горела; и к утру влюбилась по уши в кузнеца.
Чуб не изъявил ни радости, ни печали об участи Вакулы. Его мысли заняты были одним: он никак не мог позабыть вероломства Солохи и сонный не переставал бранить её.
Настало утро. Вся церковь ещё до света была полна народа. Пожилые женщины в белых намитках[57 — Намитка — женский платок из тонкого полотна, повязывался поверх чепца.], в белых суконных свитках набожно крестились у самого входа церковного. Дворянки в зелёных и жёлтых кофтах, а иные даже в синих кунтушах с золотыми назади усами, стояли впереди их. Дивчата, у которых на головах намотана была целая лавка лент, а на шее монист, крестов и дукатов, старались пробраться ещё ближе к иконостасу. Но впереди всех стояли дворяне и простые мужики с усами, с чубами, с толстыми шеями и только что выбритыми подбородками, всё большею частию в кобеняках, из-под которых выказывалась белая, а у иных и синяя свитка. На всех лицах, куда ни взглянь, виден был праздник. Голова облизывался, воображая, как он разговеется колбасою; дивчата помышляли о том, как они будут ковзаться с хлопцами на льду; старухи усерднее, нежели когда-либо, шептали молитвы. По всей церкви слышно было, как козак Свербыгуз клал поклоны. Одна только Оксана стояла как будто не своя: молилась и не молилась. На сердце у неё столпилось столько разных чувств, одно другого досаднее, одно другого печальнее, что лицо её выражало одно только сильное смущение; слёзы дрожали на глазах. Дивчата не могли понять этому причины и не подозревали, чтобы виною был кузнец. Однако ж не одна Оксана была занята кузнецом. Все миряне заметили, что праздник как будто не праздник; что как будто всё чего-то недостаёт. Как на беду, дьяк после путешествия в мешке охрип и дребезжал едва слышным голосом; правда, приезжий певчий славно брал баса, но куда бы лучше, если бы и кузнец был, который всегда, бывало, как только пели «Отче наш» или «Иже херувимы», всходил на крылос и выводил оттуда тем же самым напевом, каким поют и в Полтаве. К тому же он один исправлял должность церковного титара[58 — Титар (укр.) — ктитор: церковный староста.]. Уже отошла заутреня; после заутрени отошла обедня… куда ж это, в самом деле, запропастился кузнец
* * *
Ещё быстрее в остальное время ночи нёсся чёрт с кузнецом назад. И мигом очутился Вакула около своей хаты. В это время пропел петух.
— Куда — закричал он, ухватя за хвост хотевшего убежать чёрта, — постой, приятель, ещё не всё: я ещё не поблагодарил тебя.
Тут, схвативши хворостину, отвесил он ему три удара, и бедный чёрт припустил бежать, как мужик, которого только что выпарил заседатель. Итак, вместо того чтобы провесть, соблазнить и одурачить других, враг человеческого рода был сам одурачен. После сего Вакула вошёл в сени, зарылся в сено и проспал до обеда. Проснувшись, он испугался, когда увидел, что солнце уже высоко: «Я проспал заутреню и обедню!» Тут благочестивый кузнец погрузился в уныние, рассуждая, что это, верно, Бог нарочно, в наказание за грешное его намерение погубить свою душу, наслал сон, который не дал даже ему побывать в такой торжественный праздник в церкви. Но, однако ж, успокоив себя тем, что в следующую неделю исповедается в этом попу и с сегодняшнего же дня начнёт бить по пятидесяти поклонов через весь год, заглянул он в хату; но в ней не было никого. Видно, Солоха ещё не возвращалась. Бережно вынул он из пазухи башмаки и снова изумился дорогой работе и чудному происшествию минувшей ночи; умылся, оделся как можно лучше, надел то самое платье, которое достал от запорожцев, вынул из сундука новую шапку из решетиловских смушек с синим верхом, которой не надевал ещё ни разу с того времени, как купил её ещё в бытность в Полтаве; вынул также новый всех цветов пояс; положил всё это вместе с нагайкою в платок и отправился прямо к Чубу.
