Дидерих прикинулся глухим, он установил, что они находятся в маленьком салоне позади буфета. Поспешно добравшись до зеркальной галереи, он смешался с толпой, только что хлынувшей из зрительного зала. Публика еще была под впечатлением трагической участи тайной графини, которой все же пришлось соединиться узами брака с учителем музыки. Фрау Гарниш, фрау Кон, теща бургомистра — у всех были заплаканные глаза. Ядассон, уже без грима, явившийся пожать лавры, встретил у дам плохой прием.
- Это вы во всем виноваты, господин асессор! Она все-таки ваша родная сестра!
- Простите, сударыни! — И Ядассон произнес речь в защиту своих прав. Ведь он законный наследник графских владений!
Мета Гарниш сказала:
- Но у вас был слишком вызывающий вид!
Тотчас же все взгляды устремились на его уши; послышались смешки. И Дидерих, в предчувствии близкой мести, со сладостно бьющимся сердцем взял под руку Ядассона, пронзительным голосом вопрошавшего, в чем же, наконец, дело, — и повел его туда, где президентша, прощаясь с Кунце, выражала майору свою живейшую признательность за его услуги, которые так способствовали успеху пьесы. Увидев Ядассона, она попросту показала ему спину. Ядассон так и примерз к полу, Дидерих не мог сдвинуть его с места.
- Что с вами? — осведомился он с наигранным участием. — Ах да, фрау фон Вулков. Вы ей не понравились. Прокурором, сказала она, вам не быть. Очень уж торчат у вас уши.
Дидерих был ко всему готов, но такой чудовищной гримасы он не ожидал! Куда девалась высокомерная резкость, которую Ядассон всю жизнь вырабатывал в себе!
- Я это знал, — прошептал он, но в этих словах, сказанных шепотом, слышался мучительный вопль… Вдруг он весь задергался, точно приплясывал на месте, и закричал: — Вам смешно, драгоценнейший! Но вы и не подозреваете, чем владеете. Ваша внешность — капитал. Дайте мне ваше лицо, ничего больше, и через десять лет я министр!
- Но-но! — воскликнул Дидерих. — Всего лица вам и не нужно, достаточно одних ушей.
- А вы не продадите их мне? — спросил Ядассон и так взглянул на Дидериха, что тот не на шутку струхнул.
- А разве это возможно? — неуверенно возразил он.
Ядассон с циничной усмешкой на губах уже подходил к Гейтейфелю.
- Господин доктор, вы ведь специалист по ушам.
Гейтейфель рассказал, что и в самом деле, — пока, правда, лишь в Париже, — такие операции делаются: уши можно уменьшить вдвое.
- Да их и не к чему убирать целиком, — заметил Гейтейфель. — Половина еще вам пригодится.
Ядассон уже вполне овладел собой.
- Остроумно! Бесподобно! Расскажу в суде. Ах, пройдоха! — И он похлопал Гейтейфеля по животу.
Дидерих тем временем решил уделить внимание сестрам, которые только что вышли из гардеробной, переодетые к балу. Их поздравляли с успехом, а они рассказывали о волнениях, пережитых на сцене.
- Чай, кофе, боже мой! У меня душа в пятки ушла, — говорила Магда.
Дидерих, на правах брата, тоже принимал поздравления. Он шел между сестрами. Магда опиралась на его руку, зато Эмми ему пришлось удерживать чуть ли не силой.
- Прекрати эту комедию! — шипела она.
А он, расточая улыбки и приветствия, в промежутках глухо рычал ей на ухо:
- У тебя, правда, была маленькая роль, но будь довольна, что тебе хоть такую-то дали. Бери пример с Магды.
Магда кокетливо прильнула к нему, проявляя готовность изображать идиллию семейного счастья так долго, как он того пожелает.
- Детка, — сказал ей Дидерих с нежностью и уважением, — ты имела успех. Но, должен сказать, и я тоже. — Он даже сделал ей комплимент. — Ты сегодня прелесть как хороша. Даже досадно отдавать тебя за Кинаста.
