мученичества святого Себастьяна, или же предоставит им догадываться самим.
— Dio buono, amico mio[28] — что за денек! — воскликнул у меня за спиной знакомый голос, и, обернувшись, я увидел Джона Флорио, плотно закутавшегося в плащ. — Держу пари, в Неаполе вы такого дождя не видели.
— Думаю, такого дождя и Ной не видел, — угрюмо отвечал я, бросая взгляд на разбушевавшиеся небеса.
— Вы куда-то собираетесь? — спросил он, подхватив меня под руку и с интересом заглядывая в лицо.
Вместе мы вышли через ворота на Сент-Милдред-Лейн.
— Не пройтись ли нам? — с энтузиазмом предложил Флорио. — Я шел на Кэт-стрит справиться насчет французских книг, которые я заказал, да и, по правде говоря, приятно будет отлучиться на часок из колледжа даже в такую погоду. Это очередное убийство всех тут потрясло. Пойдемте вместе, этот книготорговец покажет вам что-нибудь интересное. В основном-то он переплетчик, но у него есть связи с типографиями Франции и Нидерландов, и оттуда порой к нему попадает кое-что стоящее, разные редкие рукописи, которых больше нигде не найдешь. Ради этого можно некоторое время вытерпеть общество этого несносного типа.
Мы шагали по грязным улицам, Флорио трещал по-итальянски и строил предположения насчет убийства Ковердейла, жестикулируя на ходу, а я только согласно кивал, в тех редких паузах, когда он переводил дух. На углу Сент-Джон-стрит и Кэт-стрит мы услышали крики и грубый смех. Обернувшись, увидели у ворот Смитгейт стайку мальчишек-подмастерьев, которые, толкая друг друга и хохоча, тыкали пальцами в нашу сторону и выкрикивали оскорбления. Флорио покрепче ухватил меня за локоть и поволок прочь под крики: «Папистские ублюдки! Вон из Англии!»
— Не обращайте внимания, — пробормотал Флорио, ускоряя шаги.
Один из мальчишек нагнулся за камнем, другие плевали в нашу сторону. Они побежали было вслед за нами, но смелости у них хватило только на грубые выкрики издалека. Да и те через несколько минут стихли.
— Не очень-то здесь любят иностранцев, — заметил я, с облегчением ныряя под выступающие верхние этажи домов на Кэт-стрит.
Флорио печально взглянул на меня.
— Это лишь предлог, чтобы поднять шум. Для толпы всякий иностранец — католик, который только и думает, как бы зарезать невинных младенцев в колыбели. Я такое слышу чуть ли не каждый день, хотя родился и вырос в этой стране. Не обращайте внимания, amico mio. Мы почти пришли.
— Как зовут книгопродавца? — спросил я, хотя заранее был уверен в ответе.
— Роуленд Дженкс, — бросил через плечо Флорио. — Вы о нем еще не слышали? В городе его поносят почем зря, считают колдуном, некромантом, но вы же знаете, как люди склонны злословить. Зато Дженкс добудет вам любую книгу, за которой вам в противном случае пришлось бы самому ехать во Францию, — вот за что я его ценю. Некоторые мои коллеги в его магазин ни ногой и клевещут на любого из колледжа, кто к нему ходит, но я стараюсь не обращать внимания. У меня, un inglese italianato,[29] и так хватает неприятностей, вы сами тому свидетель. Вот мы и пришли, — закончил он свою речь, указывая на небольшой магазинчик: именно здесь накануне укрылись Уильям Бернард и Дженкс. Сейчас ставни были открыты, но окна все равно казались темными и негостеприимными.
Флорио в нерешительности коснулся моей руки.
— Простите, доктор Бруно: прежде чем войти, я должен спросить вас, читали ли вы мою записку? — настойчиво прошептал он, в глазах его вспыхнула тревога.
Я уставился на него, онемев от изумления.
— Вашу записку?
— Да, это я оставил вам записку. Вы ее получили?
— Да, но… я понятия не имел, что это послание от вас.
Я смотрел на Флорио, не веря своим глазам и ушам. Неужели это он располагал какой-то информацией об убийствах? Так почему же, ради всех святых, он не обратился к властям?
И тут я вспомнил слова Томаса Аллена: ходят слухи, что в колледже находится правительственный соглядатай. Действительно, Флорио, знаток иностранных языков, человек с большими связями, как нельзя лучше подходил на эту роль. Уолсингем не упустил бы случай использовать его. Вероятно, он не хотел обнаруживать себя и ждал удобного случая, чтобы вступить в контакт со мной или с Сидни. Однако я все еще молча смотрел на него, ожидая пояснений. Флорио в свою очередь с кротким недоумением смотрел на меня.
— О, я думал, вам сразу будет ясно, от кого это. Простите.
— Флорио, — заговорил я, беря его под руку и притягивая ближе ко мне. В этот момент вода с крыши вдруг с шумом обрушилась на землю, и я вынужден был повысить голос. — Но почему вы не пришли поговорить со мной с глазу на глаз?
Он потупился, вроде бы смущенный.
— Вопрос деликатный, доктор Бруно. Я решил, что будет лучше подойти к нему более формально. В таких делах формальности — вещь необходимая.
— К черту формальности, Флорио! Двое убито, и будут новые жертвы!
Он вздрогнул, изумление на его лице сменилось страхом.
— Бруно, вы сказали, что будут еще убийства? Но почему вы так решили?
— Как можно быть уверенным в обратном, пока мы не выяснили связь между двумя убийствами и мотив преступления? Так вы можете рассказать что-то, что хотя бы приоткроет завесу этой тайны?
