делали это, когда в этом не было никакой

надобности. А теперь это необходимо, и вы отказываетесь, а жаль!

Но я был тверд.

Изо дня в день мой друг настаивал на своем, но у меня хватило сил

противостоять искушению. Чем больше он настаивал, тем более непреклонным я

становился. Я ежедневно молил бога о поддержке и получал ее. Не могу

сказать, что я имел определенное представление о боге. Это была просто вера, семена которой бросила в мою душу добрая няня Рамбха.

Как-то раз мой друг начал читать мне «Теорию утилитаризма» Бентама. Я

совершенно растерялся. Язык был настолько труден, что я ничего не понимал.

Он стал разъяснять. Тогда я сказал:

— Извините меня, пожалуйста. Эти сложные рассуждения выше моего понимания.

Допускаю, что необходимо есть мясо. Но не могу нарушить данный мною обет и

не хочу спорить на эту тему. Я уверен, что моя аргументация будет слабее

вашей. Но, пожалуйста, оставьте меня в покое, как поступают с глупыми или

упрямыми. Я ценю вашу любовь и знаю, что вы желаете мне добра. Знаю также, что вы все время возвращаетесь к этому, потому что переживаете за меня. Но я

ничего не могу поделать. Обет есть обет, и он не может быть нарушен.

Друг с удивлением взглянул на меня. Потом закрыл книгу и сказал:

— Хорошо. Больше говорить на эту тему я не буду.

Я был доволен. И мы действительно не возвращались к ней. Но он продолжал

заботиться обо мне. Он курил и пил, но никогда не уговаривал меня следовать

его примеру. По правде говоря, он даже убеждал меня не притрагиваться к

табаку и спиртному. Его беспокоило лишь, что я очень ослабею без мяса и не

буду чувствовать себя в Англии как дома.

Так прошел первый месяц моего пребывания в Англии. Друг д-ра Мехта жил в

Ричмонде, и в Лондоне я мог бывать не больше одного-двух раз в неделю. Тогда

д-р Мехта и адвокат Далпатрам Шукла решили, что лучше поместить меня в

какую-нибудь семью. Шукла нашел подходящую англо-индийскую семью в Вест

Кенсингтоне, и я поселился там. Хозяйка была вдовой. Я рассказал ей о своем

обете, и она обещала хорошо обо мне заботиться. Я поселился у нее, но и

здесь мне пришлось голодать. Я написал домой и просил выслать мне сладости и

другие продукты, но посылка еще не пришла. Все было невкусно. Каждый день

старушка-хозяйка спрашивала, нравятся ли мне кушанья. Но что она могла

сделать? Я все еще был очень робок и не решался за столом просить добавки. У

хозяйки было две дочери. Они настояли на том, чтобы мне подавали лишние

один-два кусочка хлеба, не понимая, что меня мог удовлетворить лишь целый

каравай.

Но теперь я знал, что делать. Я еще не начал заниматься регулярно, но под

влиянием адвоката Шукла стал читать газеты. В Индии я никогда не читал

газет, но здесь благодаря систематическому чтению сумел пристраститься к

ним. Я постоянно просматривал «Дейли ньюс», «Дейли телеграф» и «Пэл мэл

газет». Это занимало у меня менее часа в день. Затем я начинал бродить по

городу. Я искал вегетарианский ресторан. Хозяйка сказала мне, что в Сити

есть и такие. Я отмеривал в день по 10-12 миль, заходил в дешевенький

ресторан и наедался хлебом, но все же постоянно ощущал голод. Во время этих

странствований набрел я однажды на вегетарианский ресторан на Фаррингдон

стрит. При виде его меня охватило чувство радости, подобное тому, какое

испытывает ребенок, получив давно желанную игрушку. При входе я заметил в

окнах у двери книги, выставленные для продажи. Среди них была книга Солта «В

защиту вегетарианства». Купив ее за шиллинг, я прошел в столовую. Здесь

впервые со времени приезда в Англию я сытно поел. Бог пришел мне на помощь.

