ни хороших шаровар, ни тем более одежды, которая была бы лучше и той, и других.
260. – Мом! Мом! – возразил Юпитер. – Тайна сей вещи сокровенна и велика, и ты не можешь ее понять: твое дело только верить в нее как в нечто великое и возвышенное.
261. – Знаю хорошо, – сказал Мом, – что это – такая вещь, которую не понять ни мне, ни тем, у кого есть хоть крупица ума; но что я – бог, или другой кто, у кого мысли хотя бы с просяное зерно, – должен этому верить, желал бы я, чтобы прежде всех ты сам меня каким-нибудь способом заставил в это поверить.
262. – Мом, – сказал Юпитер, – ты не должен хотеть знать больше, чем тебе нужно, и поверь мне, этого тебе не следует знать!
263. – Вот, значит, – возразил Мом, – что надо знать и что я назло себе узнаю, а для удовольствия Юпитера буду этому верить, будто один рукав и одна штанина стоят больше пары рукавов и пары штанин и даже гораздо более; будто один человек не человек, один зверь – не зверь, половина человека – не полчеловека, и половина зверя – не ползверя; будто получеловек и полузверь не только человек несовершенный и зверь несовершенный, но настоящее божество, достойный почитания pura mente…
Тут боги затормошили Юпитера, чтоб он поторопился и скорее рассудил Центавра своей волей. Поэтому Юпитер, приказав помолчать Мому, сделал такое постановление:
264. – Хоть я и сам наговорил кое-что против Хирона, но теперь беру свои слова назад и заявляю, что так как центавр Хирон – справедливейший человек, который одно время обитал на горе Пелии, где научил Эскулапа медицине, Геркулеса астрологии и Ахиллеса игре на цитре, исцелял больных, показывал путь к звездам, и как прилаживать струны к дереву и как ими владеть, то он, по-моему, достоин неба. И потому еще я считаю его достойнейшим, что в этом небесном храме, у этого алтаря, где предстоит он, нет другого жреца, кроме него: вот он, как видите, с жертвенным зверем в руках и с чашей для возлияния вина, которая висит у него на поясе. А так как алтарь, жертвенник, молитва – все это необходимо и все это без священника было бы ни к чему, то да останется он там, живет и пребывает вечно, если судьба не рассудит иначе.
Тут прибавил Мом:
265. – Достойно и мудро решил ты, Юпитер, дабы он стал жрецом при небесном алтаре и храме, ибо если когда-нибудь издержится зверь, что у него на руках, то не будет нехватки в звере: он сам и одновременно может служить и жертвоприносителем, и жертвой, т. е. жрецом и зверем.
266. – Ну, хорошо, – согласился Юпитер, – значит, прочь с этого места Зверство, Невежество, вредное и опасное Сказание. С Центавром же пусть останутся правдивая Простота, нравственное Сказание. А оттуда, где Алтарь, да идут прочь Суеверие, Неверие, Неблагочестие, пребудет же там не тщетная Религия, не глупая Вера, но истинное и искреннее Благочестие.
Тут предложил Аполлон:
267. – Что будет с этой Тиарой? Кому предназначается эта Корона? Что нам с ней сделать?
268. – Это, – сказал Юпитер, – та самая Корона, которая не без высшего предопределения судьбы, не без внушения божественного духа и не без величайшей заслуги ожидает непобедимейшего Генриха Третьего [114] , короля великодушной, могущественной и воинственной Франции. После французской короны и польской – сия обещается ему, как он засвидетельствовал сам в начале царствования, когда выбрал свой столь знаменитый герб, на коем изображены были две короны внизу и третья прекрасная вверху, душой какового герба как бы была надпись: «Tertia coelo manet» – «Третья ждет на небе!». Этот христианнейший король, конечно, вполне мог сказать: «Третья ждет на небе», ибо очень хорошо знает, что написано: «Блаженны миротворцы, блаженны кроткие, блаженны чистые сердцем, ибо таковых есть Царство Небесное!»
