воля, два раза отводившая меня от желания заглянуть в пропасть. Ты счастливец, тебе удел вкусить первое благо в свете – любовь. А я… но мы, кажется, своротили на байронизм. Да зачем ты нападаешь на Пушкина, что он прикидывался? Мне кажется, что Байрон скорее. Он слишком жарок, слишком много говорит о любви и почти всегда с исступлением. Это что-то подозрительно. Сильная продолжительная любовь проста, как голубица, то есть выражается просто, без всяких определительных и живописных прилагательных, она не выражает, но видно, что хочет что-то выразить, чего, однако ж, нельзя выразить, и этим говорит сильнее всех пламенных красноречивых тирад. А в доказательство моей справедливости прочти те самые строки, которые ты велишь мне целовать. Жаль, что ты не едешь <в> Пбрг, но если ты находишь выгоду в Одессе, то, нечего делать, не забывай только писать. Жаль, нам дома так мало удалось пожить вместе[[49 — Конец июля – начало октября 1832 г. Гоголь провел у себя на родине.]]. Мне все кажется, что я тебя почти что не видел. – Скажу тебе, что Красненькой заходился не на шутку жениться на какой-то актрисе[[50 — По сообщению Н. В. Гербеля, Н. Я. Прокопович женился на М. Н. Трохневой в 1834 г., но 2 октября 1833 г. Гоголь уже сообщает В. В. Тарновскому: «Прокопович Николай женился на молоденькой, едва только выпущенной актрисе» (Акад., X, № 179).]] с необыкновенным, говорит, талантом, лучше Брянского – я ее, впрочем, не видел – и доказывает очень сильно, что ему необходимо жениться. Впрочем, мне кажется, что этот задор успеет простыть покаместь. Здесь и драгун[[51 — В. Я. Прокопович.]]. Такой молодец с себя! с страшными бакенбардами и очками, но необыкновенный флегма. Братец, чтобы показать ему все любопытное в городе, повел его на другой день в бордель; только он во все время, когда тот потел за ширмами, прехладнокровно читал книгу и вышел не прикоснувшись ни к чему, не сделав даже значительной мины брату, как будто из кондитерской. – Получивши от тебя письмо, я получил такую о тебе живую идею, что когда встретил близ Синего мосту шедшего подпрапорщика, то подумал про себя: «Нужно зайти к нему». Его, верно, не пустили за невзноску денег в казну за чичеры , и поворотил к школе и уже спросил солдата на часах, был ли сегодня великий князь[[52 — Михаил Павлович (1798–1849), главный начальник Пажеского корпуса и всех сухопутных кадетских корпусов.]] и не ожидают ли его, да после опомнился и пошел домой. Прощай! Где бы ни был ты, желаю, чтоб тебя посетил необыкновенный труд и прилежание такое, с каким ты готовился к школе[[53 — К Школе подпрапорщиков.]], живя у Иохима[[54 — В доме Иохима на Большой Мещанской (ныне ул. Плеханова, д. 39), где Данилевский жил вместе с Гоголем в 1829 г.]]. Это лекарство от всего, а чтобы положить этому хорошее начало, пиши, как можно чаще, письма ко мне. Это средство очень действительно.

Гоголь – Данилевскому А. С., 8 февраля 1833

8 февраля 1833 г. Петербург [[55 — Кулиш, т. 1, с. 119–122 (с пропусками); Акад., X, № 164.]]

1833, февраля 8. СПб.

