И тут Терра узнал, что в истории с Каппусом он сглупил непростительнейшим образом. Всякий другой не стал бы выносить дело в суд, а столковался бы с самим Каппусом. Пусть бы изобретатель обрел, что ему причиталось, а Терра, естественно, должен был потребовать у Каппуса свою долю, — иначе к чему вся затея? Он не понял, как ему следует действовать, невесту его это ужасно поразило. Счастье, что она вовремя уберегла себя от такой ненадежной опоры.
- Выйти за тебя, дружок, равноценно самоубийству.
Терра, не без сожаления, согласился с ней.
- Такая достойная женщина, — я говорю, а сердце у меня кровью обливается, — имеет бесспорное право на нормального мужа из самого нормального буржуазного круга. За всю твою благословенную жизнь ты не сделала для своего преуспеяния ничего такого, что буржуазное общество не вменяло бы в обязанность своим сочленам. Ты только придавала элегантность своим подлостям, но и это оно тебе со временем простит.
Она не выдержала и рассмеялась:
- Какой ты чудак! Приходи почаще! Только предупреждаю — мои дела в полном расцвете. Спальня остается у меня, я продаю лишь мавританский кабинет. В полумраке я больше не нуждаюсь.
- В том бог свидетель, — сказал он торжественно. Он смотрел, как она на полном свету высоко вытянула руки над копной своих огненных волос и поднялась на носки. Формам вернулась прежняя мягкая пластичность и мускулистая упругость, а краскам — свежесть, как от притока обновленной крови: неувядаемая стояла она, сдвинув носки, словно балансируя на шаре, и медленно вращалась вокруг самой себя.
- Чудо из чудес, — сказал он. — Как ты этого добилась?
В ответ она загадочно усмехнулась и звонким, равнодушным голосом позвала кормилицу.
Кормилица? Ну, разумеется. В этом и было все дело. Отсюда ее тогдашнее состояние, ее уныние и затея выйти за него замуж… Кормилица явилась с новорожденным на руках. Старший мальчуган держался за ее подол.
- Это девочка, — сказала мать.
- Я вел себя как форменный осел, — признал Терра.
Она лишь пожала плечами. Она не ставила глупость в укор мужчинам, их глупость подразумевалась сама собой.
- Отца ты знаешь, — сказала она на случай, если бы ему потребовалось и это разъяснение. Действительно, ему только сейчас пришло в голову имя отца; он вспыхнул.
- Мой сын и дочь господина фон Толлебена — брат и сестра? Этого в условии не было.
Тут явно удивилась она.
- Что ж теперь поделаешь! — пробормотала она с запинкой.
- Я не желаю, чтобы они воспитывались вместе. Идем со мной, сын мой, решительно заявил он и протянул руку.
Мать забеспокоилась.
- Перестань, пожалуйста! Кстати, ребенок вовсе не от Толлебена, а от Мангольфа. — И так как он уставился на нее, словно собираясь наброситься: Ну да, от твоего друга. Но ты навел меня на хорошую мысль. Я уверю Толлебена, что ребенок от него. Ему это польстит, он обеспечит дочь, а твой друг окажется в стороне. Все участники будут удовлетворены. — Она отошла, напевая, чтобы скрыть остаток беспокойства; вид у него по-прежнему был грозный. Но вдруг он резко повернулся.
- Идем, мой сын! — повторил он.
Пауза. Мать сразу успокоилась и обменялась взглядом с кормилицей.
- Ну что? Идет он? — спросила она даже без насмешки.
Тщетно нагибался Терра, протягивая руку, — под его жгуче-суровым взглядом мальчик обошел, от складки к складке, всю юбку кормилицы. Выглядывая из-за нее, шестилетний мальчуган сжимал рот точь-в-точь, как сам Терра.
- Папа хочет взять тебя с собой, — повторил Терра.
- А может, ты лучше останешься у мамы? — Она раскрыла объятия. — К кому ты пойдешь? — И мальчик бросился к ней. — Он слишком похож на тебя, сказала мать торжествующе и примирительно. — Потому он так привязан ко мне.
- Впечатления, которые ждут его в твоем доме, бесконечно ценны для многих, но только, пожалуй, не для подрастающего мальчика, — учтиво заметил Терра.
- Ты находишь, что в почтенном доме твоих родителей тебя столь блестяще подготовили к жизни? — возразила она. И так как он молчал, открыв рот: Ведь ты же до сих пор не уразумел, что такое жизнь!
Она сочла вопрос исчерпанным и занялась прерванными делами. Терра сказал сыну: «Давай мириться», и предложил поиграть с ним.
Мысленно он решил: «Сегодняшний урок я себе зарублю на носу. Пора образумиться. Я повсюду умудрился наглупить и всем стал в тягость».
Итак, он продолжал успешно работать, не падал духом, запросы высшего порядка оставлял втуне и, проверяя в конце недели свой моральный инвентарь, радовался, что ему удалось избегнуть унижений и, не слишком срамясь, приспособиться к окружающему миру. Принцип его был таков: «Лишь трезвый житейский опыт позволит мне с успехом привить окружающему миру свои взгляды, не свойственные ему».
После двухгодичной страды однажды утром к нему в контору явился Каппус.
