НА СКРИПКЕ И ПРОПЕЛ:

Чтоб солнце сквозь туман явить нам в заключенье,

На долгие года закрыл нам зренье мрак.

Вот цель, что выше всех земных утех и благ, —

Забота, полная тревоги,

Чтоб к свету нас вели дороги,

Чтоб к низким радостям забыли мы стремленья.

ПЯТЫЙ ЗАИГРАЛ НА ИСПАНСКОМ БУБНЕ И ПРОПЕЛ:

Чтоб к низким радостям забыли мы стремленья,

Чтоб высшую мечту в желания вдохнуть,

Единственный для нас был уготован путь,

Который нам явил сегодня

Творенье лучшее господне, —

Заботливой судьбы здесь явно попеченье!

ШЕСТОЙ ЗАИГРАЛ НА ЛЮТНЕ И ПРОПЕЛ:

Заботливой судьбы здесь явно попеченье;

К утехам от утех сплошной дороги нет,

И беды не ведут вслед за собою бед; Все движется коловращаясь,

То поднимаясь, то спускаясь,

Как день и ночь ведут чредой свои явленья.

СЕДЬМОЙ ЗАИГРАЛ НА ИРЛАНДСКОЙ АРФЕ И ПРОПЕЛ:

Как день и ночь ведут чредой свои явленья,

Как прячет в темноте покров светил ночных,

И солнечный полет, и блеск лучей дневных,

Так правящий судьбой вселенной

Законом силы неизменной

Несет простым венец, а знатным униженье.

ВОСЬМОЙ ЗАИГРАЛ СМЫЧКОМ НА ВИОЛЕ И ПРОПЕЛ:

Несет простым венец, а знатным униженье

Тот, кто механике пространств дал точный ход,

Кто быстро, медленно иль мерно их ведет,

Вращенье их распределяя,

С пределом масс соизмеряя.

Загадки естества раскрылись постиженью!

ДЕВЯТЫЙ ЗАИГРАЛ НА РОЖКЕ:

Загадки естества раскрылись постиженью!

Не отрицай, — скажи, что близится конец

Безмерному труду, что уж готов венец

Ему среди пространств веселых,

Средь гор и рек, в лесах и в долах,

Где кручи, где шипы, где бездны, где каменья?

После того как каждый в этом же роде, играя на своем инструменте, спел свою секстину, все вместе, приплясывая в хороводе и играя в честь единственной Нимфы, с нежнейшей гармонией пели песню, которую, не уверена, точно ли я запомнила.

Юлия. Дай же мне, пожалуйста, сестра, послушать то, что припомнишь.

Лаодомия.

ПЕСНЬ ПРОЗРЕВШИХ

[74]

«Зачем питать мне зависть к небесам, —

Сказал Нептун, надменно улыбаясь, —

Когда так полно наслаждаюсь.

О Зевс, я тем, что обладаю сам?»

«А чем ты горд? — отвнетил Зевс ему, —

Свои богатства чем ты приумножил?

Чем буйство волн ты растревожил?

И спесь твоя раздулась почему?» «Пусть ты царишь, — сказал властитель вод, —

В том светозарном небе, где пылает

Стезя, которой пробегает

Твоих светил несметный хоровод;

И пусть меж ними солнце — всех светлей;

Однако же оно не так прекрасно,

Как та звезда, которой властно

Я вознесен над гордостью твоей.

В моих водах, не знающих преград,

Лежит страна-счастливица, в которой

Струится Темзы ток нескорый,

Пристанище прелестнейших наяд;

Средь них одна — других стократ милей;

И даже ты, о грозный Зевс, не споря,

Отвергнешь небо ради моря,

Чтоб видеть солнце меркнущим пред ней!»

Но Зевс ответил: «Не допустит рок,

Что кто-либо затмил меня блаженством!

Однако можешь ты равенством

Мне уподобиться, о водный бог:

Твоя Наяда — солнце вод твоих;

Но и по тем же вековым законам,

В другой стихии отраженным,

Она есть солнце и для звезд моих!»

