она.

— Ах да, «Книга мучеников», — кивнул я, припоминая, что накануне за столом кто-то упоминал о проповедях ректора на эти сюжеты. — Разве книга Фокса нуждается в комментариях? Он и сам довольно-таки многословен.

— Отец считает, что нуждается. Для моего отца не существует ничего важнее этих комментариев — разве что бесконечные заседания совета колледжа, где ничего не происходит, все только сплетничают и грызутся между собой. — Она яростно дернула свисавшую над ее головой ветвь, и листья посыпались на землю. — Умнейшие люди Британии, доктор Бруно, а ведут себя как прачки, собравшиеся позлословить у пруда.

— Да, я насмотрелся такого в университетах, — улыбнулся я в ответ.

София еще что-то хотела добавить, но из внутреннего двора послышался шум и в проходе показались двое крепких мужчин, опоясанных кухонными фартуками.

— Пойду-ка я лучше, — сказала София, в последний раз боязливо оглянувшись на мертвые тела. — Простите, что не смогу побывать на диспуте, доктор Бруно. Мне не разрешают, а хотелось бы услышать, как вы побьете отца в споре.

Я удивленно приподнял бровь, а девушка ответила мне печальной улыбкой.

— Что, не полагается так говорить преданной дочери? Ну да, только дело в том, что у отца обо всем раз навсегда сложившееся мнение — и о миропорядке, и о том, кому какое место отведено в этом порядке. Порой мне кажется, он во все это верит лишь потому, что ему проще ни о чем не задумываться и не принимать самому никаких решений. А я бы так хотела, чтобы кто-нибудь разрушил эту его окаменелость, заставил подумать. Может быть, если бы он хотя бы допустил, что люди имеют право думать по-разному, он бы понял, что мир не неподвижен, а переменчив. Вот почему я желаю вам победы, доктор Бруно. — Она даже схватила меня за руку и слегка встряхнула. Я с улыбкой кивнул ей в ответ.

— То есть если ректор признает, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот, он сумеет поверить и в то, что дочь имеет право учиться, как сын, и сама может выбирать себе мужа?

София покраснела и улыбнулась:

— Примерно так. Вы умны, доктор Бруно.

— Зовите меня Джордано, — попросил я.

София беззвучно задвигала губами, потом покачала головой:

— Мне это имя не выговорить. Давайте уж лучше буду звать вас Бруно. Итак, Бруно, вы должны выиграть этот диспут ради меня. Вы — мой рыцарь на этом поединке умов. — Она снова бросила взгляд на вытоптанную и окровавленную траву, и ее короткое оживление пропало. — Бедный доктор Мерсер! Как же так?

Еще раз пристально вглядевшись в лежавшие под деревьями тела, — выражения ее лица я не мог разгадать, — она повернулась и побежала по траве в сторону колледжа, легкая, быстрая. Обернулась и кинула мне прощальный взгляд как раз в тот момент, когда поравнявшийся со мной коренастый мужчина спросил, развязывая большой мешок:

— Так где нам закопать этого пса, приятель?

Глава 5

Наконец пришел коронер, освободивший меня от обязанности караулить тело Роджера Мерсера, а вместе с ним явился преисполненный важности доктор Джеймс Ковердейл, — как же, ему поручили вынос тела покойного соперника. Я с облегчением покинул сад через внутреннюю калитку и вышел во двор колледжа.

Служба закончилась, студенты в раздуваемых ветром мантиях толпились у входа в часовню, оживленно сплетничали и явно были в восторге от происшествия, хотя и делали вид, что страшно напуганы.

Было семь утра, но, поскольку мой ночной сон был прерван, мне хотелось поскорее вернуться в комнату, переодеться и еще немного поспать. А затем нужно было привести мысли в порядок перед вечерним диспутом, хотя нельзя сказать, что этот диспут интересовал меня по-прежнему.

На моей рубашке и штанах остались пятна крови, на что Ковердейл довольно ехидно указал мне, когда я прощался с ним и коронером.

— Вам бы лучше переодеться, доктор Бруно, — с издевкой посоветовал он, — а то, чего доброго, вас за убийцу примут.

Возможно, его разозлило, что я, а не он оказался в центре событий. Пусть, дескать, чужак не считает себя чересчур важной персоной. Поглядывая на взволнованных студентов, я пытался понять, как мог Ковердейл даже в шутку заговорить об убийстве, если ректор официально всех уведомил, что произошел несчастный случай. Впрочем, быть может, я слишком много значения придавал случайно вырвавшимся словам.

Однако действительно следовало переодеться. Стягивая штаны, я вдруг что-то нащупал в кармане. Ба, да это же ключи Роджера! Видимо, я машинально сунул их к себе в карман.

Я внимательно рассмотрел ключи. Меньший, по-видимому, был от двери в комнату Роджера: похожий выдали мне от моих комнат. Я кинул взгляд в окно на двор колледжа. Студенты постепенно расходились; у каждого книги под мышкой или в руках; кто спешит в библиотеку, кто-то направляется к главным воротам; на меня никто и не взглянул.

Я все смотрел на ключи. Что, если в комнате Роджера удастся найти какую-то подсказку или улику? Кого это, интересно, он ждал в саду и зачем взял с собой деньги? Я мог бы наскоро осмотреть его комнату, пока студенты заняты своими делами, а чуть попозже вернуть ключи ректору. Скажу, что по рассеянности сунул их в карман. Тем более, это чистая правда.