Флорио уставился на меня так, словно я вдруг заговорил по-голландски. Но прежде, чем он успел ответить, дверь перед нами открылась, и на пороге магазина предстал Роуленд Дженкс. Он окинул нас обычным своим странным взглядом — вроде бы ему ни до чего нет дела и вместе с тем все на свете его забавляет.
— Buongiorno, signori, — обратился он к нам с выговором и ужимками образованного человека, что так не вязалось с его изуродованным лицом, и даже отвесил — издевательски, мне показалось — небольшой поклон. — Неподходящая погодка для прогулок, мастер Флорио! Заходите, прошу вас, и друга вашего пригласите с собой. — Он отступил и гостеприимно развел руки, приглашая нас в магазин. Флорио все еще пристально смотрел на меня. В конце концов он откинул мокрый капюшон и вошел в магазин.
Глава 14
Мы спустились по трем каменным ступеням и оказались в комнате с низким потолком; темные балки придавали ей гостеприимный, уютный вид. Вымощенный камнем пол был устлан тростником, который сразу же пропитался водой, стекавшей с нашей одежды. Мы с Флорио, оба невысокого роста, стояли прямо, но высокому Дженксу приходилось сутулиться и наклонять голову; тем самым он невольно принял почтительную позу.
В комнате было сумрачно; дневной свет едва пробивался сквозь грязные зарешеченные окна; не могли разогнать мрак и свечи, горевшие на стенах за прилавком, который располагался напротив двери. А свечи, кстати, были восковые и не воняли дешевым салом, не то что те, которые мне выдали в колледже.
Впервые в Оксфорде я вдохнул давно забытый аромат — книг, свежей переплетной кожи, бумаги, тонкий запах старого пергамента и чернил — восхитительную смесь запахов, заставившую меня с внезапной болью вспомнить скрипторий в Сан-Доменико Маджоре, где прошло столько дней и лет моей юности.
По стенам магазинчика от пола до потолка тянулись резные деревянные стеллажи; переплетенные в разноцветную кожу тома были расставлены на них по высоте обрезом наружу; в мерцающем пламени свечей блестели медные застежки.
Дженкс подошел к скамье, на которой были разложены всевозможные образцы переплетов, от старинных досок, обтянутых телячьей кожей, — между ними пергамен не съеживается и не идет складками — до новейших парижских переплетов из проклеенного картона для легких, отпечатанных на бумаге книг. Эти не скрепляли медной застежкой, но попросту перевязывали ленточкой или веревкой. Как и в библиотеке Линкольна, здесь книги тоже прикреплены медной цепью к длинному стержню.
За скамьей, против входной двери, видна была другая дверь, ведшая в более просторное, однако столь же скудно освещенное помещение; насколько я мог разглядеть, это была мастерская. Мне показалось, будто краем глаза я подметил там какое-то движение; должно быть, подумал я, трудятся ученики Дженкса.
— Синьор Филиппо Нолано, если не ошибаюсь? — оскалился в кошачьей ухмылке Дженкс и протянул неожиданно узкую, аристократическую ладонь; я пожал ее без особого воодушевления, отметив при этом, что Флорио так и впился в меня взглядом. — Я все думал, когда же мы вас тут увидим, после того как вы шли за мной от самого «Колеса Катерины».
— Я… то есть… — Я не мог сразу сообразить, как парировать этот неожиданный выпад; взгляд Флорио буквально прожигал дыру в моей щеке.
Дженкс слегка махнул рукой:
— Ну ладно. Однако я заметил, синьор Нолано, что наш друг синьор Флорио удивился, услышав, как я обращаюсь к вам. Вероятно, он знает вас под другим именем? — И он насмешливо изогнул одну бровь, давая понять, что ждет ответа.
Говорил он как-то странно, почти не шевеля губами, и от этого мне казалось, что в каждой его фразе содержится какой-то намек. Я посмотрел ему прямо в глаза, стараясь справиться с растерянностью: мало того что я находился, так сказать, на его территории, оказывается, пока я воображал, будто слежу за подозреваемым, подозреваемый сам досконально выяснил мою подноготную.
— Много лет я путешествовал в тех местах, где мне было опасно именоваться подлинным своим именем, — ответил я, выпрямляясь и пытаясь сохранить достоинство. — Это превратилось в привычку, когда я среди чужих, только и всего.
Дженкс усмехнулся.
— На что только не пойдешь, чтобы укрыться от инквизиции, доктор Бруно!
Я неопределенно кивнул, не желая обнаруживать своего удивления. Флорио недоуменно хмурился.
— Надеюсь, чужими людьми мы будем оставаться недолго. Но даже в нашем славном и свободном королевстве есть такие места, где следует проявлять осторожность. Интересно было бы узнать, что привело вас в «Колесо Катерины»?
Я равнодушно пожал плечами:
— Проголодался. Увидел вывеску и зашел поесть горяченького.
Дженкс запрокинул голову и громко расхохотался, выставляя напоказ кривые зубы.
— Ну, думаю, вы быстро поняли, что не туда забрели. Хотя не очень-то учтиво было с вашей стороны сказать юному Хамфри, что такой пищей вы не угостили бы и собаку! — Смех оборвался так же внезапно, как начался, и в комнате повисло тревожное молчание.
— Вы знаете итальянский?
— Я говорю на семи языках, доктор Бруно, хотя по мне этого и не скажешь. Внешность у меня не слишком-то академическая, согласен. Но вы же не станете судить человека по лицу, вы же и сами из тех, кого с первого взгляда не разгадаешь. Слыхали, что говорят про меня в Оксфорде?
— Не слыхал! — отрезал я. Этот тип, похоже, наслаждался своей дурной славой. Но я не собирался подыгрывать ему и
