морали убивать змей, клопов

и им подобных. Помню, в те годы, уничтожая клопов и других насекомых, я

считал, что поступаю правильно.

Глубокие корни в моем сознании пустило лишь убеждение, что мораль есть

основа всех вещей, а истина — сущность морали. Истина стала моей

единственной целью. Я укреплялся в этой мысли с каждым днем, и мое понимание

истины все ширилось.

Строфа из дидактической поэмы на гуджарати завладела моим сердцем и умом.

Ее заповедь — отвечай добром на зло — стала моим руководящим принципом. Эта

заповедь настолько увлекла меня, что я начал проводить многочисленные опыты.

Вот строки, так поразившие меня:

За чашу с водой отблагодари хорошей пищей;

В ответ на доброе приветствие отвесь низкий поклон;

Давшему пенни отплати золотом;

Если тебе спасают жизнь, не дорожи ею.

Вот в чем смысл слов и дел мудреца;

За каждую маленькую услугу тебе воздается сторицей.

Но истинно благородный человек знает всех людей как одного

И с радостью платит добром за причиненное ему зло.

XI. СБОРЫ В АНГЛИЮ

Выпускные экзамены на аттестат зрелости я сдал в 1887 году. Тогда их

сдавали в Бомбее и в Ахмадабаде. Нищета, царившая в стране, естественно, вынуждала учащихся Катхиавара ехать в город, расположенный поближе, где

прожить можно было дешевле. Скудные средства моей семьи вынудили меня

сделать то же самое. Это была моя первая поездка из Раджкота в Ахмадабад, и

впервые я ехал один.

Родители хотели, чтобы, получив аттестат зрелости, я поступил в колледж.

Колледжи имелись в Бавнагаре и Бомбее. Я решил отправиться в Бавнагар в

Самалдасский колледж, так как это было дешевле. Оказавшись в колледже, я

совершенно растерялся: мне было очень трудно слушать лекции, не говоря уже о

том, чтобы вникать в них. Виноваты были не преподаватели, которые считались

первоклассными, а я сам, так как был совершенно не подготовлен. По окончании

первого семестра я вернулся домой.

Мавджи Даве — умный и ученый брахман — был старым другом и советником

нашей семьи. Дружеские отношения с ним сохранились и после смерти отца.

Как-то во время моих каникул он зашел к нам и разговорился с матерью и

старшим братом относительно моих занятий. Узнав, что я учусь в Самалдасском

колледже, он сказал:

— Времена изменились. Ни один из вас не может рассчитывать на получение

гади вашего отца без должного образования. И уже сейчас, когда мальчик еще

только учится, вы должны сделать все, чтобы он получил гади. Чтобы стать

бакалавром, ему потребуется четыре — пять лет, что принесет ему в лучшем

случае место с жалованьем 60 рупий, но не даст звание дивана. Если он, как и

мой сын, пойдет по юридической части, ему придется учиться дольше, а к тому

времени, когда он кончит, уже будет тьма адвокатов, претендующих на пост

дивана. На вашем месте я бы послал его в Англию. Сын мой Кевалрам говорит, что стать адвокатом совсем нетрудно. Через три года он вернется. Расходы не

превысят четырех — пяти тысяч рупий. Представьте себе адвоката, вернувшегося

из Англии. Он будет жить шикарно! По первой же просьбе он получит пост

дивана. Я очень советую послать Мохандаса в Англию в этом году. У Кевалрама

там много друзей. Он даст рекомендательные письма к ним, и Мохандас легко

там устроится.

Джошиджи — так обычно звали мы старого Мавджи Даве — обратился ко мне и

спросил, нисколько не сомневаясь в утвердительном ответе:

— Не правда ли, ты предпочитаешь поехать в Англию, а не учиться здесь?

Ничего лучшего я не мог себе представить. Я изнемогал под бременем своих

занятий. Потому я ухватился за это предложение и заявил, что чем скорее меня

пошлют, тем лучше. Однако быстро сдать экзамены не так легко. Нельзя ли

послать меня на медицинский факультет?

