славы и не обессмертил ее. Словом, он лишен чего-то. Он лишен, и ему не хватает
того, что в конечном итоге давало ему силу на все его дела: восторга перед
женщиной. Смешно, что человек восторгается нами! Разве мы этого стоим?
Восторгается до тех пор, пока не становится великим королем.
Не только смешно, так высказалась Марго, наивно и благородно принимать нас
всерьез. Пока ему это свойственно, еще не все погибло, и я не потеряла его. Не
потерять мужчину — это значит видеть его перед собой живого, вместе со всеми
воспоминаниями, в особенности дурными. Потому-то я и строю себе дворец напротив
его Лувра и могу с того берега заглядывать к нему в окно, если надену хорошие
очки.
Состязание с кольцами стяжало блестящий успех человеку, который совсем не
был принят в расчет: господину де Бассомпьеру. Он победил придворного кавалера
королевы, Кончини, что повергло Марию Медичи в ярость. Король был этим доволен.
Его Бассомпьер с годами много преуспел в рассудительности и добродетели.
Телесные достоинства не отстают от прочих. Любопытствующий новичок вырос в
почитателя короля и понимает, как тяжко королю нести свое несчастливое счастье.
«Каждый друг мне дорог», — про себя говорит Генрих, меж тем как сияющий герой
дня по кругу объезжает трибуны.
Он опускает коня на колени перед их величествами, взмахивает шляпой, ждет
приказа. Какую даму избрать ему, чтобы с ней разделить славу победы? Весьма
затруднительно, при обилии высокопоставленных особ. Королева Наваррская
принимает решение, она указывает Генриху на весьма юную девицу, которой выпала
честь сидеть как раз напротив него. Целый час сияла перед ним новая звезда, но
он не обращал на нее внимания. Во-первых, отец ее у него в немилости. Дочь была
ему представлена, когда и где — он сразу же позабыл. Дитя, каких много, право
же никакого сходства с утренней зарей. Однако он замечает, что много глаз
устремлено на него. Бассомпьер ждет спокойно, зато другие в волнении.
Но ведь Генрих угадывает их привычную уловку. Ему предлагают женщину.
Искоса оглядывает он окружающих; обе королевы, должно быть, осведомлены. Затем
он видит юную девицу напротив себя: лишь теперь видит ее и содрогается, как
будто перед ним чудо или нож убийцы. Еще немного — и он лишился бы чувств. Он
ни в чем не знает меры.
Хитроумный Бассомпьер понимает своего государя, — во всяком случае, решает,
что получил приказ, которого добивался. Он едет по кругу, лошадь его вновь
опускается на колени. Юной Монморанси помогают пробраться вперед; каждой даме
хочется посмотреть, как Бассомпьер посадит малютку в седло. Зрители вскочили с
мест, чтобы видеть, как восходит новая звезда. Бассомпьер ведет коня на поводу.
Девочка гордо и радостно смотрит сверху на толпу, окружающую ее. Она
удовлетворена и даже забывает, куда ее везут. Когда шествие достигает наконец
цели, оказывается, что король удалился.
Он, верно, подумал: «Они меня разгадали. Я хочу наконец отделаться от
женщин, и без того довольно тягостных забот». У своей приятельницы Марго он
усмотрел корысть, которая лишь отчасти руководила ею; остальное ускользнуло от
него. Те времена, когда восторг перед женщиной побуждал его к действию, теперь
казались ему далеки, словно так вел себя совсем другой человек. И тем не менее
дело неудержимо двигалось вперед. Прежде всего коннетабль не дал согласия на
брак своей дочери Шарлотты и сам заявил: ни с кем, кроме господина де
Бассомпьера, хотя последний не слишком усердствовал. Нет ничего прекрасней под
небесами — это-то всякий способен сказать об утренней заре.
А что, собственно, мог он предъявить, дабы получить самую богатую
наследницу? Храбр, как собственный меч, остроумен по привычке. Без всяких
средств, бесшабашный рубака, случайно оказался на свету и быстро исчез бы, едва
лишь король пресытился бы им. Все равно Монморанси хотел вновь войти в милость.
Его приятель д’Эпернон задал ему вопрос:
— Какой срок даете вы этому королю?