Я получил оба письма твои почти в одно время и изумился страшным переворотам в нашей стороне. Кто бы мог подумать, чтобы Софья Васильевна[[56 — С. В. Капнист, дочь В. В. Капниста, вышла замуж за В. А. Скалона (1805–1882).]] и Марья Алексеевна[[57 — М. А. Данилевская, родственница А. С. Данилевского.]] выйдут в одно время замуж, что мыши съедят живописный потолок Юрьева и что Голтвянские балки[[58 — Юрьево и Голтвянские балки – места близ Полтавы.]] узрят на берегах своих черниговского форшмейстера[[59 — Возможно, имеется в виду Ланг.]]? Насмешил ты меня Лангом! Чтоб его черт побрал с его клистирами! Один Гаврюшка в барышах. Однако я от всей души рад, что Марья Алексеевна вышла замуж. Жаль только, что ты не написал за кого. Что ты, ленишься или скучаешь? Мне уже кажется, что время то, когда мы были вместе в Василевке и в Толстом[[60 — Имение Данилевских.]], черт знает как отдалилось, как будто ему минуло лет пять. Оно получило уже для меня прелесть воспоминания. Я вывез, однако ж, из дому всю роскошь лени и ничего решительно не делаю. Ум в странном бездействии. Мысли так растеряны, что никак не могут собраться в одно целое, и не один я, все, кажется, дремлет. Литература не двигается: пара только вздорных альманахов вышло – «Альциона» и «Комета Белы»[[61 — Альманах на 1833 г., издан цензором В. Н. Семеновым.]]. Но в них, может быть, чайная ложка меду, и прочее все деготь. Пушкина нигде не встретишь, как только на балах. Там он протранжирит всю жизнь свою, если только какой-нибудь случай и более необходимость не затащут его в деревню. Один только князь Одоевский деятельнее. На днях печатает он фантастические сцены под заглавием «Пестрые сказки». Рекомендую: очень будет затейливое издание[[62 — «Пестрые сказки с красным словцом, собранные Иринеем Модестовичем Гомозейкою <…> изданные В. Безгласным» вышли в 1833 г. Книга была «затейлива» и по содержанию, и по оформлению титульного листа, фронтисписа и заставок.]], потому что производится под моим присмотром. Читаешь ли ты «Илиаду»?[[63 — «Илиада» в переводе Н. И. Гнедича была опубликована в 1829 г.]] Бедный Гнедич уже не существует[[64 — Н. И. Гнедич умер 3 февраля 1833 г.]]. Как мухи мрут люди и поэты. Один Хвостов и Шишков на зло и посмеяние векам остаются тверды и переживают всех <…….> свои исподние платья[[65 — Осмеяние Д. И. Хвостова, поэта-графомана, и А. С. Шишкова, председателя «Беседы любителей русского слова», идеолога архаистов, восходило к традициям «Арзамаса» и было характерно для писателей пушкинского круга, причастность к которому Гоголь демонстрирует в письмах к Данилевскому.]]. Поздравляю тебя с новым земляком – приобретением нашей родине. Это Фадей Бенедиктович Булгарин. Вообрази себе, уже печатает малороссийский роман под названием «Мазепа»[[66 — «Мазепа» – исторический роман Ф. Б. Булгарина, вышел в Петербурге в 1833–1834 гг. в двух частях. Выступая против Булгарина, Гоголь также консолидируется с Пушкиным.]]. Пришлось и нам терпеть! В альманахе «Комета Белы» был помещен его отрывок под титулом «Поход Палеевой вольницы», где лица говорят даже малороссийским языком. Попотчевать ли тебя чем-нибудь из Языкова, чтобы закусить <…..> конфектами. Но я похвастал, а ничего и не вспомню. Несколько строчек, однако ж, приведу[[67 — Гоголь несколько неточно цитирует стихотворение «Вино».]]:

……….

Как вино, вольнолюбива,

Как вино, она игрива

И блистательно светла.

Как вино, ее люблю я,

Прославляемое мной.

Умиляя и волнуя

Душу полную тоской,

Всю тоску она отгонит

И меня на ложе склонит

Беззаботной головой.

Сладки песни распевает

О былых веселых днях,

И стихи мои читает,

И блестит в моих очах.