Брат перебил меня:

— Отцу всегда не нравилась эта профессия. Он имел тебя в виду, когда

говорил, что вишнуиты не должны заниматься вскрытием трупов. Отец

предназначал тебя для адвокатской карьеры.

Джошиджи вступился:

— Я не возражаю против профессии врача. Наши шастры ничего не имеют против

нее. Но диплом врача не сделает из тебя дивана, а я хочу, чтобы ты был

диваном и даже кем-нибудь повыше. Тогда ты сможешь обеспечить свою большую

семью. Времена быстро меняются, и жить становится с каждым днем труднее.

Поэтому самое мудрое — стать адвокатом.

Затем он обратился к матери:

— Мне пора уходить. Взвесьте, пожалуйста, все, что я сказал. Надеюсь, что

когда я приду сюда в следующий раз, я услышу о приготовлениях к отъезду в

Англию. Дайте мне знать, если понадобится помощь.

Джошиджи ушел, а я принялся строить воздушные замки. Старший брат был

сильно обеспокоен. Где найти средства для моей поездки? И можно ли такого

юношу, как я, посылать одного за границу?

Мать совсем расстроилась. Ей не хотелось отпускать меня.

— Дядя, — говорила она, — сейчас старший в нашей семье. Нужно прежде всего

посоветоваться с ним. Если он согласится, тогда решим.

У брата зародилась другая мысль:

— Правительство Порбандара несколько обязано нам. Правительственный

чиновник м-р Лели хорошего мнения о нашей семье и высоко ценит дядю.

Возможно, он даст тебе государственную стипендию для обучения в Англии.

Мне это очень понравилось, и я решил съездить в Порбандар. Железной дороги

туда в то время еще не было, нужно было ехать пять дней на буйволах. Я уже

говорил, что был труслив. Но желание поехать в Англию настолько овладело

мной, что я сумел побороть трусость. Я нанял повозку, запряженную буйволами, до Дораджи, а затем взял верблюда, чтобы добраться до Порбандара на день

раньше. Это было мое первое путешествие на верблюде.

Приехав к дяде, я подробно рассказал ему обо всем. Он подумал и сказал:

— Не уверен, что в Англии можно прожить без ущерба для твоей религии.

Сомневаюсь в этом на основании того, что мне пришлось наблюдать. Когда я

встречаюсь с крупными адвокатами-индусами, то не вижу разницы между их

образом жизни и образом жизни европейцев. Они неразборчивы в еде и не

выпускают изо рта сигару, а одеваются так же бесстыдно, как англичане. Все

это не соответствует традициям нашей семьи. Скоро я отправлюсь в

паломничество, да и жить мне осталось недолго. Как могу я на пороге смерти

дать тебе разрешение ехать в Англию, переплывать моря? Но не хочу быть и

помехой. В данном случае важно получить разрешение матери. Если она разрешит

— с богом. Скажи ей, что я препятствовать не стану. Ты поедешь с моего

благословения.

— Ничего другого я от вас и не ожидал, — сказал я.

— Постарайся теперь убедить мать.

— А не можете ли вы дать мне рекомендательное письмо к мистеру Лели?

— Не могу, — ответил дядя, — но он хороший человек. Попроси его о

стипендии; расскажи, в чем дело. Без сомнения, он поможет тебе.

Не знаю, почему дядя не дал мне рекомендательного письма. Мне кажется, ему

не хотелось принимать непосредственное участие в моей поездке, которая была, по его мнению, все же не религиозным делом.

Я написал м-ру Лели, и он пригласил меня в свою резиденцию. Мы встретились

в тот момент, когда он поднимался по лестнице. Он коротко сказал:

— Сначала сдайте экзамен на бакалавра, а потом уже приходите ко мне. Не

могу вам оказать сейчас никакого содействия, — и поспешил дальше.

Я тщательно подготовился к разговору с ним, заучил фразы, которые хотел

ему сказать, отвесил низкий поклон и приветствовал его обеими руками. И все

оказалось напрасным! Я вспомнил об украшениях жены. Подумал о старшем брате.

На него я надеялся больше всего. Он чрезвычайно великодушен и любит меня как

сына.

