я разумею воспитание души, перед которым всё прочее вздор, так это воспитание, которое приобретает она, поживши с вами, в вашем прекрасном обществе и семействе, и успехи которого уже я вижу из ее писем, будет твердым сопутником вперед. Она добра, в характере есть сила, она даже не так глупа. Хотя — имеет с первого раза в себе что-то недоступное, не говорящее об этом. Одно из писем ее меня сильно тронуло. Оно было наполнено жалобами и упреками самой себя на свое бессилие и неумение ничем выказать, что она вас любит и что ваши ласки падают не на бесчувственный бездушный камень. В самом деле ее положение, точно, несколько затруднительно и, признаюсь, я сам… мне бы тоже было доступно подобное чувство. Это много ее связывает и заставляет слишком глядеть робко и мешает ей даже как следует развернуться. Я буду вас просить, потому что уверен потому что знаю вас твердо, что вы не откажете и что вам приятно делать добро, сделать кое-что. Вы дайте ей заметить, что она вам нужна, что вы не можете иногда обойтись без нее, если заболеет ваша девушка, которая вас убирает, или если вы имеете какие-нибудь приказания, позовите Лизу, поручите велите ей помочь себе одеться. Эти услуги такого рода, которые мы можем только поручить или слуге, или разве тому, который нрзб другой мы сами короче, которого у нас не может быть. Словом, выдумаете такое, которое вам точно нужно, необходимо. Тогда вы увидите, что Лиза будет другою. Она будет глядеть вам смелее в глаза, будет развязнее, и Далее было: может быть вы даже увидите, что она вовсе не глупа. Я вновь буду вас просить, чтобы ей давали как можно более занятий в доме и около, поручить ей убрать комнаты или, по крайней мере, смотреть за уборкой, встать для этого пораньше. Словом, чтобы она приучалась хлопотать около всего вашего дома. Это ей сделает много, много добра в будущем. Порядок и исправность сделаются ее потребностью.
Чтобы ей давать как можно больше хлопот и занятий, пусть Софья Николаевна, Надежда Карловна от себя дают ей побольше приказаний.
Это нечувствительно сообщит в характере ее осмотрительность, которая разольется и на все прочие ее занятия в жизни, и скука исчезнет.
Знаете, как приятно выполнять все незначущие мелочи для того, которого любим, как невольно находишь уже в себе какое-то неизъяснимое удовольствие.
Ваше поручение насчет белъя закупки Зачеркнуто. мне будет вовсе незатруднительно, но я еще ничего не знаю, будет ли бог так милостив ко мне, что обстоятельства мои позволят мне возвратиться приехать на родину весною.
Прежние мои предположения сильно разрушились, и причиною была сильная моя опасная болезнь, в излечении которой отказался доктор, и одна только чудная воля бога воскресила меня. Я до сих пор не могу очнуться и не могу представить, как я избежал от этой опасности. Это чудное мое исцеление наполняет душу мою утешеньем несказанным: стало быть жизнь моя еще нужна и не будет бесполезна.
Я теперь здоров. Но времени у меня потеряно. Много я не сделал из того, что должен был сделать и что натурально имеет значительное влияние на мое возвращение, итак, Далее было: если милость божия будет так велика я не могу определить времени сказать наверно моего возвращения. Может быть, только месяца через два или три мне будет известно, остаюсь ли я или буду иметь возможность вновь увидеть Москву. Во всяком случае я вас уведомлю об этом письмом.
М. И. ГОГОЛЬ
Рим. Январь 19/31. 1841
Не знаю, пропали ли мои письма здесь, или у вас, только из письма вашего видно, что вы их не получили вовсе. По крайней мере ни в первом, ни в следующем вашем письме нет никакого ответа на кое-какие мои просьбы и предложения, которые я считал немаловажными, особливо в первом письме, где я просил вас о поручении моим сестрам каждой в управление какой-нибудь хозяйственной отдельной статьи, чтобы их приучать таким образом к хозяйству, что важнее всех прочих учений, которые обыкновенно служат только для гостиных и для наружного блеска. Пошлите хорошенько наведаться за этими письмами, и спросите почтмейстера, что не затерялись ли они где-нибудь на почте, то есть между другими письмами и не залежались ли где ошибкою. Здоровье мое слава богу кое-как еще движется… Поздравляю вас с новым годом, который здесь уже давно, а у вас еще недавно наступил. Поздравляю с этим и сестру мою Марию, желая ей в этом году всего доброго и целую Колю, особенно если он умен. Посылая вам всякие добрые пожелания, остаюсь ваш многолюбящий сын Николай.
