продолжение почти трех лет (август 1839 г. — май 1842 г.)». Этот вывод Тихонравова (см. Соч., 10 изд., т. I, стр. 659) действительно подтверждается рядом данных творческой биографии Гоголя. В августе 1839 г. за границей Гоголь снова испытывает период увлечения украинской историей и фольклором. 15 августа из Мариенбада он пишет М. П. Погодину: «Малороссийские песни со мною. Занимаюсь и тщусь, сколько возможно, надышаться стариною». Это беглое и неясное упоминание получает дальнейшее раскрытие в письме к С. П. Шевыреву из Вены (25 августа 1839 г.). Тихонравов склонен относить эти туманные намеки именно к началу переработки «Тараса Бульбы». Это «новое» изучение украинской истории, — которое Тихонравов относит к «венскому уединению» 1839 г. и связывает с началом переработки «Тараса Бульбы», — запечатлено, по его словам, рядом исторических выписок и заметок, между прочим, из рассказа Стрыйковского о литовских князьях, из книги Шерера «Annales de la Pet te Russie» и в особенности — из «Описания Украины» Боплана (см. Соч., 10 изд. т. I, стр. 627–628,629—630, 630–633); последние выписки, по словам Тихонравова, представляют «особенный интерес для истории «Тараса Бульбы»». При этом, однако, Тихонравов не обратил внимания на то, что выписки из Стрыйковского и Шерера по содержанию своему слишком далеки от сюжета «Тараса Бульбы» и вряд ли могли быть сделаны Гоголем только в расчете на предстоящую переработку повести; что же касается выписок из Боплана, то одни из них были использованы еще в первой редакции повести (например: «Нужно, чтобы козак был и мастеровой. У запорожцев много было мастеров: кузнецы, оружейники, тележники, плотники для постройки домов и лодок, кожевники, сапожники, бочары, портные и пр.» — ср. у Гоголя; или «Огородка телегами табора» — или «Большой остров и около него десятки тысяч островов, которые служили скарбницею для козаков. В войсковой скарбнице делили они свою добычу»), другие вовсе не были использованы в повести и даже как будто мало подходили к ее сюжету. Лишь одна выписка из Боплана была действительно использована Гоголем в новой редакции «Тараса Бульбы»: «У козаков есть обычай принимать в свои ряды того, кто проплывет все пороги против течения». Кроме того, на том же листке набросано Гоголем (на основании сведений Боплана) начало речи кошевого: «Распоряжение полковника: «Смотрите же, не так одевайтесь, как ляхи, которые как навешает около себя [и баклагу] и веревок, и точил, и ложек, и платков, еще и сумку с гребенками и с бельем и чаро<к>, да еще к седлу и баклагу привяжет, в ведро величиною. Ничего не рубите <берите? Ред.>, кроме пи<щали?>; веревок не нужно; нечего вязать пленного, только времени трата»».
Между тем из дальнейших писем Гоголя того же времени можно почерпнуть более конкретные данные о реализации новых украинских увлечений. 10 сентября 1839 г., например, он сообщает Шевыреву: «Труд мой, который начал, не идет; а чувствую, вещь может быть славная. Или для драматического творения нужно работать в виду театра, в омуте со всех сторон уставившихся на тебя лиц и глаз зрителей, как я работал во времена оны».
