Скачать:TXTPDF
Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского

гласящего не пожелай, точно так же не является грехом, если человек испытывает удовольствие, воображая или мечтая о смерти того, от чьей жизни он может ожидать лишь вред и огорчение для себя, а грехом является лишь решение совершить какое-нибудь действие, которое может привести к осуществлению такой мечты. Ибо тешиться воображением того, что доставило бы удовольствие, если бы оно было реально, есть страсть, настолько свойственная природе как человека, так и всякого другого живого существа, что считать это грехом значило бы считать грехом само существование человека как человека. В силу этих соображений я считаю слишком строгими по отношению к самим себе и другим тех, кто утверждает, что первые движения души, хотя и подавленные богобоязнью, являются грехом. Однако я признаю, что лучше ошибаться в этом направлении, чем в другом.

Что такое преступление. Преступление есть грех, заключающийся в совершении делом и словом того, что запрещено законом, или в неисполнении того, что он повелевает. Так что всякое преступление есть грех, но не всякий грех есть преступление. Намерение украсть или убить есть грех, хотя бы это намерение не было выявлено никогда ни словом, ни делом, ибо Бог, знающий мысли человека, может вменить ему это в вину. Однако, до тех пор пока такое намерение не обнаружилось каким-нибудь поступком или словом, при наличии которых намерение могло бы стать объектом разбора земного судьи, оно не называется преступлением. Подобное различие делали и греки между словами аи.артт)иа и еухТ/п^а или ата, из которых первое (оно переводится как грех) обозначает всякое отклонение от закона, а два последних (они переводятся как преступление) обозначают лишь такой грех, в котором один человек может обвинять другого. Но в намерениях, никогда не выявившихся в каком-либо внешнем действии, никто никого не может обвинить. Точно так же и римляне словом peccatum, т. е. грех, обозначают всякого рода отклонения от закона, а под criinen они подразумевают лишь такие грехи, которые могут быть вскрыты перед глазами судей и поэтому не являются только намерениями.

Там, где нет гражданского права, нет и преступлений. Из обрисованного отношения греха к закону и преступления к гражданским законам может быть выведено следующее заключение. Во-первых, что там, где прекращается закон, прекращается и грех. Однако так как естественный закон вечен, то нарушение договоров, неблагодарность и высокомерие и все действия, идущие вразрез с каким-нибудь моральным принципом, никогда не могут перестать быть грехом. Во-вторых, что с упразднением гражданских законов перестают существовать преступления. Действительно, так как с упразднением гражданских законов остаются лишь естественные законы, то ни один человек не может обвинить в чем-либо другого человека. Ибо в этом случае каждый является судьей самому себе и может быть обвинен лишь своей совестью и признать себя оправданным на основании чистоты своих намерений. Если поэтому его намерение честно, его поступок не является грехом. В противном случае его поступокгрех, но не преступление. В-третьих, что, если перестает существовать верховная власть, перестают также существовать и преступления. Ибо там, где нет такой власти, нет и защиты закона, и поэтому всякий имеет право защищать себя собственными силами. Ибо нельзя предположить, что при установлении верховной власти кто-либо отрекся от своего права на сохранение своей жизни, ради сохранения которой установлена верховная власть. Но это относится лишь к тем, кто не участвовал в свержении власти, оказывавшей им защиту. Ибо такое свержение – с самого начала преступление.

Незнание естественного закона ни для кого не может служить оправданием. Источником всякого преступления является или недостаток понимания, или какая-нибудь ошибка в рассуждении, или неожиданная сила страстей. Недостаток понимания есть незнание. Ошибка в рассуждении есть ошибочное мнение. Незнание опять-таки может быть троякого рода: незнание закона, незнание суверена, незнание наказания. Незнание естественного закона ни для кого не может служить оправданием. Ибо предполагается, что всякий человек со зрелым умом знает, что он не должен делать другому того, что он не желал бы, что бы было сделано по отношению к нему. Поэтому, в какую бы страну человек ни пришел, он совершает преступление, если он делает что-либо противное законам этой страны. Если человек приезжает в нашу страну из Индии и убеждает у нас людей принять новую религию или учит их чему-либо ведущему к неповиновению законам нашей страны, то, как бы человек ни был убежден в истинности своего учения, он совершает преступление и может быть по всей справедливости наказан за него, и не только потому, что его учение ложно, но и потому, что он совершает то, чего он не одобрил бы в другом, а именно в том, кто прибыл бы в его страну и пытался бы там изменить религию. Однако незнание гражданского закона может служить оправданием для человека в чужой стране, пока этот закон ему не объявлен, «бо до того гражданский закон не может иметь для него обязательной силы.

Незнание гражданского закона иногда может служить оправданием. Точно таким же образом, если гражданский закон объявлен в стране не в столь ясной форме, чтобы каждый при желании мог знать его, или сам поступок не противоречит естественному закону, незнание гражданского закона является достаточным оправданием. В других случаях незнание гражданского закона не служит оправданием.

Незнание суверена не служит оправданием. Незнание суверена в своей собственной стране не служит человеку оправданием, ибо он обязан знать ту власть, защитой которой пользуется.

