хорошо работает мотыгой, папкой, как он опрыскивает и поливает, то почему вы не хотите, чтоб я назвал его огородником? Если он пашет, сажает и сеет, почему ему не стать земледельцем? По какой причине он не сделался и кузнецом, если он ремесленник, мастер и зодчий? Кто мне помешает назвать его художником, если он такой изобретательный, деятельный и способный?
Если он такой изысканный аргументатор, если он пишет такие диссертации и апологии, то почему вам не нравится, что я называю его схоластом? Если он такой превосходный блюститель нравов, изобретатель доктрин и реформатор религии, то кто постесняется назвать его академиком и считать его архимандритом какой-либо главной школы? Почему ему не быть монахом, если он умеет петь, читать священное писание и спать? Ежели он выполняет обеты бедности, целомудрия и послушания, разве выбраните вы меня за то, что я назову его монастырским ослом? Неужели вы мне запретите назвать его соборным ослом, когда он действует по активному и пассивному обету, пригоден для избрания и способен к епископству? Если он тонкий, неопровержимый и просветленный доктор, хватит ли у вас совести требовать, чтобы я не уважал его и не считал за достойного советника? Разве вы свяжете мне язык, чтобы я не мог выставить его в качестве монастырского эконома, если в голове его покоится вся политическая и хозяйственная мудрость? Может ли власть церковного авторитета сделать, чтобы я не считал его столпом церкви, если осел этот выказывает себя до такой степени милосердным, набожным и воздержанным? Если я вижу его столь возвышенным, блаженным и торжествующим, может ли небо и весь мир помешать мне назвать его божественным, олимпийским и небесным ослом? В заключение, чтобы больше не ломать головы ни мне, ни вам, мне кажется, что он — сама душа мира, все во всем и все в любой части.
Итак, вы видите, до какой степени важна эта почтенная тема, относительно которой мы составляем настоящее рассуждение и диалоги; и если вам покажется, что вы видите здесь большую голову без туловища или с маленьким хвостом, то не приходите в трепет, не негодуйте, не удивляйтесь; ведь в природе находится много видов животных, которые имеют из всех членов только голову или кажутся состоящими только из головы, имея ее слишком большой, а другие части — почти незаметными; и все же ничто не мешает им быть в своем роде совершеннейшими. А если этот довод вас не удовлетворяет, то вы должны далее, принять во внимание, что сочиненьице это есть художественное описание и что в портрете в большинстве случаев достаточно изобразить только голову без остального. Я не говорю уже о том, что иной раз превосходное искусство проявляется в изображении только одной руки, ноги, ступни, глаза, изящного уха, половины лица, которое закрыто деревом, или краем океана, или вычеканено в углублении, имеющем форму гусиной лапы, орла или какого-нибудь другого животного; и все же такая работа не осуждается, не презирается, не принимается и одобряется. Так и я убежден, уверен, что вы примете этот дар в качестве столь же совершенного, как совершенно чувство, с которым он преподносится вам.
Приветствую вас.
?
Священная ослиность, святое отупенье,
О, глупость пресвятая, блаженное незнанье.
Одна ты нашим душам даруешь назиданье,
Ведь не приносят пользы ни ум, ни обученье.
Бесплоден труд познанья, бессильно вдохновенье.
Философов мудрейших бесцельно созерцанье,
И в небеса проникнуть напрасно их старанье —
Там для тебя, ослиность, готово помещенье.
Любители науки! А вам-то что за горе!
Зачем вы знать стремитесь, каков закон вселенной,
И есть ли в сфере звездной земля, огонь и море?
Священная ослиность, в невежестве блаженна,
Упавши на колени, с покорностью во взоре,
Пришествия господня с молитвой ждет смиренной.
Все в этой жизни тленно,
Но вечны мир дарован блаженному покою,
Чем бог нас награждает за гробовой доскою.
ОБРАЩЕНИЕ К ПРИЛЕЖНОМУ, НАБОЖНОМУ
И БЛАГОЧЕСТИВОМУ ЧИТАТЕЛЮ
О, мой читатель, не обойтись мне без пылкого вздоха, без горьких слез и трагического ропота, со всей страстью открывая правду и убеждая доводами; увы, не может не сказать мой ум, не разъяснить моя аргументация, не прозвучать мой голос о том, насколько обманчиво чувство, смутна мысль и неопытно суждение, которое под действием извращенного, несправедливого и предвзятого мнения не видит, не сообщает и не выносит решения в согласии с природой, с истиной разума и с законами справедливости относительно чистой доброты, царственной искренности и великолепного величия святого невежества, ученой глупости и божественной ослиности! Увы! Несколько ошибочно и сколь горделиво некоторые современники терзают эти небесные добродетели, против которых одни, задирая нос, выступают в качестве цензоров, другие бросаются, кусаясь оскаленными клыками, третьи выступают насмешниками с шутливыми издевками.
Везде, где презирают, осмеивают и бранят кого-либо, только и слышишь: «он осел, это ослиный поступок, это ослиность», хотя вполне уместно говорить это именно там, где рассуждения более зрелы, предложения более прочны и высказывания более взвешены. Так что, увы, с болью в сердце, с печальным духом и тяжелой душой смотрю я на неопытную, глупую и невежественную толпу, которая ложно думает, язвительно говорит, дерзко пишет эти дерзкие речи во многих сочинениях, идущих в печать, в книжные лавки и повсюду. Я не говорю уж об употреблении глумливых, презрительных и бранных выражений: золотой осел, одобрение ослу, похвала ослу, в тех случаях, когда думают лишь о том, чтобы ироническими изречениями скомпрометировать славную ослиность для забавы, осмеяния и препровождения времени.