Любит мир, сохраняет по возможности свой любимый народ в спокойствии и преданности; ему не нравится шум, треск и грохот военных орудий, приспособленных к слепому захвату неустойчивых тираний и княжеств земли, но по сердцу всякая правда и святость, указывающая прямую дорогу к вечному царствию. Пусть те из его подданных, у кого буйный, дерзкий, мятущийся дух, не надеются, покуда он живет (подчиняя воинское неистовство спокойствию своей души), найти в нем поддержку и идти в поход смущать мир других стран под предлогом присоединения новых скипетров и новых корон – все это будет тщетно, ибо «третья ждет на небе».
Тщетно против его воли пойдут мятежные французские войска беспокоить чужие земли и границы, ибо ни предположения неустойчивых советов, ни надежда на крылатое счастье, ни заманчивость чужестранных воеводств и кормлений, которые обещают одеть его в новые мантии и почтить новыми коронами – все это не в состоянии отнять у него (разве только силой необходимости) благословенную заботу о спокойствии духа, скорее щедрого на свое, чем жадного на чужое. Пусть же посягают одни на свободное Лузитанское королевство, другие пускай хлопочут из-за власти над Бельгией. Зачем вы ломаете себе голову и изнуряете ум? Почему подозреваете и боитесь вы, князья и короли, что он возьмется укрощать вашу силу и похищать у вас ваши собственные короны? Tertia coelo manet!
Да останется же, – заключил Юпитер, – Корона и ожидает того, кто будет достоин великолепного обладания ею. А здесь, кроме того, пусть имеют свой трон Победа, Вознаграждение, Награда, Совершенство, Честь и Слава, кои если и не добродетели, то цель их.
Саулин. Что на это сказали боги?
София. Во всем Совете не нашлось никого – ни великого, ни малого, ни наибольшего, ни наименьшего, ни мужчины, ни женщины, ни одного, ни другого сорта, кто бы всячески, и голосом, и жестами, вполне не одобрил бы мудрейшего и справедливейшего решения Юпитера. Тогда-то, весь просияв от радости, Громовержец поднялся на ноги и, простирая десницу к астральной Рыбе, о которой только и не было еще сделано постановления, сказал:
– Скорее возьмите оттуда эту Рыбу и оставьте там только ее изображение. Ее же самое пусть возьмет наш повар и сейчас же свеже-насвеже приготовит для нашей вечери, частью на сковородке, частью под соусом, частью с кислым виноградным соком или с иной какой приправкой, как кому по вкусу и нраву, заправив римской солью. Да поживей, ибо от усиленной работы я умираю с голода, думаю, и вы все тоже: к тому же, по-моему, было бы не совсем прилично, если бы это Очищение Неба не принесло нам никакой выгоды.
269. – Хорошо! Хорошо! Очень хорошо! – закричали в ответ все боги. – Да будут же там Здоровье, Безопасность, Польза, Радость, Отдых и высшее Наслаждение, кои рождаются от награды за добродетели и вознаграждения за труд и занятия!
И с этим, по-праздничному настроенные, вышли из конклава, очистив пространство по ту сторону Зодиака, содержащее триста шестнадцать обозначаемых звезд.
Саулин. Ну, и я пойду к своей вечере.
София. А я удаляюсь на ночные созерцания.
Конец третьего диалога
Приложения
Материалы о выдаче Джордано Бруно Римской инквизиции
ПИСЬМО ГЕНЕРАЛЬНОГО ИНКВИЗИТОРА КАРДИНАЛА САНСЕВЕРИНО ТРИБУНАЛУ ВЕНЕЦИАНСКОЙ ИНКВИЗИЦИИ С ТРЕБОВАНИЕМ ВЫДАТЬ ДЖОРДАНО БРУНО РИМУ
17 сентября 1592 г.
Святой трибунал, во исполнение письма кардинала инквизиции Сансеверино от 12-го дня вышеуказанного месяца, постановил, именем святой конгрегации высшего трибунала святой службы Рима, чтобы Джордано Бруно незамедлительно был отправлен к губернатору Анконы, который затем непосредственно доставит его святому трибуналу инквизиции Рима, согласно упомянутому письму.
ПЕРЕГОВОРЫ ВЕНЕЦИАНСКОЙ ИНКВИЗИЦИИ С ПРАВИТЕЛЬСТВОМ ВЕНЕЦИИ О ВЫДАЧЕ ДЖОРДАНО БРУНО РИМУ
Доложено Сенату 3 октября 1592 г,
28 сентября 1592 г.