Красненькой еще не женился, да что-то и не столько уже поговаривает об этом. Бает, что ему не хотелось бы, но непременно должно. Не знаю, вряд ли тебе будет хорошо ехать теперь. Дорога, говорят, мерзкая. Снег то вдруг нападает, то вдруг исчезнет, но как бы то ни было, я очень рад, что ты это вздумал, и хоть ты и пострадаешь в дороге, зато я выиграю, тебя прежде увидевши. А Тиссон как? Поедет ли он с тобою или нет? Мне Аким надоел (он состоит в должности поверенного Афанасия и ходит здесь по делам его), беспрестанно просит позволения идти к Тушинскому, который употребляет фабиевские[[68 — Имя древнеримского полководца и государственного деятеля Фабия Максима Кунктатора (275–203 до н. э.) стало нарицательным, обозначающим медлительность.]] увертки к промедлению уплаты 15 руб. с копейками. Это ты можешь передать Афанасию. Ты меня ужасно как ошеломил известием, что у вас снег тает и пахнет весною. Что это такое весна? Я ее не знаю, я ее не помню, я позабыл совершенно, видел ли ее когда-нибудь. Это, должно быть, что-то такое девственное, неизъяснимо упоительное, Элизиум. Счастливец! повторил я несколько раз, когда прочел твое письмо. Чего бы я не дал, чтобы встретить, обнять, поглотить в себя весну. Весну! как странно для меня звучит это имя. Я его точно так же повторяю, как Кукольник (NB который находится опять здесь и успел уже написать 7 трагедий[[69 — Ироническое преувеличение. К этому времени Кукольником были закончены трагедии «Торквато Тассо», «Рука всевышнего отечество спасла» и, возможно, «Джулио Мости».]]) повторял – помнишь – Поза, Поза, Поза[[70 — Маркиз Поза – герой драмы Ф. Шиллера «Дон Карлос» (1787), благородный идеалист.]]. Кстати о Возвышенном: он нестерпимо скучен сделался. Тогда было соберет около себя толпу и толкует, или о Моцарте и интеграле, или движет эту толпу за собою испанскими звуками гитары. Теперь совсем не то. Не терпит людности и выберет такое время прийти, когда я один, и тогда или душит трагедией[[71 — Выражение из «Евгения Онегина» (гл. четвертая, строфа XXXV).]], или говорит так странно, так вяло, так непонятно, что я решительно не могу понять, какой он секты, и не могу заметить никакого направления в нем. Зато приятель твой, Василий Игнатьевич[[72 — В. И. Любич-Романович.]], о котором ты заботишься, ни на волос не переменился с того времени, как ты его оставил. Та же ловкость, та же охота забегать по дороге к приятелям за две версты в сторону. Кажется, он чем далее делается легче на подъем, так что в глубокой старости улетит, я думаю, с телом в поднебесные страны, отчизну поэтов.

Прощай! Пиши, если успеешь. Видишь ли ты Федора Акимовича[[73 — Ф. А. Данилевский, родственник А. С. Данилевского.]] с новобрачною супругою или хотя мужественного Гриця? Да что Баранов, в наших еще краях? Поклонись ему от меня, если увидишь, и скажи ему, что я именем политики прошу его написать строк несколько. Что в Василь<ев>ке делается? Я думаю, Катерина Ивановна[[74 — К. И. Ходаревская, тетка Гоголя, в исполнении которой он очень любил слушать малороссийские песни.]] напела тебе уши песнями про бойрендом, духтером[[75 — Припев популярной полуукраинской-полуцыганской песни.]]. Свидетельствуй мое почтение папеньке и маменьке и поцелуй за меня ручки сестриц, Анны и Варвары Семеновны.

Гоголь – Данилевскому А. С., 1(13) мая 1838 

1 (13) мая 1838 г. Рим [[76 — Кулиш, т. 1, с. 238–241; Акад., XI, № 68.]]

Рим. 2588-й год от основания города. 13 мая.

Я получил письмо твое вчера. Мне было бы гораздо приятнее вместо него увидеть высунувшееся из-за дверей, улыбающееся лицо твое. Но судьбам вышним так угодно! Будь так, как должно быть лучше! Мысль твоя об жене и свекловичном сахаре меня поразила.