— Больший, нежели вам, — отвечал коннетабль раздраженно, потому что слишком
долго слушался страдающего подагрой заговорщика. Затем они отправились обедать
с Роклором и Цаметом, повелителем миллиона восьмисот тысяч экю, как он себя
именовал. «Этот и здесь приложил руку? — про себя заметил Генрих, когда ему
сообщили о помолвке. — Как странно, что через одну жизнь проходят все те же
персонажи, можно сказать, остатки прежней наличности».
Над событиями в доме Монморанси Генрих не задумывался, он поздравил
избранника и напросился гостем на его свадьбу. Но вдруг случился приступ
подагры, обычной болезни стареющих воинов. Она в одно время поразила Монморанси
и короля: д’Эпернон еще раньше страдал ею. Прикованный к постели Генрих
требовал, чтобы ему читали вслух. Бассомпьер сменялся с юным Грамоном. Оба были
послушны моде, они разделяли всеобщее восхищение романом господина д’Юрфе[113. — Юрфе Оноре де (1568–1625) — французский романист,
главный представитель пасторального жанра во Франции.], «Астрея» назывался он. В нем пастухи и
пастушки любят друг друга бесплотной любовью, телесные утехи и муки остаются в
стороне — больному подагрой это должно быть приятно.
Но, с другой стороны, придворные дамы навещали короля, лежавшего на одре
болезни. И ни одна не преминула рассыпаться в похвалах достоинствам юной
Шарлотты. Из них редчайшее — ее простодушная невинность, о, сколь чуждая
придворных расчетов. Глядя на это создание, начинаешь верить в радужную родину
пастушек и их идиллических овечек. Из уст королевы Марго такие слова звучат
совсем непривычно. Ей Генрих отвечал:
— Малютка строит из себя невинную овечку. В лучшем случае она пока что на
самом деле такова. Но едва я сделаю из нее свою метрессу, как она пожелает
стать королевой. Этого не миновать.
Однако сильные боли могут довести мужчину до того, что он станет искать
самых неразумных утешений. Страна невинных овечек тоже принадлежит к земной
юдоли; все равно хочется думать, что болезней там не бывает. Лежать в постели
скучно. Роман господина д’Юрфе хоть и скучен тоже, но рисует неизведанные
приключения, которые недурно бы испытать. Бесплотная любовь была бы явно новым
переживанием. Каково на этот счет мнение Блеклого Листа?
Бельгард, обер-шталмейстер, носил это звание уже так давно, что при дворе
его звали просто господин Обер. В вопросах, которые снова стали на очереди,
король обращается к привычному советчику. Когда Генрих пригласил его для беседы
с глазу на глаз, старый друг понял свою ответственность, он сказал: distinguo[* * * — Делаю различие (лат.).]. Он настаивал на различии между пастушками, о
которых был невысокого мнения, и некоей юной девицей безупречной
наружности.
— Дитя, — сказал Генрих. — Блеклый Лист, ведь это дитя.
— А почему дитя должно принадлежать одному Бассомпьеру? — возразил Блеклый
Лист. Статную осанку он сохранил, только теперь у него постоянно с носа свисала
капелька — мишень для шуток, подобно жене маршала Роклора.
Генрих про себя решил, что его Блеклый Лист сдает и не может уже вникнуть в
особенности данного случая. Обладать малюткой ему и в голову не приходило.
Своему обер-шталмейстеру он дал лишь одно поручение:
— Приведи мне ее! — Таковы были его слова. Другие, много лет назад, гласили:
«Покажи мне ее!» Об этом вспомнил только Бельгард; перед его внутренним взором
еще раз промелькнули минувшие дни.
Король бодрствовал всю ночь. Оба его чтеца спали попеременно. Роману
«Астрея» не было конца, нетерпеливое ожидание собственной пасторали гнало
короля с постели. Утром он назвал юную Монморанси овечкой, даже овцой, он и
видеть ее не желает. Это не помешало ему сказать ее жениху Бассомпьеру, едва
тот вошел, что он любит Шарлотту, что от любви он не помнит себя.
Зимний день, восемь часов утра. Августейший, обожаемый монарх опирается на
своего молодого красивого фаворита, который преклонил колени на подушке подле
кровати. Слезы его орошают молодого человека или текут по его собственной седой
бороде.