- Господин адвокат, — начал знаменитый ростовщик, — вы человек по мне, ибо вы на редкость честный человек. — Не слушая возражений, он продолжал: Но вы и трудолюбивый человек, вы рано встаете и приходите в контору задолго до ваших служащих. Это тоже хорошо, господин адвокат, таким образом нас никто не потревожит или, чего доброго, не подслушает. Иначе нам не поздоровилось бы, господин адвокат. — Он говорил настойчиво и горячо, таков был, очевидно, его характер. Сюртук у него был наглухо застегнут, кожа на лице очень белая и нежная. Когда он наклонил голову и описал цилиндром плавный полукруг, у него появилось сходство с благостным духовным пастырем. — Давайте присядем! — сказал он, поставил цилиндр под стул и вместо него надел ермолку.
Он был уже старик, но волосы красил. Мягкие голубые глаза блестели из-под крашеных бровей. Ростовщик — и вдруг дородный!
Вид его говорил наблюдателю: «И ты обманывался на мой счет!» Внезапно он всем своим существом изобразил горестное сожаление.
- Могли бы вы подумать, что граф Ланна проведет старика Каппуса?
Терра недоумевающе посмотрел на него, потом встал и запер обитую войлоком дверь.
- А сейчас выкладывайте все и говорите так, как будто имеете дело с адвокатом вашего противника! — вернувшись, потребовал он.
- Да и с самим собою я говорю не иначе как от имени противника, наставительно ответил Каппус.
И тотчас, вновь изобразив горестное сожаление и смягчив голос до кроткого шепота, он посвятил Терра в суть дела. Молодой граф Эрвин оставил ему в залог брильянтовое колье, но впоследствии оказалось, что брильянты фальшивые.
- Почему вы раньше не выяснили, какие они?
- В первый раз за всю мою жизнь не выяснил. Что вы думаете, конечно же, из уважения к новому рейхсканцлеру, из доверия к нему и потому еще, что считал: сыну первого после императора человека это ни к чему.
- Вы лучше, чем кто-либо, знали, что у графа Эрвина много долгов, ведь должен-то он главным образом вам.
Каппус понял: его подозревают, будто он сразу увидел, что камни поддельные, и на этом построил всю махинацию. Тем настойчивее и горячее уверял он, что никогда бы и не помыслил запутать одного из графов Ланна в грязную историю.
- Стоит влипнуть одному из членов семьи, так уж влипнут и остальные, и тогда это будет стоить нам рейхсканцлера. Но кому это будет стоить рейхсканцлера? Нашей возлюбленной Германии. Нет, господин адвокат, на это я не способен! Скорее я махну рукой на деньги.
- Сколько там всего? — спросил Терра. Но определенного ответа не добился.
- Сумма значительная, не будем пока говорить о цифрах, — сказал Каппус и продолжал разглагольствовать о морально-политических последствиях. Терра оборвал его. Он поговорит с противной стороной. Он возьмет на себя это дело лишь в том случае, если его вмешательство будет желательным и противной стороне.
- Не беспокойтесь, даже очень желательным, — сказал Каппус задушевно. Ведь вы, господин адвокат, в семье у Ланна совсем как родное дитя, вы имеете влияние на старика. Почему бы я иначе обратился именно к вам?
С этим заключительным доводом он исчез за обитой войлоком дверью.
Терра только собрался написать Эрвину Ланна, как тот сам явился к нему.
- Произошло неприятное недоразумение, — сказал он, поеживаясь, как от озноба. — Особенно неприятное для моей сестры.
Терра почувствовал, как сердце его бешено заколотилось у самого горла. Он ничего подобного не ожидал и теперь не мог выговорить ни слова.
- Ведь она таким образом узнала, что колье фальшивое, — пояснил Эрвин. — А это единственная крупная вещь, которую она унаследовала от матери!
- Раньше вам это не было известно? Ну, понятно, нет. Но Каппус не верит — или делает вид, будто не верит, что не менее скверно. Расскажите мне все подробно и разрешите покорнейше просить вас…
Терра говорил, лишь бы говорить и таким образом совладать со своим волнением. Как мало изменился молодой Ланна! И сейчас еще трудно понять, куда направлен его взгляд — взгляд двух полудрагоценных камней. Губы красные, как у совсем юного мальчика, а лицо гладкое и бледное, ничуть не тронутое временем.
- Нам нужны деньги, — начал он. — Алисе деньги всегда нужны для полезных дел, мне — для самых бесполезных. Так уж повелось. Мы хотели дождаться наследства. Знаете, того большого наследства, которое отец должен получить от своей богатой родни. К несчастью, мы в безвыходном положении. Алиса, понятно, хорошо взвесила этот шаг. Раз она со мной о чем-то заговорила, значит у нее все обдумано. «Мы продадим колье», — сказала она.
- Говорите прямо, без утайки! — сурово потребовал Терра.
- Она оценила его у Бервальда на Унтерденлинден.
- О! — бессознательно вырвалось у Терра.
- Тогда она мне ничего не сказала. Она говорит мне только то, что ей угодно. Она думала, что я продам фальшивое колье за ту цену, какую оно стоит. Платина там настоящая.
- Ну да, так она и думала, — подтвердил, сам того не сознавая, Терра.
- И все из-за моей глупости. Я в свою очередь решил оценить колье и тоже пошел к Бервальду. Он был очень удивлен. Вероятно, он подумал, что я в курсе дела, и ничего мне не сказал. Он только отсоветовал продавать, время якобы неблагоприятное. Я его не понял и, к несчастью, пошел к Каппусу. Тот, как всегда, дал мне немного. Но… — И Эрвин протянул Терра какую-то бумагу. — Тут ясно сказано, что он дал взаймы под залог настоящего колье.
- Это и есть ловушка, — догадался Терра. — Теперь он, несомненно, потребует огромную сумму с наследства вашего отца.
Эрвин подтвердил это.
- Потому-то я и пришел к вам, — так закончил он рассказ о своих