А после того, как президентша, уходя, благосклонно кивнула им, они уже встречали на своем пути только почтительнейшие улыбки. В зале очистили место для танцев; в углу за пальмами оркестр грянул полонез. Дидерих, грациозно склонившись перед Магдой, торжествующе повел ее сразу же за майором Кунце, открывшим бал. Так они прошли мимо Густы Даймхен. Густа не танцевала. Она сидела рядом с кривобокой фрейлейн Кюнхен и смотрела на них взглядом побитой собаки. От выражения ее лица Дидериху стало не по себе, как в ту минуту, когда он увидел Лауэра за тюремной решеткой.
- Бедная Густа, — сказала Магда.
Дидерих насупился.
- Да, да, это все оттого же.
- Но, в сущности, отчего же? — И Магда, прищурившись, посмотрела на него исподлобья.
- Не все ли равно, дитя мое, это так — и все тут.
- Дидель, пригласи ее на вальс.
- Не могу. Долг перед самим собой на первом месте.
И он сейчас же покинул зал. Молодой Шпрециус, теперь уже не лейтенант, а снова гимназист-выпускник, пригласил на танец кривобокую фрейлейн Кюнхен, которая весь вечер подпирала стены. Вероятно, он старался снискать благосклонность ее отца. Густа Даймхен осталась в одиночестве… Дидерих прошелся по боковым комнатам, где мужчины постарше играли в карты, получил длинный нос от фрейлейн Кетхен, которую застал с каким-то актером в укромном уголке за дверью, и добрался до буфета. Здесь за столиком расположился Вольфганг Бук; он зарисовывал в записной книжке мамаш, сидевших вдоль стен в ожидании дочерей.
- Очень талантливо, — сказал Дидерих. — А портрет своей невесты вы уже набросали?
- С этой стороны она для меня не представляет интереса, — ответил Бук таким безразличным голосом, что Дидерих даже усомнился, заинтересовало ли бы вообще жениха Густы то, что произошло в «Приюте любви».
- Вас никогда не поймешь, — разочарованно сказал он.
- Зато вас нетрудно понять, — заметил Бук. — Когда вы произносили на суде свой длинный монолог, мне хотелось вас зарисовать.
- Совершенно достаточно было вашей речи; в ней вы попытались, к счастью неудачно, скомпрометировать меня и в самом презренном виде представить мою деятельность.
Дидерих сверкнул испепеляющим оком. Бук с удивлением посмотрел на него.
- Вы, кажется, обиделись. А я ведь так хорошо говорил. — Он помотал головой и улыбнулся задумчиво и восхищенно. — Хотите, разопьем бутылочку шампанского? — сказал он.
- Мы с вами?.. — переспросил Дидерих. Но все же не отказался. — Своим решением суд отметил, что ваши упреки адресованы не только мне, а всем немцам националистического образа мыслей. И я считаю этот вопрос исчерпанным.
- Что будем пить? Гейдзик? — Дидериху пришлось волей-неволей чокнуться с ним. — Вы не можете не признать, милейший Геслинг, что так основательно, как я, вашей особой никто еще не занимался… Скажу откровенно, роль, которую вы разыграли на суде, интересовала меня больше, чем моя собственная. Потом, дома, я сам исполнил ее перед зеркалом.
- Моя роль? Вы, вероятно, хотели сказать — мои убеждения. По-вашему, правда, характерная фигура нашего времени — актер.
- Я тогда имел в виду… другого. Но вы видите, что за объектами для наблюдения мне так далеко ходить не приходится. Если бы завтра мне не надо было защищать прачку, якобы укравшую у Вулковов кальсоны, я, может быть, сыграл бы Гамлета. Ваше здоровье!
- Ваше здоровье! Для этого вам, во всяком случае, нет нужды обзаводиться убеждениями.
