вы то же время вы вырвете корни одной философии и посадите на ее место другую.
Филотей. Вы опровергнете разумом точку зрения вульгарного здравого смысла, который утверждает, что имеется горний, возвышеннейший и благороднейший горизонт, сопредельный с неподвижными божественными сущностями, движущими эти мнимые круги. Вместе с тем вы должны будете признать, по крайней мере, столь же вероятным то, что звезды, подобно земле, суть живые существа, движущиеся и меняющиеся в силу внутреннего принципа. Вы убедитесь также в том, что та точка зрения, согласно которой звезды приводятся в движение телом, не имеющим никакой стойкости и сопротивления и еще более тонким и разреженным, чем воздух, которым мы дышим, не может быть доказана опытом и является чистейшей фантазией. Наше же мнение соответствует упорядоченному опыту и основано на разуме. Вы также не будете больше считать правдоподобным то, что звезды прикреплены к воображемым сферам с выпуклой и вогнутой поверхностями, вместе с которыми они движутся; вы найдете, что в соответствии с требованиями нашего разума и сообразно с природой одни звезды, — не боясь упасть вниз в бесконечность или же подняться в бесконечную высь (ибо в безмерном пространстве нет различия верха и низа, правого и левого, переднего и заднего), — совершают по отношению к другим круговые движения, благодаря тому, что они одарены жизнью и обладают определенным составом, как вы узнаете в свое время. Вы увидите, что эта воображаемая поверхность неба может быть простым или сложным телом, движущимся прямолинейно; ибо, подобно частям нашего шара, части других тел также могут двигаться прямолинейно; ибо земля составлена из таких же элементов, что и другие тела, и в такой же степени можно принять, что другие тела движутся вокруг земли, как и то, что земля движется вокруг них.
Альбертин. Теперь я замечаю больше, чем когда-либо, как самая маленькая ошибка в начале рассуждения бывает причиною величайших расхождений и ошибок в конце его; одно пустое недоразумение мало-помалу размножается в бесчисленное множество других, подобно тому как маленький корень развивается в бесчисленное множество крупных ветвей. Но клянусь жизнью, Филотей, я бы очень желал, чтобы ты мне доказал те положения, которые ты выставил, и чтобы то, что я считаю ценным и правдоподобным, мне было доказано как истинное.
Филотей. Я это сделаю, насколько мне позволят обстоятельства времени, предлагая на ваше рассмотрение вещи, которые до сих пор были скрыты от вас не вследствие вашей неспособности, а вследствие того, что вы не обратили на них внимания.
Альбертин. Приведите мне все в форме выводов и умозаключений, ибо я знаю, что вы, прежде чем дошли до теперешних взглядов, имели возможность основательно изучить противников. Я уверен, что вам открыты тайны общепринятой философии не в меньшей степени, чем мне. Продолжайте. Филотей. Итак, совершенно не нужно допытываться, существуют ли вне неба пространство, пустота и время, потому что единым является всеобщее место, единым безмерное пространство, которое мы можем свободно называть пустотой; в нем находится бесчисленное множество шаров, подобных тому, на котором мы живем и прозябаем. Это пространство мы называем бесконечным, потому что нет основания, условия, возможности, смысла или природы, которые должны были бы его ограничить; в нем находится бесконечное множество миров, подобных нашему, не отличающихся от него по роду, так как нет основания и недостатка в силах природы, как в пассивной способности, так и в активной, благодаря которым их не было бы во всяком другом пространстве, не отличающемся от нашего по природе, подобно тому как они существуют в пространстве, окружающем нас.
Альбертин. Если то, что вы говорили раньше, верно, то — ввиду того, что оно не менее правдоподобно, чем противоположное ему допущение, — это вытекает с необходимостью.
Филотей. За воображемой окружностью и выпуклостью мира существует, следовательно, время, так как там есть мера и основание движения и существуют подвижные тела. Это возражение относится к первому положению, выставленному вами относительно единства мира.
Что касается вашего второго положения, то я утверждаю, что на самом деле существует первый и главный двигатель, но он является им не в том смысле, чтобы, спускаясб от него по ступеням, второй, третьей и следующим, можно было, считая, спуститься от него к среднему и последнему; я считаю, что таких двигателей нет и не может быть, так как там, где существует бесконечное число, там нет ступеней и численного порядка, благодаря которым двигатель занимал бы какую-либо ступень или порядок, согласно отношению, или достоинству, или различию родов и видов, или различию ступеней в том же роде и виде. Существует, следовательно, бесконечное множество двигателей, точно так же, как бесконечное множество душ этих сфер, которые являются формами и внутренними актами, и по отношению к ним существует главный двигатель, от которого они все зависят, первый, который сообщает движущую силу духам, душам, богам, божествам, двигателям и сообщает движение материи, телу, одушевленному, низшей природе, подвижному. Существует, следовательно, бесконечное множество двигателей и движущихся тел, которые все сводятся к активному и пассивному прицнипу70, подобно тому как всякое число сводится к единице; бесконечное число и единица совпадают, точно так же как совпадает в едином — как это было показано в конце книги «О причине, начале и едином» — высшее активное начало, имеющее возможность делать все, с тем, что может стать всем. Согласно числу, следовательно, и множеству, существует бесконечное подвижное и бесконечное движущее; но, согласно единству и единичности, существует бесконечный, неподвижный двигатель, бесконечная, неподвижная вселенная; и это бесконечное число и величина совпадают с бесконечной единицей и простотой в одно простейшее индивидуальное начало, истинное, сущее. Нет, таким образом, первого движимого, за которым в известном порядке следоало бы сторое, а затем и последнее, и так далее до бесконечности; но все подвижные тела одинаково близки к первому или же далеки от первого и всеобщего двигателя. Подобно этому, в логическом смысле все виды имеют одинаковое отношение к роду, а все индивидуумы у виду; таким образом, всеобщий бесконечный двигатель в бесконечном пространстве производит всеобщее бесконечное движение, от которого зависят бесконечные двигатели и движущиеся тела, из которых каждый имеет конечные размеры как по объему, так и по деятельности.