Юлия. Следует признать, что у нас с тобой достаточно данных как для заключения нашей темы, так и для стихов, требуемых при окончании стансов.

А если я со своей стороны, по милости неба, обрела красоту, то полагаю, что мне этим оказана большая милость; ведь какова бы ни была моя красота, она стала в известной мере орудием для открытия другой, единственной и божественной красоты. Я благодарна богам за то, что, пока я была еще такой незрелой и пламя любви не могло вспыхнуть в моей груди, столько же в силу упрямства, сколько в силу простой невинной жестокости, я нашла средство, чтобы оказать несравненно большие милости влюбленным в меня, чем они могли бы получить иным путем, как бы велика ни была моя благосклонность.

Лаодомия. Что касается душ этих влюбленных, то я еще раз уверяю тебя, что при всей их благодарности к волшебнице Цирцее за мрачную слепоту, за несчастные мысли и суровые усилия, при помощи которых они достигли такого блага, они не могут не испытывать большой признательности и к тебе.

Юлия. Этого я и желаю и на это надеюсь…

РАССУЖДЕНИЯ О ПЯТИ ДИАЛОГАХ

В ПЕРВОЙ ЧАСТИ

В первом диалоге первой части — пять разделов, следующих в таком порядке. В первом разделе обрисованы причины и основные внутрениие побуждения, которые обозначены и представлены в виде горы, реки и муз и которые заявляют о своем присутствии не столько тем, что их поминают, зовут и ищут, сколько тем, что они многократно и настойчиво сами по себе предстают перед нами; а это должно означать, что божественный свет всегда имеется близ нас, всегда предстает нам, всегда зовет нас, стучит в двери наших чувств и других познавательных и воспринимающих сил. Именно на это и указывается в «Песни Песней» Соломона, где говорится: Вот он стоит у нас за стеною, мелькает сквозь ставни, заглядывает в окна. Вследствие разных причин и препятствий часто бывает, что он так и остается снаружи и задерживается там. Во втором разделе показывается, каковы субъекты, объекты, страсти, орудия и итоги, с помощью которых этот божественный свет вводит себя, выявляет себя и овладевает душой, возвышая ее и обращая к богу. В третьем разделе — изъяснение, определение и назначение, которое создает себе хорошо осведомленная душа относительно единой, совершенной и конечной цели. В четвертом — внутренняя война, которая идет вслед за этим и разрешается против духа после такого изъяснения, о чем опять-таки говорится в «Песни Песней»: «Не смотрите на меня, что я смугла: ибо солнце опалило меня, сыновья матери моей разгневались на меня, поставили меня стеречь виноградники». Такие объяснения даются лишь в отношении четырех руководителей, каковы: склонность, фатальное сближение, существо добра и угрызение совести; а за ними следует множество военных обрядов с чрезвычайно проивоположными, несхожими и разными властями, с их слугами, средствами и органами, входящими в общий состав. В пятом разделе развивается естественное воззрение, в котором показано, что всякое противоречие разрешается дружбой противоположностей, либо в итоге победы одной из них, либо в итоге гармонии и взаимных уступок, либо же в итоге какого-нибудь иного превращения; всякий спор сводится к согласию, всякое многообразие — к единству; такое учение развивется нами в других диалогах.

Во втором диалоге более подробно описывается порядок и действие борьбы, которая лежит в существе этого сочинения об Энтузиасте. В первом разделе показаны три рода противоречий: первое — страсть и действие в сопоставлении с другой страстью и другим действием, как, например, холодные надежды и горячие желания; второе — те же самые страсти и действия в самих себе не только в разное, но в одно и то же время, например, когда каждая не довольствуется собой, но ждет еще другой и одновременно любит и ненавидит; третье противоречие между силой, которая преследует и стремится к своей цели и объектом, который убегает и ускользает. Во втором разделе выявляется противоречие как бы двух противоположных импульсов вообще, к которым относятся все частные и подчиненные противоречия, например, когда в двух местах и местопребываниях противоположности поднимаются и опускаются и, наоборот, когда в целостном составе из-за различия склонностей различных частей и разницы их расположений одновременно идет подъем и снижение, продвижение и отступление, уход от себя и замыкание в себе. В третьем разделе идет речь о последствии таких противоречий.