— Ели ты женишься на ней и она будет любить тебя, Бассомпьер, я тебя
возненавижу. Ты меня возненавидишь, если она будет любить меня. Я не хочу
ссоры. К чему разрушать нашу дружбу! Я решил выдать ее замуж за моего
племянника, принца де Конде. Она войдет в мою семью и будет утешением моей
старости.
Бассомпьер застыл на месте от испуга, а затем вспомнил, что произошло во
время состязания с кольцами. «Бедный, обожаемый государь, хорошо бы набраться
храбрости и попросить, чтобы он описал предмет своей любви. Сир! Вы
по-настоящему даже не видели моей невесты». Однако он решил, что все это лишь
причуда больного. А потому, оставив при себе свои истинные мысли, предпочел
прибегнуть к искусным и чувствительным выражениям:
— Сир! Пусть эта новая любовь принесет вам столько радости, сколько горя
сулит мне ее утрата, если допустить, что почтение перед вашим величеством
позволило бы мне горевать.
Ему предстояло немало неожиданностей. Целый день томилось его королевское
величество. Когда Генрих потерял уже надежду и в алькове был поставлен столик,
ибо он затеял играть в кости с тремя своими дворянами, тут-то и явились обе
женщины. Мадам де Монморанси для такого случая даже исцелилась от своей
болезни. Король сидел по другую сторону кровати и через нее беседовал с матерью
и дочерью; по правде сказать, он находил мать привлекательнее. Но как же
пастушки, из романа «Астрея»? Кто, подобно им, сулит неизведанное счастье?
Снискал ли ее одобрение брак с господином де Бассомпьером, спросил он малютку.
Она с видом полной невинности:
— Я подчиняюсь отцовской воле.
Несчастный жених стоял как громом пораженный. Ведь раньше он слышал:
— Ты мой единственный, на всю жизнь.
Когда король повторил вопрос, Шарлотта просто пожала плечами. Бассомпьер
увидел, как хладнокровно он отринут. У него пошла носом кровь, он удалился и
два дня не показывался. Он не ел, не пил и потерял сон. Король вновь вытребовал
его к себе. Обездоленный фаворит понял, хоть и ценой страданий: это вовсе не
добрая заря, она без сердца и обещает стать тварью не хуже всякой другой, чего
не уразумел старый король. Девичья красота была для него порукой добродетели.
Он отдал бы половину своего золотого запаса, мысленно, не на деле — за
несуществующую добродетель.
Конде не спорил и принял все, что выпало на его долю: обручение, увеличенную
ренту и даже слухи. Король женит его, чтобы самому получить любовницу. Король
выбрал именно его, потому что его подозревают в извращенных наклонностях: надо
полагать, он даже не прикоснется к жене. Все это Конде терпел целых два месяца,
пока не был заключен брак. Это время королю предоставлялось мечтать. Всякий
доброжелатель мог видеть, что склонность его чиста, согласно рецепту господина
д’Юрфе; и что стихи в честь предмета его страсти, сколько бы он их ни заказывал
и ни сочинял сам, одинаково плохи. Его придворный поэт Малерб[114. — Малерб Франсуа де (1555–1628) — французский поэт и
критик, один из основоположников классицизма. С 1605 г. придворный поэт
Генриха IV.] обычно писал лучшие. «Отрадно вспоминать о радостях
былых» безусловно удачный афоризм, правильно определяющий человеческие
настроения. Он подходил к человеку в летах, которому больше пристало
воспоминание, нежели отчаяние или упоение.
Свой взгляд на это несообразие Конде высказал, едва женился. Сперва он
все-таки взял те десять тысяч ливров, которые король подарил новобрачной, а
также на восемнадцать тысяч ливров драгоценностей от королевы. Он не отказался
и от уплаты его долгов, и от трехмесячной ренты. Король пригласил молодую чету
в Фонтенбло, и тут оба они показали свое истинное лицо. Мнимое дитя, отныне
принцесса королевского дома, по мере сил натравливала одного на другого, питала
ревность своего молодого супруга, разжигала своего престарелого обожателя.
Однажды вечером она вышла при свете факелов на балкон с распущенными волосами.
Король был близок к обмороку,