Чуб выпучил глаза, когда вошёл к нему кузнец, и не знал, чему дивиться: тому ли, что кузнец воскрес, тому ли, что кузнец смел к нему прийти, или тому, что он нарядился таким щёголем и запорожцем. Но ещё больше изумился он, когда Вакула развязал платок и положил перед ним новёхонькую шапку и пояс, какого не видано было на селе, а сам повалился ему в ноги и проговорил умоляющим голосом:
— Помилуй, батько! не гневись! вот тебе и нагайка: бей, сколько душа пожелает, отдаюсь сам; во всём каюсь; бей, да не гневись только! Ты ж когда-то братался с покойным батьком, вместе хлеб-соль ели и магарыч пили.
Чуб не без тайного удовольствия видел, как кузнец, который никому на селе в ус не дул, сгибал в руке пятаки и подковы, как гречневые блины, тот самый кузнец лежал у ног его. Чтоб ещё больше не уронить себя, Чуб взял нагайку и ударил его три раза по спине.
— Ну, будет с тебя, вставай! старых людей всегда слушай! Забудем всё, что было меж нами! Ну, теперь говори, чего тебе хочется
— Отдай, батько, за меня Оксану!
Чуб немного подумал, поглядел на шапку и пояс: шапка была чудная, пояс также не уступал ей; вспомнил о вероломной Солохе и сказал решительно:
— Добре! присылай сватов!
— Ай! — вскрикнула Оксана, переступив через порог и увидев кузнеца, и вперила с изумлением и радостью в него очи.
— Погляди, какие я тебе принёс черевики! — сказал Вакула, — те самые, которые носит царица.
— Нет! нет! мне не нужно черевиков! — говорила она, махая руками и не сводя с него очей, — я и без черевиков… — Далее она не договорила и покраснела.
Кузнец подошёл ближе, взял её за руку; красавица и очи потупила. Ещё никогда не была она так чудно хороша. Восхищённый кузнец тихо поцеловал её, и лицо её пуще загорелось, и она стала ещё лучше.
* * *
Проезжал через Диканьку блаженной памяти архиерей, хвалил место, на котором стоит село, и, проезжая по улице, остановился перед новою хатою.
— А чья это такая размалёванная хата — спросил преосвященный у стоявшей близ дверей красивой женщины с дитятей на руках.
— Кузнеца Вакулы, — сказала ему, кланяясь, Оксана, потому что это именно была она.
— Славно! славная работа! — сказал преосвященный, разглядывая двери и окна. А окна все были обведены кругом красною краскою; на дверях же везде были козаки на лошадях, с трубками в зубах.
Но ещё больше похвалил преосвященный Вакулу, когда узнал, что он выдержал церковное покаяние и выкрасил даром весь левый крылос зелёною краскою с красными цветами. Это, однако ж, не всё: на стене сбоку, как войдёшь в церковь, намалевал Вакула чёрта в аду, такого гадкого, что все плевали, когда проходили мимо; а бабы, как только расплакивалось у них на руках дитя, подносили его к картине и говорили: «Он бачь, яка кака намалевана![59 — Он бачь, яка кака намалевана (укр.) — вон смотри, какая гадость нарисована.]» — и дитя, удерживая слезёнки, косилось на картину и жалось к груди своей матери.
1 Колядовать у нас называется петь под окнами накануне Рождества песни, которые называются колядками. Тому, кто колядует, всегда кинет в мешок хозяйка, или хозяин, или кто остаётся дома, колбасу, или хлеб, или медный грош, чем кто богат. Говорят, что был когда-то болван Коляда, которого принимали за бога, и что будто от того пошли и колядки. Кто его знает Не нам, простым людям, об этом толковать. Прошлый год отец Осип запретил было колядовать по хуторам, говоря, что будто сим народ угождает сатане. Однако ж если сказать правду, то в колядках и слова нет про Коляду. Поют часто про Рождество Христа; а при конце желают здоровья хозяину, хозяйке, детям и всему дому.