Очевидно, что Гоголь имеет в виду задуманную и впоследствии сожженную трагедию «из истории Запорожья», о которой сообщал С. Т. Аксакову, что в ней «всё готово до последней нитки, даже в одежде действующих лиц, и что ему будет слишком достаточно двух месяцев, чтобы переписать ее на бумагу» (С. Т. Аксаков, «История моего знакомства с Гоголем», стр. 24). По-видимому, обращение Гоголя в 1839 г. к родной старине связано было прежде всего с этой именно трагедией из истории Запорожья, и лишь в результате неудачи этого замысла (не ранее конца 1840 г.) подготовленный для драмы художественный материал был использован в новой редакции «Тараса Бульбы». Свою работу Гоголь начал, по-видимому, несистематически, прямо с «украинско-польских» глав, для которых у него и был собран значительный материал. Однако в продолжение 1841 г. Гоголь успел даже перебелить сделанные разновременно наброски, и к концу года, когда выяснилась перспектива издания собрания сочинений, относится уже исправление перебеленной редакции; тогда же сделаны исправления текста «Миргорода» для тех глав и отрывков, которые не претерпели существенных изменений. В это же время исправлены Гоголем и некоторые несообразности, которые явились следствием разновременного написания отдельных эпизодов; так, например, в главе VIII (гл. VII по окончательному счету) говорилось о смерти «бравого куренного атамана Кукубенка», а дальше, в главе X, рассказывалось о том, как этот же Кукубенко «ударил» в неприятельскую конницу. В это же время был переделан и конец главы IX, причем главным действующим лицом вставного эпизода о славном подвиге козака, переменившего веру для спасения запорожцев из турецкой неволи, был сделан Мосий Шило (вместо прежнего Закрутыгубы).
Весь обработанный окончательно материал новой редакции повести был переписан начисто писцом, — тем же, который переписал для цензуры последние девять глав первого тома «Мертвых душ». Вслед за Тихонравовым мы датируем эту копию началом 1842 г Писарская копия «Тараса Бульбы» (ЛБ4) впоследствии поступила среди бумаг А. А. Иванова в Московский Румянцевский музей — ныне Публичную библиотеку СССР имени В. И. Ленина, где и находится в настоящее время (№ 2208).
Там, где переписка производилась с исправного оригинала (например, с экземпляра «Миргорода»), — переписчик сохранял даже мелкие особенности текста. Там же, где переписчику приходилось иметь дело с запутанною и исчерканною рукописью, появляются довольно частые описки: «Пидсышок» вм. «Пидсыток», «рокоты» вм. «ропоты» «иссохлое» вм. «исчахлое», «поначадились» вм. «понаедались», и т. п. В отдельных случаях переписчик сознательно или бессознательно — исправлял язык автора. Так например, «снявши» переписчик исправляет на «сняв» «вострым» — на «острым», «полтора дни» — на «полтора дня», «знаку» — на «знака», «бусурменов» — на «бусурманов» «убиты» ты» — на «вбиты». Из систематически повторяющихся ошибок переписчика отметим написание названия куреня: «Незамайковский» вм «Незамайновский» в гоголевском оригинале. В нескольких случаях переписчик, не разобравшись в авторских исправлениях, включил в переписанный текст варианты, самим Гоголем отброшенные (см., например: «Душевные движенья и чувства, которые дотоле как будто кто-то удерживал тяжкою уздою, теперь почувствовали себя освобожденными», вместо позднейшего чтения КАБ2: «Всё, что дотоле удерживалось какою-то тяжкою уздою, теперь почувствовало себя на свободе»; или, где дан черновой вариант: «С неизъяснимым наслаждением глядел Андрий», вместо позднейшего: «Андрий приникнул духом и только глядел». В нескольких же случаях переписчик оставил пробелы на месте непрочитанных слов; из них два пробела были восстановлены самим Гоголем («Но раздобрел вновь Попович, пустил за ухо оселедець, выростил усы густые и черные, как смоль. И крепок был на едкое слово Попович», «не прикрывши прилично наготы твоей»; два пропуска оказались не восполненными вовсе («Гущина звезд, составлявшая млечный путь… поясом переходившая небо», пропущено «и косвенным»; «Несколько мужчин прислонясь у колонн и… на которых возлегали боковые своды», пропущено «пилястр»). Остальные пропуски были восстановлены в самой рукописи Н. Я. Прокоповичем, по сверке с автографом (в одном случае Прокопович исправил «присвиснувши веревками к седлу» на «прикрепивши».
