она по причине застенчивости еще не так могла Далее было: слишком коротко сойтись и которую, однако ж, успела полюбить без памяти, так же как и та ее, натурально, ей показалось несколько скучно. И она по безрассудности своей в ту же минуту написала письмо, а к этому присоединила и грудную боль, что натурально ложь. Потому что от Аксакова я сию минуту получил письмо, что она потолстела. Да и сама она ко мне пишет, что несмотря на свое горе толстеет и боится чрезвычайно сделаться Щепкиным и все платья нужно было ей переправлять. Вот какого рода ее грудная боль! Я Лизу знаю с давних пор. Она слишком живо принимает минутные впечатления и не имеет терпения подождать конца. Я помню, в институте в первые дни определения, она писала мне, что она несчастнейшая в мире, что ее снедает горесть и что она через три дни непременно умрет. — Будьте уверены, что месяца через два вы получите от нее известие … Конец листа местами оборван. весело как … Конец листа местами оборван. что обожает их, жалуется на свою застенчивость. Итак … Конец листа местами оборван. изве?стие … Конец листа местами оборван.
А. В. ГОГОЛЬ
Я получил твое письмо от 12 июля вместе с маминькиным, адресованным прямо ко мне в Вену. Неужели это первое твое письмо из дому? Итак, ты мне ни слова не сказала о том, как ты приехала, как и где была в Полтаве, как наконец увидела свою деревню и кто тебя встретил, и как тебя встретили, и кто тебя узнал, и кого ты узнала, и какие были первые твои впечатления. Словом, ничего из того, что прежде всего должно занять. Но, может быть, ты писала и адресовала на имя Погодина, который позабыл отослать. Впрочем, вообще всё твое письмо именно не удовлетворяет Далее было: ни одного моего меня. Ты ни слова не сказала мне о том, как твое здоровье, уничтожают ли ванны главный недуг твой, или ты до сих пор имеешь те же самые припадки. Видишь, душа моя, как ты виновата! К чему ты спрашиваешь меня, что тебе нужно переводить, к чему это? Ведь ты очень хорошо знаешь, что тебе нужно делать? Я тебе слишком ясно сказал перед отъездом, что и французский перевод, и немецкий, тот и другой нужен, но немецкий нужнее, ибо нужно, чтобы к новому году перевести полторы книжки маленькие, которые я тебе купил. А тебе, признайся, не хотелось приниматься за работу, которая показалась на тот раз скучною. Дай-ка, подумала сама в себе, я спрошу его, а до того времени погуляю… Главное, умей владеть собою. Теперь ты можешь, конечно, погулять, но потом заведи непременно, как часы — в известный час утра за перевод. Посиди за ним всего только час, меньше даже, но чтобы это было регулярно. Ты увидишь, как это разделит хорошо твой день, твое время и тебе не будет скучно никогда, если у тебя время будет размеренно. Да чтобы не позабыть, в немецком переводе всякой раз, как доберешься до картинки, проводи черту в своей рукописи, чтобы было известно, что в этом месте следует картинка, ибо потом нужно будет приложить картинки. Не ленись, помни, что это одно может доставить тебе деньги и даст со временем возможность помогать даже маминьке. Книги послала тебе Елагина в подарок, стало быть ты их должна оставить у себя. Они тебе доставят очень приятное чтение зимою. Когда будешь посылать Елагиной рисунок, Далее было: и узор постарайся его уложить хорошенько, чтобы не испортился. С ним же Далее было: вместе пошли ей и работу и попроси, чтобы она при первой оказии переслала мне в Рим с кем-нибудь из отправляющихся в Италию. Адрес ты, я думаю, знаешь, впрочем, для лучшего, я напишу здесь: у Арбатских ворот в доме Савича близ церкви. Письма пиши вместе с маминькиными и адресуй прямо в Рим. Через Погодина нечего: он не слишком аккуратен. А если тебе будет нужно написать мне письмо особенно не в одно время с маминькой, то адресуй к Сергею Тимофеевичу Аксакову. Он пишет ко мне довольно часто и потому ему ничего не стоит приложить его в своем письме. Прощай, душа! уведомляй меня обо всем: как ты проводишь время, какие делаешь глупости, какие порядочные дела, как скучаешь, как смеешься, словом, обо всем. Прощай, целую тебя.
Я выезжаю на днях отсюда в Венецию.
Письма адресуй в Рим, poste restante.
Сейчас только получил второе твое письмо и спешу попросить у тебя извинения за выговор. Этим письмом я доволен вполне. Ты пишешь довольно подробно и как следует. Ну, слава богу, ты здорова; это главное. Потом я очень рад, что тебе не скучно. Впрочем, человеку, который сколько-нибудь умен, никогда не может быть скучно. Нужно только иметь побольше занятий, и будет всё хорошо. Только совершенно глупые скучают. — Продолжай следовать, однако ж, моим советам и никак не прекращай тех занятий, которые доставляют тебе движение, и бегай побольше, потому что болезнь твоя очень легко может возобновиться. Да, пожалуйста, как увидишь Данилевского, А. С., то скажи ему, чтобы он писал ко мне. Что я его обнимаю и целую заочно, но не пишу, потому что не уверен, дома ли он теперь, и что жду, чтобы он отвечал прежде на мое. А вечный адрес мой он знает: Roma. Целую тебя еще раз, ангел мой. Пиши ко мне, пожалуйста, обо всем подробно и обстоятельно. Мне очень приятно получать твои письма. Пиши во всякое время, когда тебе будет весело или скучно. А Ольге скажи, что она молодец. Я доволен ее письмом. Что ж она говорит, что нет материи и не о чем писать! ведь вот есть же о чем. Ведь написала же письмо, и тоже довольно обстоятельно. Ну Ольга! Писни-ка другое, если можно, подлиннее. Ведь верно в твоей голове довольно наберется вздору на письмо, а тебе пришлю за это мою старую фуфайку, которая совершенно износилась, но ты можешь в нее наряжаться таким образом, что сквозь дыры будет видна твоя ляпанка, которую ты верно на здоровье носишь до этих пор. Прощай! смотри ж!