Что касается третьего аргумента, то я утверждаю, что в эфирном поле нет какого-либо определенного пункта, к которому как к середине двигались бы тяжелые тела и от которого удалялись бы легкие тела по направлению к окружности; ибо во вселенной нет середины и нет окружности, или, если хочешь, повсюду есть середина и каэдую точку можно принимать за часть окружности по отношению к какой-либо другой середине или центру. Что касается нас, то мы называем тяжелым то, что от окружности этого шара движется к середине, легким же то, что движется в обратном направлении; и мы увидим, что на самом деле нет ничего тяжелого, что не было бы в то же время легким, так как все части земли последовательно меняют свои место, положение и в течение длинного ряда столетий всякая центральная часть перемещается к окружности, а всякая часть, находящаяся на окружности, перемещается к центру. Мы увидим, что тяжесть или легкость суть не что иное, как стремление частей тел к собственному месту, содержащему и сохраняющему их, где бы оно ни было, и что они перемещаются не вследствие различий в местоположении, но вследствие стремления к самосохранению, каковое толкает каждую вещь в качестве внутреннего принципа и ведет ее, если нет внешних препятствий, туда, где она лучше всего избегает противоположного и присоединяется к подхлдящему. Таким образом части, находящиеся на окружности луны и других миров, подобных нашему по роду и виду, стремятся к середине, как будто вследствие силы тяжести, и, обратно, тонкие части удаляются к окружности, как будто вследствии силы легкости. Но на самом деле они удаляются от окружности или приближаются к ней не по этой причине; ибо если бы дело происходило таким образом, то чем больше части приближались бы к окружности, тем скорее и быстрее они убегали бы, и, обратно, чем больше они удалялись бы от нее, тем сильнее стремились бы к противоположному мсту. Но мы наблюдаем противоположное этому явление, когда тела, находящиеся за пределами земной области, остаются свободно висеть в воздухе, не поднимаясь вверх и не спускаясь вниз, до тех пор пока не приобретут большей тяжести вследствие присоединения частей или сгущения от холода, — и в таком случае они спускаются вниз или же, разлагаясь и утончаясь от жары, рассыпаются в атомы.
Альбертин. Я бы это понял еще лучше, если бы вы мне показали более подробно разницу между звездами и этим земным шаром.
Филотей. Это вам легко объяснит Эльпин, соответственно тому, что он слышал от меня. И он вам покажет более подробно, что всякое тело является тяжелым или легким не по отношению к областям вселенной, но по отошению частей к целому, содержащему и сохраняющему их. Звезды, стремясь сохранить свое настоящее состояние, движутся друг к другу и соединяются друг с другом, подобно каплям в море, или же разъединяются, подобно всем жидкостям, под влиянием солнца или же других огней. Ибо всякое природное движение, которое происходит вследствие внутреннего принципа, существует лишь для того, чтобы удалиться от несоответствующего и противоположного и приблизиться к дружественному и соответствующему. Ибо ничто не движется от своего места, если только оно не изгоняется противоположным; и на своем месте ничто не бывает легким или тяжелым, но земля, поднятая в воздух, стремясь к своему месту, становится тяжелой и чувствует себя тяжелой. Таким же образом вода, поднятая в воздух, становится тяжелой, но она не имеет тяжести в своем собственном месте. Так, для погруженных в воду она не имеет тяжести, в то время как небольшая ваза, будучи вытащена из воды, и наполненная водой, становится тяжелой. Голова не имеет тяжести по отношению к своему собственному туловищу, но голова другого, помещенная на нем, будет обладать тяжестью; причина этого та, что она будет находиться не на своем природном месте. Если, таким образом, тяжесть или легкость есть стремление к сохраняющему месту и бегство от противоположного, то ничто, помещенное в своем месте, не бывает тяжелым или легким; и ничто, удаленное от своего сохраняющего места или от противоположного ему, не становится тяжелым или легким до тех пор, пока не почувствует пользы от одного или досады к другому; но, если, чувствуя досаду по отношению к одному, оно в то же время чувствует отчаяние, смущение, нерешительность по отношению к противоположному, в таком случае оно побеждается первым.
Альбертин. Вы обещаете великое, и