Переписанная рукопись была просмотрена самим Гоголем, но очень поверхностно; семь явных пропусков переписчика были оставлены без внимания, не говоря о нескольких очевидных пропусках самого Гоголя (в рукописи и «Миргороде»), которые были сохранены переписчиком. В то же время однако Гоголь, пробегая рукопись, сделал несколько новых поправок и дополнений: «Не печалься, друзьяка!»; «Да уж и не сказали козаки, что такое ну»; «Да разве найдутся такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу»; после этих слов Гоголь приписал бы еще: «Нет, чорт побери всех прислужников чорта! не найдутся такие огни, муки и такая сила», — однако тут же зачеркнул эту фразу. Кроме того, в одном месте самим Гоголем сделана незначительная перестановка слов: вместо «им хоть»: «хоть им», в другом — исправлено: «Ничего не умел сказать на это Андрий», вместо прежнего «не знал».
Уехав в начале июня 1842 г. за границу, Гоголь поручил все заботы о печатавшемся собрании своих сочинений Н. Я. Прокоповичу, передав ему все рукописные материалы, в том числе и обе рукописи «Тараса Бульбы» (т. е. КАБ2, и ЛБ4). В обширном письме из Гастейна от 27 (15) июля 1842 г. Гоголь писал к Прокоповичу: «При корректуре второго тома прошу тебя действовать как можно самоуправней и полновластней: в «Тарасе Бульбе» много есть погрешностей писца. Он часто любит букву и; где она не уместна, там ее выбрось; в двух-трех местах я заметил плохую грамматику и почти отсутствие смысла. Пожалуйста, поправь везде с такою же свободою, как ты переправляешь тетради своих учеников. Если где частое повторение одного и того же оборота периодов, дай им другой, нисколько не сомневайся и не задумывайся, будет ли хорошо, — всё будет хорошо. Да вот что самое главное: в нынешнем списке слово: «слышу», произнесенное Тарасом пред казнью Остапа, заменено словом «чую». Нужно оставить по-прежнему, т. е. «Батько, где ты? Слышишь ли ты это?» — «Слышу». Я упустил из виду, что к этому слову уже привыкли читатели и потому будут недовольны переменою, хотя бы она была и лучше». Письмо это дает, таким образом, еще одну гоголевскую поправку к тексту ЛБ4; еще раз Гоголь напомнил об этой поправке в письме к Прокоповичу от 22 (10) октября 1842 г. Однако первая часть письма вызывает некоторые недоумения: явных погрешностей писца на самом деле можно обнаружить в тексте ЛБ4 совсем немного, а частое употребление союза «и» всецело восходит к гоголевскому оригиналу.
Прокопович внимательно и по-своему добросовестно отнесся к просьбе Гоголя и усердно принялся за правку текста его произведений и в особенности «Тараса Бульбы». В самой писарской копии следов этой правки немного; очевидно, основная правка производилась Прокоповичем во время чтения корректур. Всего в тексте «Тараса Бульбы» Прокоповичем сделано свыше 600 поправок. Большая часть их приходится на долю отдельных слов и словосочетаний, которые казались Прокоповичу не соответствующими нормам русского литературного языка. Он, например, последовательно заменяет местоимение «сей» на «этот», «тот». Вместо «татарву» Прокопович ставит «татаров», вм. «овцепасы» — «овцеводы», вм. «кади» — «кадки», вм. «дюжую» — «крепкую», вм. «задвинуты» — «засунуты», вм. «прилипнула» — «прилипла», вм. «катались» — «валялись», вм. «бежали» — «убегали», вм. «поворотить» — «пошевелить», вм. «дотрогивался к щекам» — «дотрогивался до щек», вм. «округу» — «окружность», вм. «гибель» — «бездна», вм. «были похожи» — «походили» вм. «произнес» — «спросил», вм. «углубивши глаза» — «потупив глаза», вм. «временами» — «по временам»; «бычачье мычанье» Прокопович заменил на «мычанье быков», «Крепкое слышалось в его теле» — на «Крепостью дышало его тело»,