Незнание наказания не может служить оправданием. Незнание наказания там, где закон объявлен, никому не служит оправданием. Ибо, нарушая закон, который при отсутствии страха наказания был бы не законом, а пустым словом, человек тем самым приемлет наказание, хотя он не знает, каково оно, так как всякий добровольно совершающий какое-нибудь действие приемлет и все заведомо вытекающие из этого действия последствия. Наказание не является заведомым последствием нарушения законов во всех государствах. Так что, если это наказание определено уже законом, правонарушитель подлежит этому наказанию; если же наказание не определено, то он подлежит произвольному наказанию. Ибо справедливо, чтобы тот, кто совершает правонарушение, повинуясь только собственной воле, был подвергнут наказанию, зависящему лишь от воли того, чей закон при этом нарушен.

Наказания, установленные до совершения действия, исключают более суровые. Если же наказание указано в законе рядом с преступлением или это наказание обычно применялось в подобных случаях, то преступник не может быть подвергнут более суровому наказанию. Ибо если наказание заранее известно и оно недостаточно сильно, чтобы удержать людей от свершения действия, то такое наказание является подстрекательством, так как, взвешивая выгоды, проистекающие от нарушения, и зло, связанное с наказанием, люди по естественной необходимости выбирают то, что им представляется наиболее выгодным. Вот почему, если они подвергаются более сильному наказанию, чем то, которое определено законом, или то, которому подвергались другие люди за подобные преступления, выходит, что закон ввел их в искушение и обманул.

Действие не становится преступлением, если закон издан после совершения его. Закон, изданный после совершения действия, не делает это действие преступным. Ибо если это действие есть нарушение естественного закона, то закон существовал до его совершения; положительный же закон не может быть известен до его издания и, следовательно, не может иметь обязательной силы. Если же закон, запрещающий указанное действие, издан до его совершения, но полагающееся за него наказание было установлено после его совершения, то правонарушитель подлежит наказанию, установленному по совершении его действия, если только до этого не было установлено законом или практикой меньшее наказание. Основания для этого утверждения были изложены выше.

Причинами преступлений являются ложные принципы относительно права и не-права. Неправильные рассуждения, т. е. заблуждения, делающие людей склонными нарушать законы, бывают троякого рода. Во-первых, предложения, в основу которых положены ложные принципы. Так, например, на основании того, что везде и всегда незаконные деяния оправдывались вследствие силы и побед их вершителей и что власть имущие часто разрывали паутину законов, причем преступниками считались лишь наиболее слабые из нарушителей законов, т. е. не имевшие успеха в своих противозаконных начинаниях,– на основании таких фактов люди устанавливают следующие принципы и предпосылки: справедливость есть лишь пустой звук; все, что человек может добыть своими рвением и отвагой, принадлежит ему; практика всех народов не может быть несправедливой; примеры прежних времен являются достаточным основанием для того, чтобы поступать так и впредь, и многое другое в этом роде. При признании таких принципов никакое деяние само по себе не может быть преступлением, но должно стать таковым не по закону, а в зависимости от успеха того, кто его совершает, а одно и то же деяние может быть нравственно положительным или отрицательным в зависимости от воли судьбы, так что то, что Марий сделает преступлением, Сулла превратит в заслугу, а Цезарь при наличии тех же самых законов снова обратит в преступление – к беспрестанному нарушению мира в государстве.

Лжеучители, неправильно истолковывающие естественные законы. Во-вторых, неправильное истолкование естественных законов лжеучителями, которые придают им смысл, противоречащий гражданскому праву, либо выдают за законы собственные измышления или традиции прежних времен, несовместимые с обязанностями подданного. И ложные выводы из истинных принципов, которые делают учители. В-третьих, ошибочные выводы из правильных принципов, что обычно встречается у людей, поспешных в выведении заключений и принятии практических решений. Таковы те люди, которые, с одной стороны, слишком высокого мнения о своих умственных способностях, а с другой стороны, полагают, что вещи этого рода требуют не времени и изучения, а лишь обыкновенного опыта и здравого смысла, чего ни один человек не считает себя лишенным, а между тем познание правомерного и неправомерного очень трудно, и никто не должен претендовать на такое знание без долгого и интенсивного изучения. Ни одно из этих неправильных рассуждений не может служить основанием для оправдания преступления человека (хотя некоторые из них могут служить смягчающим вину обстоятельством), претендующего на управление собственными делами, и еще меньше для человека, занимающего государственный пост, ибо все такие люди претендуют на ту разумность, на отсутствие которой они ссылались бы как на основание для своего оправдания.

Страсти людские. Одной из страстей, которые чаще всего бывают причиной преступления, является тщеславие, или глупая переоценка собственной личности, как будто разница в ценности между людьми является результатом их ума, или богатства, или крови, или какого-нибудь другого естественного качества, а не зависит от воли тех, кто обладает верховной властью. Тщеславие порождает у соответствующих людей предположение, что наказания, установленные законами и распространяющиеся обыкновенно на всех подданных, не должны быть применены к ним с той же строгостью, с какой они применяются к бедным, темным и простым людям, общее

Скачать:TXTPDF

Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского Гоббс читать, Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского Гоббс читать бесплатно, Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского Гоббс читать онлайн