частей. Но, право, не стоит так долго заниматься таким пустым вздором, какой приводит этот философ.
Эльпин.Приходится им заниматься ввиду той репутации, которую он приобрел, правда, не столько благодаря тому, что его поняли, сколько благодаря тому, что его не поняли. Но, пожалуйста, посмотрите, как этот прекрасный человек доволен своей жалкой аргументацией! Посмотрите, с каким триумфом он заключает следующими словами: «Если, следовательно, противник не может противоречить этим речам и доводам, то отсюда с необходимостью вытекает, что есть только один центр и один горизонт».
Филотей.Прекрасно сказано, продолжайте дальше.
Эльпин.После этого он доказывает, что простые движения конечны и определены, ибо на этом было основано его утверждение, что есть только один мир и что простые движения имеют свое особое место. Он говорит: «Все движущееся движется от одного известного предела к другому известному пределу; и всегда бывает видовое отличие между пределом, откуда начинается всякое изменение, и пределом, где оно кончается, так как всякое изменение конечно; таковы болезнь и здоровье, малое и большое, туда и сюда; ибо то, что выздоравливает, стремится не куда угодно, а к здоровью. Земля, следовательно, и огонь не могут двигаться до бесконечности, но лишь к определенным пределам, отличным от тех мест, от которых они движутся; ибо движение вверх не есть движение вниз, а оба эти места образуют границы движений. Следовательно, прямолинейное движение определено. Не менее определено и круговое движение; ибо и оно движется от определенного предела к определенному пределу, от противоположного к противоположному, если будем рассматривать различие движения, заключающееся в диаметре окружности; ибо в движении всей окружности нет противоположности (поскольку оно заканчивается в той же точке, где начинается), но противоположность заключается в частях движения, поскольку оно совершается от одного конца диаметра к другому, противоположному ему».
Филотей.Нет никого, кто бы оспаривал или сомневался, что движение определено и конечно, согласно этим основаниям; но неверно то, что оно просто определено как движение кверху или книзу, как мы это уже говорили и доказывали несколько раз. Ибо всякая вещь движется, безразлично туда или сюда, к месту своего самосохранения. Кладя в основу даже принципы Аристотеля и другие подобные, мы скажем: если бы ниже Земли было другое тело, то части Земли оставались бы там насильственно, а затем по своей природе подымались бы оттуда вверх. И Аристотель не будет отрицать, что если бы некоторые части огня находились над его собственной сферой, например там, где, по его гипотезе, находится небо или купол Меркурия, то они по своей природе спускались бы вниз. Вы видите, следовательно, насколько естественно определяются верх и низ, тяжесть и легкость, после того как вы убедились, что все тела, где бы они ни были и куда бы они ни двигались, стремятся по возможности к месту своего самосохранения, где и остаются. Однако хотя и верно, что всякая вещь движется к своей середине, от своего предела и к своему пределу и что всякое движение, прямолинейное или круговое, определено от противоположного к противоположному, отсюда все же не следует, что вселенная конечна по своей величине или что мир один; его бесконечность не нарушается простым движением всякого частного акта, в силу которого этот дух, как мы его назовем, входящий в этот состав, объединяет и оживляет его, может бесконечно переходить от одного тела к другому. Вполне возможно, следовательно, что всякое движение конечно (говоря о настоящем движении, но не в абсолютном и в простом смысле слова, о движении всех частей и в целом), но что миров бесконечное множество, причем каждый из этих бесчисленных миров конечен и имеет конечную область, каждый из них имеет определенные пределы как для своего движения, так и для движения своих частей.
Эльпин.Вы говорите хорошо. Ваши рассуждения не доставляют никаких затруднений для нас и ни в каком смысле не благоприятны для Аристотеля. Это доказывает он сам, говоря: «Что движение не может быть бесконечным, видно из того, что земля и огонь, чем больше они приближаются к своим сферам, тем скорее они движутся; поэтому если бы движение было бесконечным, то быстрота, легкость и тяжесть стали бы бесконечными».
Филотей.Вот тебе на!
Фракасторий.Да. Но мне это кажется проделками фокусника; ибо атомы имеют бесконечное движение, занимая последовательно различные места в различное время, притекая к одному месту и вытекая из другого, присоединяясь к тому или другому составу, образуя различные конфигурации в безмерном пространстве вселенной, и таким образом совершают бесконечное местное движение, пробегают бесконечное пространство и претерпевают бесконечные изменения. Но из этого не следует, что они приобретают бесконечную тяжесть, легкость или скорость.
