некогда пламенный, а теперь стеклянный взгляд директора приходился, как обычно, на уровне рук посетителей. Казалось, ему по-прежнему важнее всего, что они принесли.

• Несчастный шарлатан, — заговорил Терра, — больше ждать нечего. Все это было лишь плодом твоего шарлатанства, плодом нашего общего шарлатанства. Чем сильнее я и мне подобные верили в существующий социальный строй, тем несокрушимее казался и ты. Временами чувствовалось, что в делах не все ладно, но никто не задавался вопросом, совместимы ли миражи с делами. Ты жертва всеобщей потребности в несбыточном. Те, кто ее удовлетворяет, гибнут, не дождавшись признательности. Мир праху твоему! — заключил он, услышав шаги.

Из люка появилась княгиня Лили.

• Я не любопытна, — заявила она, когда Терра хотел провести ее за бутафорскую стену. — Кроме того, я боюсь новых разочарований.
• Он совсем не страшен.
• У него было все, чего я тщетно искала в мужчинах.
• Неправда, — сказал Терра в приливе ревности. — У него не было будущности.
• Смерть — единственное, чего нельзя простить. — С этими словами она повернулась к выходу. У самой лестницы она, однако, остановилась и схватилась за перила, у нее дрожали колени. — И я собиралась за него замуж. — Она содрогнулась. — А как раз теперь мне было бы особенно некстати попасть впросак.
• Мое восхищение растет с часу на час, — как я понимаю, вы у нового поворота жизненного пути.

Она вдруг протянула ему руку.

• Я должна быть благодарна вам, Клаудиус.
• А я несказанно поражен, что вы еще помните мое имя, — произнес он смиренно.
• Мне сообщили, какую деятельность вы развили сегодня, чтобы вызвать здесь взрыв.
• В этом вы мне ни на йоту не уступали, ваша светлость. Вы пожертвовали даже своими жемчугами.
• Деньги не имеют значения там, где речь идет о более важном, ответила она горделиво. И торжественно, почти с нежностью: — Вы, милый друг, уберегли меня от такого скандала, который никак не может быть на пользу женщине. Этого я не забуду никогда. Рассчитывайте на меня. Я приду вам на помощь при любых обстоятельствах. Клянусь в этом памятью покойного, закончила она и стала спускаться впереди Терра по ступенькам.
• Ваша квартира носит отпечаток изысканного вкуса, — констатировал он внизу.

Она поджала губы.

• Он вас уже не слышит. К счастью, все записано на мое имя и полностью оплачено.

В одной из комнат, весело взвизгивая, без устали бегал из угла в угол ребенок, совсем еще крошка. Няня исчезла при их появлении.

• Мама! — радостно крикнул малыш, бросил куклу, которую таскал за собой, и повис на матери.
• Он умеет радоваться, — заметил Терра. — И у меня, говорят, была сильно развита эта способность.
• Он все еще неразрывно связан со мной, — сказала мать. — Когда я волнуюсь, его невозможно унять.
• До сих пор? А сколько ему лет?
• Ему два года и три месяца, мой друг, — ответила она и посмотрела на него. Взгляд Терра, выдержавший ее взгляд, дрогнул, он сам не знал, больно ли, или сладостно. Он засмеялся.
• И три года прошло со времени нашего близкого знакомства. Вы строго выдержали законный срок, Лили.
• Это мальчик, — деловито пояснила она, — зовут его Клаус, как и полагается. Дай ручку дяде, Клаус!

Терра наклонился, чтобы взять ручку ребенка. Его темные глаза с жгучим вниманием впились в карие глаза ребенка, в личико с красками блондина. Он едва удержался, чтобы не покачать головой. В конце концов это могло быть даже и правдой. Факт, не менее невероятный, чем многие другие. Нетрудно принять эту версию, как и всякую другую… Испуганный ребенок поспешил ускользнуть от назойливого гостя. Он поплакал минутку, а потом, весело взвизгивая, снова принялся бегать по комнате.

• Позвольте выразить вам мою искреннюю, глубокую признательность, произнес Терра и с изысканной любезностью поцеловал унизанную кольцами руку княгини.
• Благодарность взаимная, — ответила она и налила ему ликера.
• Разрешите задать вам только один скромный вопрос: почему именно на мою долю выпало это незаслуженное счастье?
• Оно было не так уж не заслужено, — ответила она, пожимая плечами. Ведь вы настоятельно требовали ребенка.
• А до меня? — начал он злобно.
• До вас, если вам угодно знать, никто этого особенно не требовал.

Тяжело дыша, он устремил взгляд в одну точку.

• Каковы же будут дальше наши отношения? — миролюбиво спросила она.
• Проще всего было бы нам остаться добрыми друзьями, — живо предложил он.
• Итак, если я ваш добрый друг: как у вас с финансами? Я не имею права оставить вас на произвол судьбы. Вы были заведующим отделом рекламы в агентстве, которое вряд ли будет существовать впредь.

Он поспешил отклонить всякую заботу.

Но она:

• Мне вы ничего нового не скажете о том, как гнусна жизнь. В свое время вы всем пожертвовали для меня.

Он возразил, что то было другое дело.

• А кроме того, вы отец моего ребенка.

За это он категорически не примет платы.

• Но вы меня оградили от нелепого скандала.

В ответ он засмеялся, и она вместе с ним. Это как будто разрядило атмосферу, и она дала волю слезам. Когда она встала, он поднялся вслед за ней. Они прошлись еще раз по комнате; ребенок стоял и злыми глазами следил за каждым их шагом. Терра держал ее под руку. Лили снова касалась его бедром; ее щека нежно льнула к его плечу, он чувствовал ее дыхание.