С. Т. АКСАКОВУ
Марта 5 ст. ст. 1841. Рим
Мне грустно так долго не получать от вас вести, Сергей Тимофеевич. Но, может быть, я сам виноват: может быть, вы ожидали высылки мною обещанных изменений и приложений, следуемых ко 2-му изданию «Ревизора». Но я не мог найти нигде их. Теперь только случаем нашел их там, где не думал. Если б вы знали, как мне скучно теперь заниматься тем, что нужно на скорую руку, — как мне тягостно на миг оторваться от труда, наполняющего ныне всю мою душу! Но вот вам, наконец, эти приложения. Здесь письмо, писанное мною к Пушкину, по его собственному желанию. Он был тогда в деревне. Пиеса игралась без него. Он хотел писать полный разбор ее для своего журнала и меня просил уведомить, как она была выполнена на сцене. Письмо осталось у меня неотправленным, потому что он скоро приехал сам. Из этого письма я выключил то, что собственно могло быть интересно для меня и для него, и оставил только то, что может быть интересно для будущей постановки «Ревизора», если она когда-нибудь состоится. Мне кажется, что прилагаемый отрывок будет нелишним для умного актера, которому случится исполнять роль Хлестакова. Это письмо под таким названием, какое на нем выставлено, нужно отнесть на конец пиесы, а за ним непосредственно следуют две прилагаемые выключенные из пиесы сцены. Небольшую характеристику ролей, которая находится в начале книги первого издания, нужно исключить. Она вовсе не нужна. У Погодина возьмите приложенное в его письме изменение четвертого акта, которое совершенно необходимо. Хорошо бы издать «Ревизора» в миниатюрном формате, а впрочем, как найдете лучшим.
Теперь я должен с вами поговорить о деле важном. Но об этом сообщит вам Погодин. Вы вместе с ним сделаете совещание, как устроиться лучше. Я теперь прямо и открыто прошу помощи, ибо имею право и чувствую это в душе. Да, друг мой! я глубоко счастлив. Несмотря на мое болезненное состояние, которое опять немного увеличилось, я слышу и знаю дивные минуты. Создание чудное творится и совершается в душе моей, и благодарными слезами не раз теперь полны глаза мои. Здесь явно видна мне святая воля бога: подобное внушенье не происходит от человека; никогда не выдумать ему такого сюжета! О, если бы еще три года с такими свежими минутами! Столько жизни прошу, сколько нужно для окончания труда моего; больше ни часу мне не нужно. Теперь мне нужны необходимо дорога и путешествие: они одни, как я уже говорил, восстановляют меня. У меня все средства истощились уже несколько месяцев. Для меня нужно сделать заем. Погодин вам скажет. В начале же 42 года выплатится мною всё, потому что одно то, которое уже у меня готово и которое, если даст бог, напечатаю в конце текущего года, уже достаточно для уплаты.
Теперь я ваш; Москва моя родина. В начале осени я прижму вас к моей русской груди. Всё было дивно и мудро расположено высшею волею: и мой приезд в Москву, и мое нынешнее путешествие в Рим — всё было благо. Никому не говорите ничего ни о том, что буду к вам, ни о том, что я тружусь — словом, ничего. Но я чувствую какую-то робость возвращаться одному. Мне тягостно и почти невозможно теперь заняться дорожными мелочами и хлопотами. Мне нужно спокойствие и самое счастливое, самое веселое, сколько можно, расположение души; меня теперь нужно беречь и лелеять. Я придумал вот что: пусть за мною приедут Михаил Семенович и Константин Сергеевич: им же нужно — Михаилу Семеновичу для здоровья, Константину Сергеевичу для жатвы, за которую уже пора ему приняться. А милее душе моей этих двух, которые могли бы за мною приехать, не могло бы для меня найтиться никого. Я бы ехал тогда с тем же молодым чувством, как школьник в каникулярное время едет из надоевшей школы домой под родную крышу и вольный воздух. Меня теперь нужно лелеять не для меня, нет! Они сделают небесполезное дело. Они привезут с собой глиняную вазу. Конечно, эта ваза теперь вся в трещинах, довольно стара и еле держится; но в этой вазе теперь заключено сокровище; стало быть, ее нужно беречь. Жду вашего ответа; чем скорее, тем лучше. Если бы вы знали, как я теперь жажду обнять вас! До свиданья! Как прекрасно это слово!
Перецелуйте моим поцелуем всех ваших: Ольгу Семеновну, Веру Сергеевну, Ольгу Сергеевну, — всех! всех! Письма мне адресуйте на имя банкира Валентини; это будет вернее, чем poste restante. Адрес его: Piazza Apostoli, Palazzo Valentini.
С. Т. АКСАКОВУ
13 марта ст. ст. 1841. Рим.
Едва только я успел отправить письмо мое к вам, с приложеньями к Ревизору, как получил вслед за тем ваше. Оно было для меня тем приятнее, что мне казалось уже, будто я от вас бог знает когда не получал вести. Целую вас несколько раз, в задаток поцелуев личных. Ревизора, я полагаю, не отложить ли до осени? Время близится к лету; в это время книги сбываются плохо, и вообще торговля не движется. Отпечатать можно теперь, а выпуском повременить до осени. По крайней мере так говорит благоразумие и опытность.
Вы пишете, чтобы я прислал что-нибудь в журнал Погодину. Боже, если бы вы знали, как тягостно, как разрушительно для меня это требование, — какую вдруг нагнало оно на меня тоску и мучительное состояние! Теперь на один миг оторваться мыслью от святого своего труда — для меня уже беда. Никогда б не предложил мне в другой раз подобной просьбы тот, кто бы мог узнать на самом деле, чего он лишает меня. Если бы я имел деньги, клянусь, я бы отдал все деньги, сколько б у меня их ни было, вместо отдачи своей статьи! Но, так и быть, я отыщу какой-нибудь старый лоскуток и просижу над переправкой и окончательной