Филотей.Не будем говорить о движении первых частей и элементов, а будем рассматривать движение только тех частей, которые принадлежат к определенному виду бытия, то есть к субстанции, например, частей земли как земли. О них можно действительно сказать, что в тех мирах, в которых они существуют, в тех областях, в которых они вращаются, и в той форме, которую они имеют, они движутся от определенного предела к определенному пределу. Но заключение, что вселенная конечна, а мир один, вытекает отсюда с такой же необходимостью, с какою вытекают предложения вроде следующих: следовательно, обезьяны рождаются без хвоста, совы видят ночью без очков, летучие мыши прядут шерсть. Затем, когда мы говорим об этих частях, то нельзя делать и такое заключение: вселенная бесконечна, и существует бесконечное множество земель, следовательно, часть земли может двигаться бесконечно и должна иметь к бесконечно отдаленной земле бесконечный импульс и обладать бесконечной тяжестью. Такое заключение нельзя делать по двум причинам. Во-первых, так как вселенная состоит из противоположных тел и принципов, то такого перехода не может быть – такая часть не сумеет далеко пробежать через эфирную область, потому что вскоре она будет побеждена противоположностью и потеряет способность дальнейшего движения; такая субстанция не будет больше землей, ибо, будучи побеждена противоположностью, она изменит свой состав и облик. Во-вторых, мы видим вообще, что при бесконечном расстоянии тело не может быть стимулом к тяжести или легкости; как говорят, части не могут получить такого импульса, если они не находятся внутри области, принадлежащей к их собственному составу; если же они окажутся вне этой области, то они не будут больше двигаться, подобно тому как жидкие соки (которые в животном организме движутся от внешних частей к внутренним, от верхних к нижним, подымаясь и опускаясь и передвигаясь от одной части к другой), находящиеся за пределами своего собственного состава, теряют свои силы и естественный импульс, как бы близко они ни были расположены к нему. Такое отношение имеет силу лишь в пределах того пространства, которое измеряется радиусом, проведенным от центра этой частной области к ее окружности; около ее окружности тяжесть тела будет наименьшая, а около центра наибольшая; в промежутках, в зависимости от разных степеней близости к центру или окружности, тяжесть будет больше или меньше. Я это разъясню следующим образом: пусть А обозначает центр той области, где, согласно обычному словоупотреблению, камень не будет ни тяжелым и ни легким; пусть В обозначает окружность той области, где он точно так же не будет ни тяжел и ни легок, а останется в покое (отсюда мы видим совпадение максимума и минимума, как это было доказано в конце книги «О причине, начале и едином»). 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9 обозначают различные промежуточные области:
…
В
9 не тяжелое, не легкое
8 наименее тяжелое, легчайшее
7 тяжелое не в столь малой степени, легкое не в столь большой степени
5 тяжелое, легкое
3 значительно более тяжелое, значительно менее легкое
2 самое тяжелое, легкое в наименьшей степени
А
1 не тяжелое, не легкое.
Отсюда вы видите, сколь многого недостает для того, чтобы одна земля с необходимостью двигалась к другой, – даже части земли, находящиеся за пределами собственной окружности, не имеют такого импульса.
Эльпин.Вы считаете, следовательно, что эта окружность определена?
Филотей.Да, поскольку вопрос идет о наибольшей тяжести, которая может быть в наибольшей части или, если тебе угодно (ибо весь шар не тяжел и не легок), во всей земле. Но что касается промежуточных различий тяжести и легкости, то я скажу, что они могут иметь столько же различных ступеней, сколь различны веса различных частей, находящихся между наиболее тяжелым и наименее тяжелым.
Эльпин.Значит, эту лестницу надо принимать в особом смысле?
Филотей.Каждый обладающий рассудком может сам понять, в каком смысле ее надо принимать. В общем сказано достаточно по поводу приведенных доводов Аристотеля. Теперь посмотрим, приведет ли он еще какие-либо другие, кроме разобранных выше.
Эльпин.Позвольте этот вопрос обсудить в другой день, ибо меня ждет Альбертин, который хочет прийти к вам сюда завтра. Я думаю, он сумеет привести все наиболее смелые доводы в пользу противоположного мнения, так как он основательно изучил господствующую философию.
Филотей.Как вам угодно.
…
Конец четвертого диалога
…
Альбертин [126]
Альбертин.Я хотел бы знать, какой призрак, какое неслыханное чудовище, какой ненормальный человек, какой необычайный ум вновь преподнес миру эти открытия, или, может быть, он принес для обновления уже отжившие старые вещи, срезанные корни которых должны дать в нашу эпоху новые ростки?
Эльпин.Да, это срезанные корни, которые вновь произрастают, это старые вещи, которые снова возвращаются, это скрытые истины, которые вновь раскрываются, это новый свет, который после долгой ночи вновь восходит на горизонте нашего познания и мало-помалу приближается к меридиану нашего интеллекта.
Альбертин.Если бы я не знал Эльпина, то я знал бы, что ему ответить.
Эльпин.Говорите все, что вам угодно. Если вы обладаете такими же способностями, как я, то вы должны быть с ним согласны, так же как и я. Но если ваши способности лучше моих, то я уверен, что вы с ним согласитесь еще скорее и охотнее, чем я. Что же касается тех, для которых обыкновенная наука и вульгарная философия трудны и которые являются еще учениками и притом мало разбирающимися в философии (хотя они таковыми себя обычно не считают), то их трудно привлечь на нашу сторону, ибо они находятся под властью всеобщей веры и прославленных авторов, труды которых попали им в руки. Репутация толкователей и комментаторов этих авторов ставится ими также очень высоко.
Наоборот, те, для которых названная философия ясна, которые достигли того, что они больше не тратят остатка своей жизни для понимания того, что сказал другой, а имеют собственный разум и пользуются глазами своего собственного активного духа [127] , для того чтобы проникнуть во все потайные углы и рассмотреть ее, обнаженную всеохватывающими глазами Аргуса, через тысячу дверей, – эти люди способны, приблизившись вплотную к предмету, проводить различие между тем, что составляет предмет