Я прочел книгу Солта от корки до корки, и она произвела на меня сильное

впечатление. С тех пор благодаря ей я стал убежденным вегетарианцем. Я

благословил день, когда дал обет матери. До сих пор я воздерживался от мяса

лишь потому, что не хотел лгать и нарушать свой обет. В то же время, я

желал, чтобы все индийцы стали есть мясо, и предполагал, что со временем и

сам буду свободно и открыто делать это и склонять к этому других. Теперь же

я сделал выбор в пользу вегетарианства, и распространение его стало с тех

пор моей миссией.

XV. Я СТАНОВЛЮСЬ АНГЛИЙСКИМ ДЖЕНТЛЬМЕНОМ

Моя вера в пользу вегетарианства крепла день ото дня. Книга Солта

пробудила во мне интерес к изучению диететики, и я стал читать всевозможные

книги по вегетарианству. Одна из таких книг, «Этика диетического питания»

Говарда Уильямса, включала «историю литературы по гуманной диететике и

биографии вегетарианцев с древнейших времен до наших дней». Автор пытался

доказать, что все философы и пророки от Пифагора и Иисуса и до наших дней —

вегетарианцы. Книга Анны Кингсфорд «Пути усовершенствования диетического

питания» была также увлекательной. Очень помогли мне работы доктора

Аллинсона о здоровье и гигиене. Он пропагандирует систему лечения, основанную на регулировании диеты пациентов. Будучи сам вегетарианцем, он

предписывал своим пациентам строго придерживаться вегетарианской пищи. В

результате чтения всей этой литературы диететические опыты заняли видное

место в моей жизни. Для начала этих опытов основным принципиальным

соображением послужила забота о здоровье. Но впоследствии главным мотивом

стала религия.

Тем временем мой друг продолжал заботиться обо мне. Его любовь ко мне

внушала ему мысль о том, что если я по-прежнему не буду есть мяса, то не

только ослабею физически, но и перестану развиваться умственно, так как

всегда буду чувствовать себя чужим в английском обществе. Узнав, что я начал

интересоваться книгами по вегетарианству, он испугался, как бы эти занятия

не вызвали путаницы у меня в голове. Он считал, что, проводя такие

эксперименты, я растрачиваю силы по мелочам, забывая о своих основных

занятиях, и становлюсь чудаком. Поэтому он предпринял последнюю попытку

исправить меня. Однажды он пригласил меня в театр. Перед спектаклем мы

договорились пообедать в ресторане «Холборн», который мне казался

великолепным еще и потому, что я не бывал в таких крупных ресторанах с тех

пор, как уехал из отеля «Виктория». Жизнь в этом отеле мало чему меня

научила. Мой друг пригласил меня в ресторан в расчете на то, что я из

скромности не буду задавать вопросов. Мы уселись за стол, в центре

многочисленной компании, друг против друга. На первое подали суп. Я не знал, из чего он приготовлен, но не решался спросить об этом своего друга. Поэтому

я подозвал официанта; заметив это, друг спросил через стол, в чем дело.

После длительного колебания я сказал ему, что хотел узнать, мясной это суп

или вегетарианский.

— Ты ведешь себя бестактно в приличном обществе, — гневно воскликнул он. —

Если ты не умеешь вести себя, тебе лучше уйти. Пообедай в другом ресторане и

жди меня на улице.

Это обрадовало меня. И я ушел. Поблизости находился вегетарианский ресторан, который, однако, был закрыт, и я остался голодным. Мы пошли в театр. Друг никогда больше не

упоминал об этом инциденте. Я, разумеется,тоже молчал.

Это была наша последняя дружеская стычка. Она нисколько не повлияла на

наши отношения. Я понимал, что все его поступки продиктованы любовью ко мне, и ценил это. Мое уважение к нему росло, несмотря на различие в образе мыслей

поступках.

Я решил успокоить его и заверить, что больше не буду бестактным, что

попытаюсь вести себя безукоризненно и придать своему вегетарианству такую

форму, которая не мешала бы мне находиться в приличном обществе. Ради этого

я взял на себя непосильную задачу — стать английским джентльменом.