Вернувшись из Порбандара в Раджкот, я рассказал обо всем происшедшем.

Поговорил с Джошиджи. Он посоветовал в случае необходимости даже занять у

кого-нибудь нужную сумму. Я предложил продать украшения жены — это могло

дать от двух до трех тысяч рупий. Брат также обещал достать какую-то сумму.

Мать все еще возражала. Она занялась расспросами об Англии. Кто-то сказал

ей, что молодые люди неизменно погибают в Англии; другие говорили, что там

привыкают есть мясо; третьи — что там невозможно жить без спиртных напитков.

— Как же быть со всем этим? — спросила она меня.

Я сказал:

— Ты веришь мне? Я не буду тебе лгать. Клянусь, что никогда не притронусь

ко всему этому. Неужели Джошиджи отпустил бы меня, если бы мне грозила

какая-нибудь опасность?

— Сейчас я верю тебе, — сказала она. Но как верить тебе, когда ты будешь

так далеко? Не знаю, что и делать. Спрошу Бечарджи Свами.

Бечарджи Свами прежде принадлежал к касте мод-бания, но потом стал

монахом-джайном. Он был, как и Джошиджи, советником нашей семьи. Он пришел

мне на помощь, сказав матери:

— Я возьму с мальчика три торжественных обета, и его можно будет

отпустить.

Он приготовил все для обряда, и я поклялся не дотрагиваться до вина, женщин и мяса. После этого мать дала разрешение.

Школа устроила мне проводы. Молодой человек из Раджкота, отправляющийся в

Англию, представлял собой необычное явление. Дома я написал несколько слов

благодарности, но на торжественных проводах еле пролепетал их. Помню, что у

меня закружилась голова и я весь дрожал, стоя перед провожавшими и читая

слова благодарности.

Напутствуемый благословениями близких, я выехал в Бомбей. Это была моя

первая поездка туда. Со мной ехал брат. Но не говори «гоп», пока не

перепрыгнешь. В Бомбее нам предстояло столкнуться с некоторыми трудностями.

XII. ВНЕ КАСТЫ

Получив разрешение и благословение матери, я уехал с радостным чувством, оставив дома жену с грудным ребенком. Но по прибытии в Бомбей тамошние наши

друзья стали говорить брату, что в июне и июле в Индийском океане бывают

бури и что, поскольку я отправляюсь в морское путешествие впервые, не

следует пускаться в плавание раньше ноября. Кто-то рассказал, как во время

последнего шторма затонул пароход. Брат был встревожен всем услышанным и

отказался сразу отпустить меня. Он оставил меня у своего приятеля в Бомбее, а сам вернулся в Раджкот, предварительно заручившись обещанием друзей

оказать мне в случае необходимости поддержку; деньги же, ассигнованные на

мое путешествие, отдал на хранение зятю.

В Бомбее дни тянулись для меня мучительно медленно. Я все время мечтал о

поездке в Англию.

Между тем представители моей касты всполошились. Ни один мод-бания не

бывал в Англии, а если я осмелился на это, меня следовало призвать к ответу.

Созвали общее собрание касты и вызвали меня. Я пошел. Сам не знаю, откуда у

меня взялась такая смелость. Без страха и сомнений появился я на собрании.

Шет — глава общины, находившийся со мной в отдаленном родстве и бывший в

очень хороших отношениях с моим отцом, заявил мне:

— Каста осуждает ваше намерение ехать в Англию. Наша религия запрещает

путешествия за границу. Кроме того, мы слышали, что там невозможно жить, не

нарушая заветов нашей веры. Там надо будет есть и пить вместе с европейцами!

Я ответил:

— Не думаю, чтобы поездка в Англию противоречила законам нашей религии. Я

хочу поехать, чтобы продолжить образование. И я торжественно обещал матери

воздерживаться от трех вещей, которых вы больше всего боитесь. Уверен, что

этот обет защитит меня.

— Но мы утверждаем, — сказал шет, — что там невозможно не изменить своей

религии. Вы знаете, в каких отношениях я был с вашим отцом, и потому должны

послушаться