Роджер упоминал, что живет в башне над главным входом. Я глянул на высокие сводчатые окна первого этажа, прикидывая, где могут находиться его комнаты, а затем уверенно ступил на лестницу, ведущую через западную пристройку в башню.

На первой же площадке была невысокая деревянная дверь с надписью: «Доктор Р. Мерсер, заместитель ректора». Воровато оглянувшись по сторонам, я сунул ключ в замок, без усилия повернул его и скользнул внутрь. Всего два часа тому назад Роджер покинул эту комнату, даже не подозревая о том, что ему уже не суждено вернуться. На миг мне послышались над головой легкие, частые шаги. Я замер, насторожился, но скоро все стихло.

Я никак не ожидал увидеть того, что предстало моим глазам: комната была разгромлена, книги и карты сброшены с полок и раскиданы по полу, одежда выброшена из сундуков и ящиков и тоже валяется на полу. Толстый ковер скатали и оттащили в сторону; судя по следам, кто-то пытался вырвать доску из пола. Одно из двух: либо Роджер покидал комнату в страшной спешке и перед уходом что-то лихорадочно искал, либо кто-то другой прежде меня обыскал его комнату.

Комната была длинная, с высоким потолком; узкие окна в одной стене выходили на квадратный двор, другие — на улицу. В этой стене был еще широкий камин, выложенный кирпичом, напротив которого стоял массивный дубовый стол с красивыми резными ножками. С противоположной от входной двери стороны виднелись три ступеньки и распахнутая дверь. Ладони у меня вдруг вспотели, и биение собственного сердца буквально оглушило меня: я вспомнил услышанные ранее шаги. Что, если доносились они вовсе не сверху, а из соседней комнаты, где притаился злоумышленник. Я прихватил единственный предмет в комнате, годившийся в качестве оружия самозащиты, — кочергу с каминной решетки — и, крепко сжимая ее обеими руками, на цыпочках двинулся к раскрытой двери. Зашел, занес кочергу… В маленькой комнате не было никого. Только простая кровать на колесиках (из тех, что можно днем закатывать под более высокую), рукомойник и тяжелый дубовый шкаф с резными дверцами. Эта маленькая спальня тоже подверглась обыску: простыни были грубо сорваны с кровати, глиняный кувшин сброшен с умывальника и разлетелся на куски. Подойдя ближе, я увидел, что соломенный матрас вспорот в нескольких местах. В углу комнаты обнаружилась еще одна дверь — маленькая, утопленная в стене. Я подергал ручку, но дверь была заперта. Когда я постучал по ней, то, судя по гулкому эху, пришел к выводу, что за ней скрывается лестница, ведущая в верхние этажи башни. С кочергой наготове я заглянул за тяжелые оконные портьеры и под кровать, но и там никого не обнаружил.

Итак, я был один. Успокоившись на этот счет, я вернулся в кабинет и аккуратно запер за собой дверь, чтобы без помех обыскать его. Но с чего начать в таком хаосе? Комната была набита самой разнообразной мебелью из крепкого дуба. Тот, кто обыскивал кабинет до меня, перевернул стулья, проволок по полу сундук и взломал его, выставив напоказ хранившиеся в нем книги. Этот человек рылся в вещах Роджера торопливо и с такой настойчивостью, что было ясно: он твердо рассчитывал найти здесь нечто весьма ценное. Но вот удалось ему это или нет?.. И если нет, смогу ли я найти? И если найду, пойму ли, что это именно то, что мне нужно?

Красивый письменный стол был весь завален бумагами и перьями. Небольшую бронзовую астролябию сбросили на пол. Я наклонился, чтобы поднять ее, и увидел, что стрелка погнулась. Рядом с астролябией под столом валялся еще какой-то темный, свернувшийся спиралью предмет. Заинтересовавшись необычной формой, я вытащил его на свет и понял, что это просто-напросто длинная полоска давно уже засохшей апельсиновой кожуры. Затем я торопливо просмотрел бумаги на столе, но если в них и таилась разгадка смерти хозяина кабинета, то, чтобы разобрать все эти рукописи и прочесть их, требовалось чересчур много времени.

Из стола были вытащены все ящики. Я проверил каждый — нет ли двойного дна, — однако ничего не обнаружил. Я даже высыпал на пол содержимое этих ящиков, благо все и так было перемешано. В конце концов я почувствовал усталость и отвращение к этому занятию. Что я здесь делаю? Я же понятия не имею, что надо искать.

В верхнем левом ящике мне попался небольшой кожаный бювар. Я открыл его в надежде, что там, возможно, хранятся письма или какие-то записки за последние дни, которые могут пролить свет на происшествие. Освободил место на столе и раскрыл бювар. Из него выпала тонкая книжица в кожаном переплете. Я пролистал ее: это был календарь-ежедневник на 1583 год. Страницы размечены по дням недели, наверху каждой страницы обозначен месяц и выписаны соответствующие астрологические прогнозы. Сердце у меня колотилось, я лихорадочно переворачивал страницу за страницей к последней дате: быть может, Роджер записал, с кем назначил встречу в саду?

Пока я искал страницу с датой двадцать второе мая, я отметил одну особенность этого календаря: на каждый день были проставлены две даты, одна черными типографскими чернилами, другая — красными от руки. Красная дата на десять дней опережала черную. Я сразу понял, что это такое, потому что видел то же самое в календаре у французского посла: красная дата проставлялась по новому стилю, который