Замечание пасичника. (Примеч. Н. В. Гоголя.)
2
Обывательские (лошади) — т. е. крестьянские: «сельскими обывателями» в царской России назывались крестьяне.
3
Смушка — шкурка новорождённого ягнёнка.
4
Шинок (укр.) — питейное заведение, кабак.
5
Волость (устар.) — территориальная единица в царской России.
6
Немцем называют у нас всякого, кто только из чужой земли, хоть будь он француз, или цесарец, или швед — всё немец. (Примеч. Н. В. Гоголя.)
7
Козачок — украинский народный танец.
8
Стряпчий (устар.) — судебный чиновник.
9
10
Кутья — сладкая каша из риса или другой крупы с изюмом; её едят на праздники, например под Рождество.
11
Варенуха — варёная водка с пряностями.
12
Сотник — казачий офицерский чин: командир сотни.
13
Нагольный (тулуп) — сшитый из шкуры кожей наружу и не покрытый тканью.
14
Подкоморий (устар.) — судья, занимавшийся земельными вопросами.
15
Китайка — плотная хлопчатобумажная ткань, обычно синего цвета.
16
Аршин (устар.) — старинная мера длины, равная 71 см.
17
Нанковый — сшитый из грубой хлопчатобумажной ткани — нанки.
18
Гарус — грубая хлопчатобумажная ткань, на ощупь похожая на шерстяную.
19
Тавлинка (устар.) — плоская берестяная табакерка.
20
21
Плах та — длинный отрез плотной ткани, оборачивался вокруг пояса в виде юбки; запаска — передник из плотной ткани, расшитый узорами; то и другое — национальная украинская женская одежда.
22
Капот — домашняя женская одежда свободного покроя, похожая на халат.
23
Галун — тесьма, прошитая золотыми или серебряными нитями; нашивается на форменную одежду.
24
Ланиты (поэт.) — щёки.
25
Кожух — здесь: тулуп из овечьей шкуры.
26
Кобеняк — длинный мужской плащ с пришитым сзади капюшоном — видлогой.
27
Оселедец (укр.) — длинный чуб на темени выбритой головы у казаков.
28
Жупан, кунтуш — старинная украинская мужская и женская верхняя одежда.
29
Петровка (Петров день) — христианский праздник, отмечается 29 июня (12 июля).
30
Капелюха и капелюх — мужская шапка с ушами.
31
Шибеник (укр.) — висельник, негодяй.
32
Ладунка — сумка или жестяная коробка; носилась через плечо на ремне.
33
Паляница — небольшой плоский каравай белого хлеба.
34
Черевики (укр.) — женские узконосые сапожки на высоких каблуках.
35
Монисто — ожерелье из монет, разноцветных камней и т. п.
36
Щедровки — песни, которые поют в канун Нового года (в отличие от колядок, которые исполняют перед Рождеством).
37
Скрыня (укр.) — большой сундук.
38
Галушки — украинское национальное блюдо: комочки теста, сваренные в воде, молоке или бульоне.
39
Голодная кутья — здесь: день строгого поста перед Рождеством.
40
Гречаник — хлеб из гречневой муки.
41
Кныш — хлеб из пшеничной муки, который едят горячим, с маслом.
42
Пивкопы (укр.) — двадцать пять копеек.
43
Каганец — светильник, состоящий из черепка с салом и фитиля.
44
45
Дядька — в старину: слуга-воспитатель при мальчике в дворянской семье.
46
Позумент — см. примеч. 21 галун.
47
Вохра (охра) — жёлтая краска, добываемая из глины.
48
Ярь — зелёная краска, получаемая путём окисления меди.
49
Бакан — ярко-красная краска.
50
Блейвас — белила (от нем. Bleiweis).
51
Гетьман (гетман) — глава войска казаков.
52
Поворотить в карабинеры — т. е. зачислить в регулярные войска, лишив казацких