Монсеньор викарий патриарха Венеции, совместно с отцом инквизитором и синьором Томазо Морозини, одним из синьоров, заседающих в святом трибунале инквизиции, явились в коллегию [Совета Мудрых], заявив, что по поручению монсеньора патриарха прибыли уведомить его светлость [дожа Венеции] и почтеннейших синьоров о следующем.
Некоторое время назад был задержан и ныне находится в тюрьме этого города переданный в распоряжение святой службы Джордано Бруно Ноланец, обвиненный не только как еретик, но как ересиарх, написавший различные книги, в которых усиленно восхвалял королеву Англии и других государей-еретиков, писавший разные вещи, относящиеся, в частности, к религии, и неподобающие, хотя он говорил философски. Это – отступник, первоначально бывший братом-доминиканцем. В течение многих лет он жил в Женеве и Англии. В Неаполе и других городах он уже привлекался к суду инквизиции по тому же обвинению.
Когда в Риме стало известно о его аресте, Сансеверино, верховный инквизитор, прислал письмо с повелением отправить его в Рим.
Он привел часть письма указанного достопочтенного кардинала, адресованного инквизитору этого города, с повелением отправить преступника, при первой возможности безопасного путешествия, в Анкону, губернатор которой позаботится затем о его доставке в Рим.
Монсеньор викарий добавил, что не желал выполнить это, не доложив сперва светлейшим синьорам, дабы они сказали, какое распоряжение сочтут правильным. Он будет ждать их сообщения, что надлежит ответить Риму, и просит ускорить дело, так как представляется подходящий случай безопасного путешествия.
Его светлость [дож Венеции] ответил, что уяснил все изложенное, и будет иметь с синьорами надлежащее суждение, о котором и уведомит.
После этого они удалились.
СООБЩЕНИЕ РИМУ ОБ ОТКАЗЕ ПРАВИТЕЛЬСТВА ВЕНЕЦИИ ВЫДАТЬ ДЖОРДАНО БРУНО
3 октября 1592 г.
Послу Донато в Рим.
…посылаем для вашего сведения копию запроса, полученного от святого трибунала этого города, в связи с письмом достопочтеннейшего Сансеверино о том, чтобы выдать Риму некоего Джордано Бруно, задержанного и заключенного в тюрьму по приказанию этого трибунала.
Установление порядка выдачи заключенных, которые по всем законам должны быть судимы трибуналом, задержавшим их и ведущим их дело, серьезнейшим образом нарушает права и колеблет авторитет трибунала. Пример с одним преступником должен будет распространяться и на другие случаи в дальнейшем и причинит огромный ущерб правам наших подданных.
Наши справедливейшие соображения были доведены до сведения отца инквизитора, который заявил, что принимает их, сообщит в Рим и обстоятельно изложит упомянутому кардиналу, добавив от себя просьбу согласиться с ним.
Обо всем этом мы намеревались уведомить вас, чтобы вы имели возможность дать надлежащий ответ, когда придется вести переговоры по данному предмету, защищая права юрисдикции трибунала нашего города, согласно вышеизложенному.
ОТВЕТНОЕ ПИСЬМО ВЕНЕЦИАНСКОГО ПОСЛА В РИМЕ ДОЖУ ВЕНЕЦИИ
Письмо государю Венеции
Рим, 10 октября 1592 г.
То, что ваша светлость приказали сообщить относительно личности Джордано Бруно, задержанного инквизицией Венеции, передано ординарному послу, чтобы он мог ответить на запрос в соответствии с волей вашей светлости. Если же случится, что нас, экстраординарных [послов], спросят о чем-либо, чего мы не предполагаем, мы дадим надлежащий ответ.
Леонардо Донато,
ПАПА КЛИМЕНТ VIII ТРЕБУЕТ ВЫДАЧИ ДЖОРДАНО БРУНО
22 декабря 1592 г.
Явившись в превосходительнейшую коллегию [Совета Мудрых], монсеньор нунций его святейшества высказался о нижеследующих предметах…
Перейдя затем к вопросу относительно брата Джордано Бруно Ноланца из Неаполя, задержанного и заключенного в тюрьму инквизицией, изложил