В третьем диалоге раскрывается, какую силу имеет воля в этой борьбе, ибо лишь воля может приказывать, начинать, проводить и заканчивать. О ней-то и поется в «Песни Песней»: «Встань, быстрая голубка моя, и приди: вот уже зима прошла, дождь миновал, цветы показались на нашей земле, настало время подчистки деревьев». Эта сила — воля — подчиняет другие силы многими способами и особенно самою себя, когда в самой себе отражается и удваивается, как в том случае, когда хочет хотеть, и ей нравится, что она хочет того, чего хочет, так и в том случае, когда она отступает, ибо не хоет того, чего хочет, и ей не нравится: что хочет того, чего хочет. Так она во всем и всегда одобряет то, что хорошо, и в той мере, в какой это ей указывает закон природы и справедливость, равно как она действительно не одобряет того, что не соответствует этому. Именно это и объясняется в первом и во втором разделах. В третьем разделе виден двойной плод такой деятельности, согласно чему (в результате склонности к сближению и к отталкиванию) вещи высокие становятся низкими, а низкие становятся высокими, когда, например, говорится, что силою головокружительного взлета и превратного результата это пламя преобразуется в воздух, в пар и в воду, а вода источается в пар, в воздух и в пламя.

В семи разделах четвертого диалога рассматривается порыв и сила ума, который увлекает за собой страсть и прогресс мыслей сложного энтузиазма и страстей души, находящейся во власти столь беспокойного общества. Здесь становится ясным, кто является охотником, птицеловом, хищным зверем, собакой, птенцами, логовищем, гнездом, скалой, добычей и — для завершения стольких усилий — что есть мир, отдых и желанная цель такой мучительной коллизии.

В пятом диалоге описывается состояние Энтузиаста в этот период и показывается порядок, смысл и условия его усилий и его судеб. В первом разделе об этом говорится, поскольку надо преследовать ускользающий объект. Во втором разделе — поскольку дело касается постоянного и неослабевающего соучастия страстей. В третьем разделе говорится о высоких и горячих, хотя и бесплодных намерениях. Четвертый раздел говорит о добровольном желании. Пятый раздел — о быстрой и сильной защите и сотрудничестве. В следующих разделах показаны с разных сторон условия его судьбы, усилий и состояний, равно как из основания и пригодность, что пояснено при помощи антитез, уподоблений и сравнений, сделанных в каждом из этих разделов.

РАССУЖДЕНИЯ О ПЯТИ ДИАЛОГАХ

ВТОРОЙ ЧАСТИ

В первом диалоге второй части ведется изучение приемов и причин состояния героического Энтузиаста. Здесь в первом сонете описано сстояние его под колесом времени; во втором сонете испрашивается извинение за увлечение неблагородным занятием и за недостойную обремененность разными заботами, и отсутствие времени; в третьем сонете осуждается бессилие его трудов, которые, правда, были изнутри освещены превоосходством объекта, однако сам объект был ими омрачен и затуманен; в четвертом оплакивается бесполезное усилие душевных способностей в ту пору, как Энтузиаст пытается побороть несоответствие своих возможностей тому состоянию, к которому он стремится и которое представляет себя; в пятом сонете опять вспоминается противоречие и внутренний конфликт, который наличествует в субъекте, в силу чего он не может полностью устремиться к цели или к концу; в шестом выражено желаное чувство; в седьмом рассматривается малое соответствие между желающим и желаемым; в восьмом взору представлено душевное раздвоение, вытекающее из противоположности — внешних и внутренних вещей меж собой; вещей внутренних в самих себе и вещей внешних в них самих; в девятом сонете развертывается состояние и темп течения жизни, обычные для действия