во всем совершеннейшим простаком. Вакилы, о которых
он говорил, как о своих друзьях, в действительности ничего общего с ним не
имели. Бедняга Раджкумар был для них чем-то вроде слуги. Между подобными
клиентами-земледельцами и их вакилами лежит пропасть шириной с Ганг во время
половодья.
Раджкумар Шукла повел меня в дом Раджендрабабу в Патне. Оказалось, что
Раджендрабабу отлучился в Пури или еще куда-то, забыл куда. В бунгало было
двое слуг, но они не обратили на нас никакого внимания. У меня с собой была
кое-какая еда. Я хотел поесть фиников, которые Раджкумар купил для меня на
базаре.
В Бихаре правила неприкасаемости соблюдались очень строго. Я не должен был
брать воду из колодца, пока им пользовались слуги, так как капли воды, упавшие из моего ведра, могли осквернить их — ведь они не знали, к какой
касте я принадлежу. Раджкумар показал мне уборную внутри, но слуги
немедленно выпроводили меня во двор. Меня это не удивляло и не раздражало: я
привык к таким вещам. Слуги выполняли лишь свой долг и делали то, что, как
они полагали, мог потребовать от них хозяин.
Все это усилило мое уважение к Раджкумару Шукла, но вряд ли я узнал его
лучше. Однако я понял, что Раджкумар не может быть моим руководителем, и
решил взять бразды правления в свои руки.
XIII. БЛАГОРОДНЫЕ БИХАРЦЫ
С маулана Мазхарулом Хаком я познакомился в Лондоне, где он готовился к
адвокатуре. В 1915 году я возобновил с ним знакомство на сессии Конгресса в
Бомбее (он был тогда председателем Мусульманской лиги), и он попросил меня
заехать к нему, если мне случится быть в Патне. Теперь я вспомнил об этом
приглашении и послал ему записку, в которой указал цель своего приезда. Он
тотчас приехал на своем автомобиле и стал настаивать, чтобы я остановился у
него. Я поблагодарил его и попросил сказать мне, какой будет ближайший поезд
к месту моего назначения, так как в железнодорожном путеводителе чужой в
здешних местах человек разобраться не мог. Переговорив с Раджкумаром Шуклой, он предложил мне поехать сначала в Музаффарпур. Поезд отходил в тот же день
вечером, и он отправил меня этим поездом.
В Музаффарпуре жил тогда проф. Крипалани, о котором я слышал еще в
Хайдарабаде. От д-ра Чойтрама я узнал о большой жертвенности Крипалани — о
его простом образе жизни, об ашраме, которым руководил д-р Чойтрам на
средства, полученные от Крипалани. Крипалани был преподавателем
правительственного колледжа в Музаффарпуре и незадолго до нашего приезда
подал в отставку. Я телеграфировал ему о своем приезде, и он пришел на
вокзал встречать меня в сопровождении группы студентов, хотя поезд прибыл
около полуночи. У него не было собственной квартиры, и он отвез меня к проф.
Малкани, у которого жил и сам. В те дни не каждый преподаватель, работавший
в государственном учебном заведении, стал бы принимать у себя человека, подобного мне.
Проф. Крипалани ознакомил меня с отчаянным положением в Бихаре, особенно в
округе Тирхут, и помог мне понять, какую трудную задачу взял я на себя. У
него были некоторые связи с бихарцами, которым он уже рассказал о цели, приведшей меня в Бихар.
Утром ко мне пришли несколько человек вакилов. Среди них был и Рамнавми
Прасад, который особенно понравился мне своей убежденностью.
— Вы не сможете выполнять работу, ради которой приехали, — обратился он ко
мне, — если будете жить здесь (он имел в виду квартиру проф. Малкани). Вы
должны поселиться у одного из нас. Гаябабу весьма популярный здесь вакил, и
от его имени я приглашаю вас переехать к нему. Признаюсь, все мы боимся
правительства, но, несмотря на это, будем оказывать вам посильную помощь. В
том, что Раджкумар Шукла рассказал вам, много правды. Жаль только, что
сегодня здесь нет ни одного из наших лидеров. — Я телеграфировал уже им
обоим — бабу Браджкишору Прасаду и бабу Раджендра Прасаду. Они скоро
прибудут и сумеют дать вам все необходимые сведения, что значительно
облегчит вашу задачу. Пожалуйста, переезжайте к Гаябабу.