Я решил, что костюмы, сшитые в Бомбее, не годятся для английского

общества, и приобрел новые в магазине армии и флота. Я купил также цилиндр

за 19 шиллингов — цена по тому времени довольно высокая. Не

удовольствовавшись этим, я истратил 10 фунтов стерлингов на вечерний костюм

в магазине на Бонд Стрит-центре лондонских мод. Кроме того, я заставил

своего доброго и благородного брата выслать мне двойную золотую цепочку для

часов. Носить готовые галстуки считалось неприличным, и я научился искусству

завязывать их. В Индии зеркало было предметом роскоши. Мне разрешали

пользоваться им лишь в те дни, когда наш семейный парикмахер брил меня.

Здесь же я ежедневно проводил по десять минут перед огромным зеркалом, завязывая галстук и приводя в порядок прическу. Волосы у меня были жесткие, и я подолгу приглаживал их щеткой. Каждый день перед зеркалом я снимал и

надевал шляпу, а другой рукой автоматически приглаживал волосы. Я усвоил и

другие жесты, принятые в приличном обществе.

Но поскольку и этого было недостаточно, чтобы стать английским

джентльменом, я принял другие меры, приближавшие меня к цели. Мне сказали, что необходимо брать уроки танцев, французского языка и красноречия.

Французский язык был не только языком соседней Франции, но и языком

континента, о путешествии по которому я страстно мечтал. Я решил поступить в

танцевальный класс и уплатил за курс три фунта стерлингов. Мне должны были

преподать шесть уроков в течение трех недель. Но ритмические движения были

для меня чем-то совершенно непостижимым. Я не мог следить за музыкой и

сбивался с такта. Что же было делать? В одной сказке говорится, что

отшельник взял кошку, чтобы ловить крыс, потом корову, чтобы поить кошку

молоком, потом человека, чтобы ухаживать за коровой, и т. д. Мое честолюбие

вело меня приблизительно по тому же пути. Чтобы приучить свое ухо к западной

музыке, я стал учиться играть на скрипке. Я истратил три фунта на скрипку и

несколько большую сумму уплатил за уроки. Затем я нанял учителя красноречия

и заплатил ему вперед гинею. Он рекомендовал мне учебник красноречия Белла.

Я его купил и начал с речи Питта.

Но Белл (*) прозвучал, как звонок будильника, и я проснулся.

(* По-английски «bell» — звонок. *)

Ведь не собираюсь же я оставаться в Англии на всю жизнь? — сказал я себе.

Для чего мне тогда обучаться красноречию? И каким образом танцы сделают меня

джентльменом? А играть на скрипке я могу научиться и в Индии. Я студент и

должен заниматься своей наукой. Мне нужно готовиться к вступлению в

корпорацию юристов. Если я уже стал джентльменом, — хорошо, если нет, —

нужно отказаться от этого намерения.

Такие и подобные мысли овладели мной, и я выразил их в письме, адресованном учителю красноречия, прося его также избавить меня в дальнейшем

от уроков. Я взял всего два — три урока. Такое же письмо я послал учителю

танцев, а к преподавательнице игры на скрипке отправился сам и попросил ее

продать мою скрипку за любую цену. Преподавательница относилась ко мне

хорошо, и я рассказал ей, как понял, что пошел по неверному пути. Она

поддержала меня.

Мое ослепление длилось около трех месяцев. Педантичность в отношении

одежды сохранялась в течение многих лет. Но отныне я стал студентом.

XVI. ПЕРЕМЕНЫ

Я не хотел бы, чтобы создалось впечатление, будто мое увлечение танцами и

тому подобными вещами было своего рода потворством своим желаниям. Даже

тогда, в период увлечений, у меня было достаточно здравого смысла и до

известной степени я анализировал свои поступки. Я учитывал каждый

истраченный мною фартинг и вел точную запись всех расходов. Всякие,