезно присоединиться к другим в любом акте самоотречения. Многие жители
фермы приветствовали мое предложение. Мальчики, индусы и парсы, не подражали
во всем мальчикам-мусульманам; в этом не было необходимости.
Мальчики-мусульмане должны были принимать пищу только после захода солнца, в
то время как другим не надо было соблюдать это правило, и они могли готовить
лакомства для своих друзей-мусульман и оказывать им различные услуги. Кроме
того, индусские и другие мальчики не обязаны были находиться вместе с
мусульманами во время их последнего приема пищи перед восходом солнца по
утрам; и, конечно, все, за исключением мусульман, позволяли себе пить воду.
В результате проведенных опытов все убедились в благодетельности поста, а
у мальчиков развилось прекрасное чувство esprit de corps (*).
(* Корпоративный дух (франц.). *)
Должен с благодарностью отметить, что на ферме Толстого вследствие
готовности уважать мои чувства все были вегетарианцами. Мусульманским
мальчикам пришлось отказаться от мясной пищи в течение рамазана, но никто из
них никогда не говорил мне об этом. Они с удовольствием ели вегетарианскую
пищу, а индусские мальчики часто готовили для них вегетарианские лакомства, соответственно нашему простому образу жизни на ферме.
Я намеренно отклонился от темы главы о посте, поскольку нигде в другом
месте не смог поделиться этими приятными воспоминаниями: таким путем я
косвенно описал присущую мне черту, а именно — я любил, когда мои товарищи
по работе присоединялись ко мне во всем, что казалось мне хорошим. Они не
были привычны к постам, но именно благодаря постам, прадоши и рамазану для
меня оказалось нетрудным вызвать у них интерес к посту как средству
самоограничения.
Таким естественным образом на ферме возникла атмосфера самоограничения.
Все жители фермы стали присоединяться к нам в соблюдении частичных или
полных постов, что, по моему убеждению, пошло им только на пользу. Я не могу
определенно сказать, насколько глубоко затронуло их душу такое самоотречение
и насколько оно помогло им подчинить себе плоть. Что же касается меня, то я
убежден, что в результате всего этого я много выиграл как физически, так и
морально. Однако из этого вовсе не следует, что пост и тому подобное
умерщвление плоти обязательно окажут такое же воздействие и на других.
Пост, если к нему приступают с целью самоограничения, может помочь
обуздать животную страсть. Некоторые же мои друзья обнаружили, что
следствием поста является возбуждение животной страсти и развитие
чревоугодия. Иначе говоря, пост бесполезен, если он не сопровождается
постоянным стремлением к самоограничению. Заслуживают упоминания в этой
связи известные строфы из второй главы «Бхагаватгиты»:
Для человека, который постом смиряет чувства,
Внешне чувственные объекты исчезают,
Оставляя томление: но когда
Он увидел всевышнего,
Даже томление исчезает.
Пост и умерщвление плоти посредством него представляют собой, следовательно, одно из средств, служащих целям самоограничения. Но это не
все, и, если физический пост не сопровождается духовным, он обязательно
превратится в лицемерие и приведет к беде.
XXXII. В КАЧЕСТВЕ УЧИТЕЛЯ
Надеюсь, читатель помнит, что в этих главах я рассказываю лишь о том, о
чем не упоминается или упоминается вскользь в моей книге по истории
сатьяграхи в Южной Африке. Поэтому он легко установит связь между последними
главами.
Ферма росла, и нужно было как-то наладить обучение детей. Среди них были
мальчики — индусы, мусульмане, парсы и христиане — и несколько
девочек-индусок.
Было невозможно, да я и не считал нужным, нанимать для них специальных
учителей. Невозможно потому, что квалифицированные индийские учителя
встречались редко, а если бы их и удалось найти, то вряд ли кто-нибудь из
них согласился бы за скромное жалованье отправиться в местечко в двадцати
одной миле от Иоганнесбурга. К тому же у нас, конечно, не было лишних денег.
Кроме того, я не считал нужным брать на ферму учителей со стороны, так как
не верил в разумность существующей системы образования и задумал посредством
экспериментов и личного опыта найти правильную систему. Я твердо знал только
одно — в идеальных условиях правильное образование могут дать только
родители, а помощь со стороны должна быть сведена до минимума. Ферма
Толстого представляла собой семью, в которой я был вместо отца и в меру
своих сил нес ответственность за обучение молодежи.
Несомненно, этот замысел не лишен был недостатков. Молодые люди жили со
мной не с самого детства, они выросли в неодинаковых условиях и в разной
среде и не были последователями одной религии. Разве мог я полностью оценить
по достоинству этих молодых людей, поставленных в новые условия, даже и взяв
Но я всегда отводил первое место воспитанию души или формированию
характера, и, поскольку я был убежден, что всем молодым людям в равной
степени, независимо от их возраста и наклонностей, можно дать
соответствующее духовное воспитание, я решил быть при них неотлучно как
отец. Я считал формирование характера первоосновой воспитания и был уверен, что если эта основа будет заложена прочно, то дети — сами или с помощью
друзей — научатся всему остальному.
Однако вместе с этим я всецело отдавал себе отчет в необходимости дать
детям и общее образование; поэтому с помощью м-ра Калленбаха и адвоката
Прагджи Десаи я организовал несколько классов. Я понимал и значение
физического воспитания. Физическую закалку дети получали, выполняя ежедневно
свои обязанности. На ферме не было слуг, и всю работу, начиная со стряпни и
кончая уборкой мусора, делали обитатели фермы. Надо было ухаживать за
фруктовыми деревьями и вообще возиться в саду. М-р Калленбах очень любил
работать в саду и приобрел в этом некоторый опыт в одном из
правительственных образцовых хозяйств. И стар, и млад — все, кто не был
занят на кухне, обязаны были уделять некоторое время садовым работам. Дети
делали большую часть работы — копали ямы, рубили сучья и таскали тяжести.
Таким образом, физических упражнений было более чем достаточно. Дети
находили удовольствие в этой работе, и поэтому они обычно не нуждались в
других упражнениях или играх. Конечно, некоторые из них, а подчас и
большинство притворялись больными и увиливали от дел. Иногда я смотрел на
это сквозь пальцы, но чаще бывал строг. Думаю, что строгость не очень им
нравилась, но не помню, чтобы они противились мне. Когда я бывал строг, я
доказывал им, что неправильно бросать работу ради забавы. Однако убеждения
действовали на них лишь непродолжительное время: вскоре они вновь бросали
работу и начинали играть. Тем не менее, мы справлялись с делом, во всяком
случае, дети, жившие в ашраме, прекрасно развивались физически. На ферме
болели