Я не мог не внять его настояниям, хотя и боялся стеснить Гаябабу. Но
последний успокоил меня, и я поселился у него. Все члены его семьи приняли
меня весьма радушно.
Браджкишорбабу прибыл из Дарбханги, а Раджендрабабу — из Пури.
Браджкишорбабу был уже не тем бабу Праджкишором Прасадом, с которым я
познакомился в Лакхнау. На сей раз он поразил меня своей скромностью, простотой, добротой и исключительно глубокой верой, столь присущей бихарцам.
Мое сердце преисполнилось огромной радостью. Меня приятно удивило уважение к
нему вакилов Бихара.
Вскоре я почувствовал, что подружился с этими людьми на всю жизнь.
Браджкишорбабу ознакомил меня с положением в Бихаре. По обыкновению, он вел
дела бедных арендаторов; сейчас у него было два таких дела. Выиграв подобное
дело, он чувствовал удовлетворение от сознания того, что делает что-то для
бедняков. Конечно, от гонорара он не отказывался. Адвокаты считают, что если
они не будут брать денег у клиентов, то им будет не на что жить и они не
смогут оказывать действенную помощь беднякам. Размеры гонораров у вакилов и
адвокатов в Бенгалии и Бихаре поразили меня.
— Мы дали такому-то за консультацию 10 тысяч рупий, — рассказывали мне.
Гонорар всегда был не меньше четырехзначной цифры. Я мягко упрекнул их за
это. Они выслушали меня и не стали спорить.
— Ознакомившись с делами, — сказал я, — я пришел к выводу, что нужно
совершенно отказаться от обращения в суд. От этого толку мало. Там, где
крестьянин так угнетен и запуган, суд бесполезен. Действительным облегчением
для него будет избавление от страха. Мы не успокоимся до тех пор, пока не
уничтожим тинкатия в Бихаре. Я предполагал уехать отсюда через два дня, но
теперь вижу, что для выполнения этой работы необходимо два года. Я готов
посвятить этому делу и два года, если потребуется. Я уже нащупал почву, но
Браджкишорбабу отнесся к моим словам совершенно спокойно.
— Мы готовы оказать вам любую посильную помощь, — тихо сказал он, — но
скажите, пожалуйста, какого рода помощь нужна?
Мы обсуждали этот вопрос до полуночи.
— Ваши юридический познания мне мало понадобятся, — сказал я. — Мне нужны
клерки и переводчики. Возможно, придется сесть в тюрьму. Мне, конечно, хотелось бы, чтобы вы пошли на этот риск, но вы вольны поступать как вам
угодно. Само по себе превращение вас в клерков и отказ от ваших
профессиональных занятий на неопределенный срок уже большое дело. Я с трудом
понимаю местный диалект хинди и не могу читать газеты ни на кайтхи, ни на
урду. Мне хочется, чтобы вы делали переводы этих газет для меня. Мы не в
состоянии оплачивать эту работу. Все это надо делать исключительно из любви
и духа служения.
Браджкишорбабу сразу понял меня и стал в свою очередь расспрашивать меня и
всех присутствующих, чтобы выяснить, как долго будет нужна их помощь, сколько человек потребуется, должны ли будут все работать одновременно или
по очереди, и т. п. Вакилов он спрашивал, на какие жертвы они готовы пойти.
Наконец они заверили меня:
— Столько-то человек будут делать все, что вы потребуете. Некоторые будут
работать с вами столько времени, сколько понадобится. Мысль о том, что надо
быть готовым к тому, чтобы сесть в тюрьму, нечто новое для нас. Но мы
постараемся привыкнуть к ней.
XIV. ЛИЦОМ К ЛИЦУ С АХИМСОЙ
Я поставил себе целью обследовать положение крестьян в Чампаране и
вникнуть в их жалобы на хозяев плантаций индиго. Для этого мне необходимо
было переговорить с тысячами крестьян. Предварительно я счел нужным узнать
точку зрения плантаторов и повидаться с правительственным комиссаром округа.