• Мне кажется, случилось не такое уж большое несчастье, — сказал он резким тоном.
• Ах, милый друг, вы еще не понимаете, что случилось. — Всхлипывая: Господин фон Толлебен ускользнет теперь из моих рук.
• Этот Бисмарк? Да пусть его! Он в долгу как в шелку.
• Но его положение! Реклама! Клаудиус, помогите мне.
• Он же не человек, а недоразумение, — рассуждал Терра. — У него нет темперамента. Что привязывало его к вам, мой друг? Высочайшая опера. Следовательно, нужно, чтобы этот шедевр был в вашем распоряжении. После смерти директора опера перешла к вам. Или, еще лучше, покойный хотел унести ее с собой в могилу и бросил в огонь. Вы с опасностью для своих прекрасных рук выхватили ее из пламени.
• Какое пылкое воображение! — сказала женщина с той стороны и обняла его.
• Если и после этого он не будет раболепствовать перед вами, то я готов стать вашим рабом.
• Но вы как-нибудь натолкните его на это.
• Возможность, пожалуй, представится, — сказал он и поджал губы. Он вспомнил о графине и тут же осознал, что ни разу не подумал сегодня о ней, о той, ради кого он вынес столь богатый событиями день. Она отдалилась от него за этот один день так, словно их прошло не меньше ста. Рядом с ним стояла женщина с той стороны и выжидательно смотрела на него. В это время к ним подбежал ребенок и первый раз прижался к его колену. В приливе еще не изведанного чувства Терра сел, чтобы приласкать ребенка, а кроме того, у него ослабели ноги.
• Вы, вероятно, прервали учение, но, конечно, не забросили совсем? спросила Лили. — Это было бы недостойно вас. Тот, кто поддержит вас, пока вы не закончите образования, отнюдь не прогадает. Скажем, вот я… Как знать? заключила она мечтательно, положив руку ему на плечо.

Он понял: «Может быть, вы женитесь на мне, скоро я приду и к этому, и сделаете карьеру при помощи моих сбережений и связей». Ему предлагалась комбинация, которая оскорбляла буржуазные приличия и была сама по себе унизительна. Ни под каким видом нельзя соглашаться — и все же это предрешено судьбой, приведшей его сюда. «Иди на унижение! Дерзай ради меня!» — твердила его судьба. Рука женщины с той стороны все еще покоилась на его плече. Он схватил эту руку, приблизил к ней лицо и вдруг в необузданном порыве прижал ее сначала к своему влажному лбу, а потом к скорбным губам.

Куршмид и писатель Гуммель все еще стояли в подъезде.

• Какие здесь разыгрались потрясающие сцены! — сказал поэт. Социальный вопрос — самая благодарная из тем.
• Хорошо, что хоть вы не потерпели ущерба, — заметил Терра. Это относилось, правда, только к моральной стороне дела. Как Гуммель, так и Куршмид предвидели, что на заседании общества «Всемирный переворот», куда они направлялись, начнется форменная паника. Они пригласили Терра пойти с ними. Ему было не по себе, — ведь он немало содействовал катастрофе. Но Куршмид представил Гуммелю Терра как слушателя, способного оценить ту драму, которую Гуммель собирается прочесть нынче вечером членам правления «Всемирный переворот». В толпе Куршмиду и Терра удалось отстать на несколько шагов от Гуммеля.
• Вы сегодня здорово похозяйничали, — сказал Куршмид чуть не с благоговением. — Директор будет не единственной жертвой.
• Меня самого как обухом по голове ударило, — сознался Терра.
• Умоляю вас, со мной не нужно маски! Ваша неутолимая потребность в нравственном совершенстве создает катастрофы, куда только ни ступит ваша нога. Но если бы это сразило даже меня самого, я все же предан вам до конца! — с пылким рукопожатием заключил Куршмид.

Общество «Всемирный переворот» заседало в «Асканийском подворье». В большом неуютном помещении за длинным трактирным столом собралась полностью вся корпорация модернистов, мужчин в возрасте до сорока лет. Более пожилые были адвокаты, их положительный ум служил поправкой к отвлеченным дерзаниям литературных схимников. Увы, и они доверились «Главному агентству по устройству жизни» и были жестоко обмануты. Теперь, правда, они заявляли, что никогда не верили в этот вздор и только уступали пристрастию своих более наивных собратьев к социальным веяниям.

• Что может быть общего у Грюнфельда с веяниями? — заметил кто-то, указывая на человека, сидевшего напротив Терра и явно страдавшего желудком. Слова здесь были такие же острые, как и умы. Требования предъявлялись высокие: находчивость, смелость, ультрасовременные взгляды в области искусства и социальные убеждения. За сарказмом выражений чувствовалось твердое верование — у одних искреннее, у других наигранное, но оно чувствовалось повсюду, в каждом разговоре: скоро предстоит ни больше ни меньше как решение социальной проблемы. В связи с этим наступала эра нового духа, так что обществу «Всемирный переворот» открывалась широкая дорога; но пока что оно устраивало спектакли в отдаленных пригородных театрах, для чего требовались средства — во имя настоящего и будущего блага.
• Я прямо потрясен: здесь обсуждаются революционные мероприятия, простодушным тоном сказал Терра господину, сидевшему напротив.
• Сколько времени вы в Берлине? — спросил господин Грюнфельд.
• Один день, — сознался Терра.
• Я здесь уже двадцать лет, а всемирный переворот бывает только по средам.

После этой отповеди Терра оставалось лишь приналечь на пунш, и для соседей он перестал существовать. Круговой чашей ведал один из членов общества в коричневом вельветовом пиджаке, сидевший во главе стола. Терра тщетно пытался согласовать традиционные застольные обряды с рискованными замыслами общества. Это ему не