Но кто правит миром, не подумает ли он, что я поступаю таким же образом? Кто сможет обуздать языки, чтобы они меня не поставили в один разряд с людьми, которые в этом вопросе бегут по следам насмешников? Кто может удержать неверящих, утверждающих и подтверждающих, что я не намерен хвалить осла и ослиность всерьез и по-настоящему, а скорее добавляю масла в светильник, зажженный другими? Однако, мои безрассудные и дерзкие судьи, ленивые и плутоватые клеветники, тайные и страстные хулители, удержите свои шаги, откройте глаза, обратите внимание; посмотрите, вникните, вдумайтесь: чисты ли, истинны ли и убедительны мои простые понятия, провозглашаемые мнения и силлогистические доводы, которые я высказываю в пользу этого священного, непорочного и святого животного, или же они фальшивы, невозможны и мнимы.
Если вы увидите, что они действительно покоятся на прочнейших основах, если они красивы, хороши, не отклоняйте их, не избегайте, не отбрасывайте, но примите их, усвойте их, следуйте за ними и не будьте слишком связаны привычками веры, не будьте побеждены удовлетворенностью мышления и руководимы тщеславием молвы, если свет разума покажет вам не то, голос учения прозвучит на другой лад и действие опыта подтвердит иное.
Что вы думаете об идеальном и каббалистическом осле, который преподносится в священных книгах? Кто такой, по вашему мнению, конь Пегас, на которого смотрят, как на образ поэтической фантазии? А килленский осел, достойный того, чтобы рассматривать его как драгоценность под готическими сводами самых почтенных академий, какие только вы можете себе представить? Но, откладывая в сторону мысль об этом коне и о килленском осле и принимаясь за первоначального осла, одновременно платонического и теологического, я хочу довести до вашего сведения, что в божественных и человеческих писаниях не отсутствуют свидетельства, высказанные святыми и языческими учеными, которые, говоря о нем, привлекают и тень науки и свет веры. Пусть знают, что я не лгу тому, кто еще недостаточно опытен в этих учениях, когда называю идеального осла творческим началом, сверхъестественно образующим и совершенствующим вид ослов. Хотя вид ослов во вместительном лоне природы кажется отличным и действительно отличается от других видов и в производных умах он числится и постигается в особом понятии, а не в том самом, в каком усваиваются другие формы, тем не менее (а это самое важное) в первичном уме вид осла есть тот же самый, что и идея человеческого вида, тот же самый, что вид земли, луны, солнца, тот же, что виды умов, демонов, богов, миров, вселенной; то есть такой же вид, как и те, от которых зависят не только ослы, но и люди, и звезды, и миры, и мировые животные; тот вид, говорю я, в котором нет различия формы и содержания, вещи от вещи, но который есть единый и самый простой вид.
Глядите же, глядите, откуда происходит то, что без всякого порицания некий святой из святых вдруг называется не только львом, единорогом, носорогом, ветром, бурей, орлом, пеликаном, но и не человеком, поношением людей, подонками черни, овцой, бараном, червем, воплощением виновности и т. д., вплоть до того, что он называется грехом и даже хуже. Подумайте о происхождении причины, по которой христиане и иудеи не возмущаются, но скорее торжествуют, когда в силу метафорических намеков священного писания они выступают под титулами и наименованиями ослов, называются ослами и обозначаются как ослы. Отсюда и выходит, что там, где речь идет об этом благословенном животном, осле, там, по духовному значению текста, по смысловой аллегории и мистическому замыслу, имеется в виду человек справедливый, святой, человек божий.
Поэтому, когда в «Исходе» упоминается об искуплении и превращении человека, в связи этим говорится об осле. Перворожденного от осла, сказано там, заменяй в жертвоприношении овцой; перворожденного от человека искупи ценою денег. Когда в той же книге дается заповедь, чтобы желание человека не распространялось на жену и на рабыню ближнего, то в этом же перечне мы видим вола и осла, как если бы не менее важным грехом было желание овладеть также и этими существами.
Поэтому когда в книге «Судей» Дебора и сын Авиноамов, Барух, поют: «Слушайте, цари, навострите уши, князья, ездящие на жирных ослицах и сидящие в судилище», то святые раввины дают этому следующее толкование: «О, правители земли, высящиеся над великодушными народами и управляющие ими при помощи святого бича, наказывая преступников, награждая добрых и справедливо решая дела». Когда «Пятикнижием» предписывается, что следует вывести и направить по верной дороге заблудившихся осла и быка твоего ближнего, то ученые толкуют это в духовном смысле так: если находящаяся внутри нас наша духовная личность совратится с правильного пути, то она должна быть нами исправлена и предупреждена. Когда старейшина синагоги упрекнул господа, который исцелил в субботу, то последний ответил, что плох тот человек, который в любой день не вытащит осла или быка из колодца, куда они упали. Божественные писатели понимают это так, что осел означает простого человека, бык — это человек, который руководится природными влечениями, колодец — смертный грех, а то, что вытаскивает осла из колодца, — это божественная милость и забота, избавляющие избранных своих от этой пучины. Вот, значит, каким образом народ — искупленный,