Я получил возможность встретиться и с теми, и с другим.
Секретарь ассоциации плантаторов без стеснения заявил мне, что я лицо
постороннее и нечего мне вмешиваться в отношения между плантаторами и
арендаторами. Если же у меня есть какие-нибудь предложения, я должен их
представить в письменном виде. Я вежливо ответил, что не считаю себя
посторонним и имею полное право обследовать положение арендаторов, если они
того пожелают.
Комиссар округа, которому я нанес визит, пытался припугнуть меня и
предложил немедленно покинуть Тирхут.
Я ознакомил своих товарищей по работе со всеми этими обстоятельствами и
предупредил, что правительство, возможно, постарается помешать мне в моей
деятельности и арестует меня раньше, чем я предполагаю. Далее я указал, что
если мне предстоит арест, то будет лучше для дела, если арест произойдет в
Мотихари или, пожалуй, в Беттиа. А потому целесообразнее, чтобы я поскорее
перебрался в один из этих пунктов.
Чампаран — дистрикт в округе Тирхут, а Мотихари — его центр. Дом
Раджкумара Шукла находился недалеко от Беттиа, а крестьяне — коти, арендовавшие землю в окрестностях, были самыми бедными в дистрикте.
Раджкумар Шукла хотел, чтобы я побывал у них. Я также очень хотел этого.
В тот же день я отправился в Мотихари со своими спутниками. Дом бабу
Горакха Прасада, где мы остановились, превратился в караван-сарай. Мы с
трудом разместились в нем. В тот же день мы узнали, что в шести милях от
Мотихари один из плантаторов жестоко обошелся со своим арендатором. Было
решено, что на другой день я и бабу Дхаранидхар Прасад поедем к нему. Утром
мы отправились на слоне к месту происшествия. Кстати, слон в Чампаране столь
же обычное средство передвижения, как запряженная буйволами повозка в
Гуджарате. Не проехали мы и половины пути, как нас нагнал курьер, посланный
начальником полиции, и передал мне от него поклон. Я понял, что это
означает. Предложив Дхаранидхарбабу продолжать путь к месту назначения, я
пересел в наемную коляску, на которой приехал курьер. Тогда он передал мне
предписание покинуть Чампаран и доставил меня обратно. Когда же от меня
потребовали расписку в получении предписания, я написал, что не согласен с
этим требованием и не намерен уезжать из Чампарана, пока не закончу
обследования. В ответ на это он вручил мне повестку, приглашавшую меня
явиться на следующий день в суд в качестве обвиняемого в том, что я
отказался подчиниться приказу выехать из Чампарана.
Всю ночь я писал письма и давал бабу Браджкишор Прасаду необходимые
инструкции.
Весть о моей высылке и вызове в суд распространилась со сверхъестественной
быстротой. Мне сообщили, что в Мотихари в этот день происходили невиданные
доселе события. Дом и двор Горакхбабу были наводнены народом. К счастью, я
ночью закончил все свои дела и мог разговаривать с людьми. Мои соратники
оказали мне в этом большую услугу. Они руководили толпой, которая следовала
за мною буквально по пятам.
Между должностными лицами — коллектором, судьей, начальником полиции — и
мной установилось нечто вроде дружественных отношений. Я мог на законном
основании протестовать против предъявленных мне требований. Вместо этого я
принял должностных лиц и отнесся к ним вполне корректно. Они видели, что я
совершенно не собираюсь оскорблять их лично, а хочу только оказать
гражданское неповиновение их приказаниям. Поэтому они почувствовали
облегчение и, вместо того, чтобы чинить мне препятствия, стали нам помогать
поддерживать порядок. Однако присутствие толп людей наглядно показывало
чиновникам, что власть их поколеблена. На какой-то момент народ утратил
всякий страх перед возможным наказанием и покорялся только силе любви, которую проявлял по отношению к ним их новый друг.
Нужно отметить, что в Чампаране меня никто не знал. Крестьяне