Адрес: Сестре Анете.
О. С. АКСАКОВОЙ
Венеция ? Август 10 н. ст. 1840. Вена
Так как Сергея Тимофеевича теперь, вероятно, нет в Москве, Константин Сергеевич, без сомнения, тоже с ним; то решаюсь, Далее было: адресовать Ольга Семеновна, осадить вас моими двумя усерднейшими просьбами. Но прежде чем просьбы, позвольте поблагодарить вас, вы знаете за что: за всё. Позвольте поблагодарить также вас и всё ваше семейство за память обо мне. Впрочем, в последнем случае благодарить мне незачем, потому что здесь плата тою же монетою с моей стороны, что вам, без сомнения, известно. А просьбы мои следующие. Отправьте прилагаемое при сем письмо к Лизе и вручите Михаилу Семеновичу прилагаемое при сем действие переведенной для него комедии. Еще одна просьба, о которой напоминать мне немножко бессовестно, но нечего делать. Просьба эта относится прямо к Вере Сергеевне, а в чем она заключается — это ей известно. Исполнению ее, конечно, теперь мешает отъезд Сергея Тимофеевича. Но по приезде… Вера Сергеевна простила меня за мой докучливый характер. Прощайте. Веселитесь веселее, сколько можно, и отведайте лета более, сколько можно. Я вас вижу очень живо и также вижу всех вас, всё ваше семейство.
К Сергею Тимофеевичу я буду писать из Рима, не, знаю только куда адресовать. Впрочем, отправите вы.
Целую ваши ручки.
Е. В. ГОГОЛЬ
Венеция ? 1840. Август 10 н. ст. Вена.
Я получил два письма твоих. Наконец ты умница! Письма довольно длинны и обстоятельно в них описано всё, что следует и что мне приятно знать. Вот тебе за это поцелуй! Лови его на воздухе! или пожалуй приставь щеку к этой строчке: это будет значить, что я тебя поцеловал. Жду теперь с нетерпением твоего описанья деревни и как ты разливаешь чай и варишь варенья. Об этом всем подробно: сколько именно раз позабыла завернуть кран у самовара и напустила на скатерть Далее было: реки горячей воды и сколько раз после варенья приходила за обед с сахарными усами на губах, все без исключения. А я тебе за это хоть пожалуй теперь же прочту два-три нравоучения. 1-е, у тебя есть странная причуда бояться всего нового, всего, что еще незнакомо. Ты уже вперед говоришь, что это верно будет неприятно, верно скучно, не испытавши и не узнавши. Тебя непременно нужно на всё подталкивать сзади. Ты уже о деревне даже стала говорить, что там будет скучно, тогда как и кончик носа твоего еще не был в деревне. А между тем я знаю, что тебе теперь в деревне весело как нельзя более. Занятий много, и ты верно будешь слишком жалеть о том, что нужно наконец возвратиться в город. И так ты о всем: помнишь, как ты боялась в первый раз ехать к Прасковье Ивановне. Чем же кончилось? Ты теперь влюблена в Прасковью Ивановну. Ты грустишь, что не знаешь как выразить свои чувства, ты говоришь с восторгом о Софье Николаевне и Надежде Карловне, и всё письмо твое наполнено упреками себе самой и жалобами на свою застенчивость, которая препятствует тебе показать им всю себя. Итак, вот тебе заключение: как только Прасковья Ивановна будет что-нибудь тебе предлагать новое: занятие или поездку, или что-нибудь, или хоть даже я, если тебе что-нибудь предложу или захочу для тебя, то Ты вперед хохочи и покрепче. Это верно будет весело, полезно и хорошо для тебя. Смотри же. Будь умна. Вот тебе поцелуй еще! Хотя губы твои замараны вареньем, но в письме это не опасно, не прилипнет.
Теперь 2-е наставление, за которое ты должна меня расцеловать, так оно приятно будет тебе и полезно. Знаешь ли каким образом победить свою застенчивость и выразить чувство любви, которую так сильно чувствуешь не только к несравненной Прасковье Ивановне, а за нею вслед к Надежде Карловне и Ольге Николаевне (чему, впрочем, я не удивляюсь, потому что ангелы на то созданы, чтоб их любили). Знаешь ли каким образом доказать это? Надежда Карловна права, когда думает, что всё, что ты говоришь, на словах только. Словами точно не доказывается любовь. Ты должна это доказать на деле. Ты теперь в деревне и, стало быть, почти хозяйка. Они все заняты своим делом, и им иногда некогда