- Боже ты мой, да они у меня есть. Но никогда не менять их?.. Значит, вы советуете мне стать актером? — спросил Бук. Дидерих уже открыл было рот, чтобы одобрить намерения Бука, но в это мгновенье вошла Густа, и он покраснел: именно о ней он и подумал, когда Бук задал свой вопрос. — Тем временем перестоится мой горшок с колбасой и капустой, а ведь это такое вкусное блюдо, — мечтательно сказал Вольфганг.
Густа, бесшумно подкравшись сзади, закрыла ему глаза руками и спросила:
- Кто это?
- Оно самое, — сказал Бук и легонько шлепнул ее.
- У вас здесь, видно, интересный разговор? Может, мне уйти? — спросила Густа.
Дидерих поспешил принести ей стул; но, честно говоря, он предпочел бы остаться вдвоем с Буком: лихорадочный блеск ее глаз не предвещал ничего доброго. Она говорила быстрее обычного:
- В сущности, вы одного поля ягода. Только почему-то чинитесь, церемонии разводите.
- Это взаимное уважение, — сказал Бук.
Дидерих смутился, но тут с языка у него сорвалось нечто такое, чему он и сам удивился:
- Вы понимаете, фрейлейн Густа, когда мы расстаемся с вашим уважаемым женихом, я злюсь на него, но при следующей встрече опять ему рад. Он выпрямился. — Должен сказать, что не будь я националистом, он бы меня им сделал.
- Зато будь я националистом, — мягко улыбаясь, молвил Бук, — он бы меня живо отвадил. В этом вся прелесть.
Но Густа была явно чем-то встревожена. Она была бледна и нервно глотала слюну.
- Я хочу тебе кое-что сказать, Вольфганг. Держу пари, тебе сделается дурно.
- Господин Розе, подайте нам вашего генесси! — крикнул Бук.
Он смешивал коньяк с шампанским, а Дидерих вцепился в руку Густы и, так как бальный оркестр в это мгновение оглушительно загремел, умоляюще шепнул:
- Не глупите!
Она пренебрежительно улыбнулась:
- Доктор Геслинг трусит! Он находит эту сплетню слишком подлой, по-моему же, она просто уморительна, — и Густа громко рассмеялась. — Как тебе это нравится? Говорят, будто твой отец и моя мать… Ты понимаешь? И поэтому якобы мы с тобой… ты понимаешь?
Бук медленно повернул голову, потом ухмыльнулся:
- А хотя бы и так.
Густа уже не смеялась.
- То есть, что значит хотя бы и так?
- А то, что если нетцигчане верят в нечто подобное, значит, это им не в диковинку, и нечего волноваться.
- Пустые слова, — отрезала Густа. — От них ни тепло, ни холодно.
Дидерих решил отмежеваться от такой точки зрения.
- Поскользнуться может всякий. Но никто не может безнаказанно пренебречь мнением окружающих.
- Он все думает, — вставила Густа, — что рожден не для этого мира.
Дидерих в тон ей:
- Времена нынче суровы. Кто не защищается, тот погибает.
Впадая в истерический восторг, Густа выкрикнула:
- Доктор Геслинг не то что ты! Он за меня вступился! У меня есть доказательство, я об этом узнала от Меты Гарниш; я ее вынудила заговорить. Он вообще единственный, кто за меня заступился. На твоем месте он проучил бы тех, кто осмеливается обливать меня грязью.
Дидерих кивнул, как бы подписываясь под этими словами. Бук вертел перед собой бокал, глядя на свое отражение в стекле. Вдруг он резко отодвинул его.
- А кто вам сказал, что у меня нет желания как следует проучить кого-нибудь одного — так вот выхватить одного, не выбирая, — ведь почти все тут одинаково безмозглы и гнусны.
Он закрыл глаза. Густа пожала голыми плечами.
- Болтовня, они вовсе не глупы, они знают, чего хотят. Эти дураки умных за пояс заткнут, — вызывающе объявила она, и Дидерих иронически кивнул.
Но тут Бук поднял на него глаза, из которых вдруг будто глянуло безумие. Судорожно
