твердо быть такой-то низости, такому-то свойству и такому-то качеству. Конечно, я буду не прав, если стану обвинять. Дело было не совсем бы так, если б я был прав. Друг, ну что если бы предположить, чтобы нашелся один такой страдалец, над которым обрушилась такая странность, что всё, что ни сделает и ни скажет, принимается в превратном значении, что все, почти до одного, в нем усумнились, и закружился пред ним целый вихорь недоразумений, и положим, что он видит Далее начато: А если бы душа исстрадала и изныла, видя всё, что происходит. Если бы вместо меня попался другой с душой, более нежной, еще не окрепшей и не умеющей переносить горя, и видел бы он всё, что происходит в сердцах друзей его и ближних к нему, Далее начато: и не в силах и вся душа его исстрадала и изныла бы и чувствовала бы в то время, что он не может произнести и слова в свое оправдание, подобясь находящемуся в летаргии. подобясь тому а. который, находясь в летаргии, слышит и видит, что его приняли за умершего и зарывают живого в землю, и он не в силах пошевелить ни одним составом. б. которого зарывают живого в могилу, который видит всё эго и не может даже знать, что он жив. Далее начато: а. Друг, не будем поспешны в заключениях о характере и душе человека из его поступков б. Еще скажу тебе в заключение одно мнение. Друг мой, будем более смиренны относительно узнания человека

Наконец по поводу всего скажу одно мнение. Будем Будем относительно несколько смиренны относительно заключений о человеке, о каком бы то ни было Далее было: Не станем выводить из некоторых поступков заключений о всей душе его характере и о душе человека. Выскажем ему всё, что Выскажем всё, что ни есть в нем дурного, это будет ему нужно, но удержимся утвердить о нем мнение, пока не узнали излучин его души или пока не услышали его душевной истории. Мы все вообще слишком строги к тому человеку, в котором нам что-нибудь не понравилось, и, узнавши в нем два-три качества, Далее начато: главных не хотим и узнать других, В подлиннике: от других от этого теперь человеку становится чем далее, тем труднее среди своих собратий. Эта фраза в подлиннике перечеркнута тремя вертикальными линиями.

Бог знает, что делается в глубине человека. Иногда положение может быть так странно, так странно и даже страшно что он похож на одержимого летаргическим сном, что он может уподобиться тому больному одержимому, схваченному внезапно летаргическим сном который видит и слышит, что его все, даже самые врачи, признали мертвым и готовятся его живого зарывать в землю. А видя и слыша всё это, не в силах пошевельнуть ни одним составом своим. Не оттого ли так не знаем а. Бог видит б. Мы оттого и не знаем человека, что слишком рано заключили, будто что думаем будто его совершенно узнали. А потому и относительно меня самого ты вооружись терпением. Брани меня, мне будет приятно всякое такое твое слово, даже если бы оно было гораздо пожестче тех, которые в письме твоем. Но не предавайся напрасному раздумью и не досадуй на меня в душе. Ты видишь, что многое здесь еще темно и неясно, предоставим же лучше все это времени: оно одно может разрешить, разрешить всё уяснить. Если же тебе когда-нибудь сгрустнется обо мне и будет казаться: я иду дорогой заблудшего и не той, которой мне следует, то помолись лучше так в душе своей: Боже, просвети его и научи тому, научи всему что ему нужно на пути его. Дай ему выполнить то именно назначение, для которого он создан тобою же, для которого вложил ты же ему орудия, способности и силы. назначение, которое ты сам ему назначил и для которого дал ему орудия и силы. Если же он отшатнется, Далее было: от своего назначения, не будет внимать твоему гласу, не дай ему заблудиться то пожалей его бедную душу и снеси его до срока с лица земли. Поверь, что после такой молитвы и тебе будет легче и мне полезнее: молитва от глубины души ударяет прямо в двери небесные. Но довольно об этом.

Поговорим теперь о прозаическом деле по поводу моих сочинений. Я думал, что письмо твое разрешит мне всё, — не тут-то было, я остался в тех же потемках. Друг мой, ты говоришь, что Прокопович хочет, чтобы я в особом дружеском письме изъяснил ему, чтό мне нужно знать от него. Но рассмотри ты сам мое положение. Я уже два письма писал к нему, ни на одно ответа. Я требовал отчета, отчета и денег что ясней этого? Требовал цифр, я требовал одних цифр известить меня, Далее было: подробно, сколько уже сколько экземпляров налицо, сколько продано, сколько отправлено, сколько у меня есть денег, просил даже до последних подробностей. Мне это нужно было, без этого я был сам связан и сам не мог поступить ясно и толково, а обстоятельства мои требуют внезапных быстрых распоряжений. Неужели всё это было принято за недоверчивость? Выведенный из терпения молчанием, я написал жесткое письмо, в котором упрекнул в бессострадательности к положению другого. Я ничем не оправдываю своего поступка, я был виноват, но, друг, человек слаб, а обстоятельства бывают сильны, иногда бывают сильны я был ими стиснут крепко. С одной стороны пишет мне мать, что у ней хотят описать описать за долги имение, если она вскорости не уплатит долгов и процентов, с другой я сам не получаю денег, наконец, я болен и духом и телом. В письме этом, как жестоко оно ни было, но в нем хотя упомянуто, что я нахожусь в сжатых обстоятельствах. Прежде помоги, а потом выбрани. Если же я так сильно оскорбил, что даже мне нельзя было и простить, в таком случае следовало бы все-таки написать мне хотя таким образом: ты меня так оскорбил, что я прерываю отныне с тобою все сношения. Делами твоими не хочу заниматься, сдаю их все такому-то, относись к такому-то. Словом, чтобы я знал, что предпринять. Как вместо всего этого заплатить полуторагодовым молчанием. Я из журналов вижу, что в Петербурге разошлись почти все экземпляры. Я только слышу из посторонних источников, что в Москве Петербурге продаются экземпляры и скоро успешно (В Москве из тысячи не продан ни один.) А между тем в это время терплю, нуждаюся и ничего не могу понять из этой странной истории.

Ты говоришь: Друг, ты говоришь Прокопович больше прав, чем я, я тому верю, Прокопович меня любит мною обижен — это правда, я против этого и не спорю. Но ты говоришь, он меня любит. Друг, любовь слишком святая вещь, страшно и произносить это имя всуе. Всякий в свете разумеет по-своему любовь, и все мы далеки от ее истинного значения. Любовь умеет перенести и оскорбление, любовь великодушна, и собою же пристыжает ее оскорбившего. Согласись, по крайней мере, что вследствие таких необъяснимых для меня поступков, мог бы и я также и я бы точно мог бы также усумниться во многом. Но клянусь, я больше умею верить верю душе человека, чем всем его поступкам, хотя меня все упрекают в недоверчивости. Я слишком и я слишком хорошо знаю, что есть столько на свете разных посторонних вещей, слухов, сплетней и прочего, и множество прочего которые все до того опутывают непроницаемым туманом человека, что на расстоянии двух шагов не узнают друг друга и что честный человек может поступить так, что со стороны и даже не вдалеке стоящему человеку покажется загадкой его дело. Итак, вот тебе мое честное слово, что в этом деле Далее было: я никого недоверие я питал только к одной аккуратности, а не к чему-либо другому. По теперешнему твоему письму я еще более уверился, что с этим а. Но вижу с тем вместе, что с этим б. Из теперешнего письма … завязалось столько связано столько посторонних отношений, что изъяснениям не будет конца до тех пор, пока я не решусь разом покамест разом и вдруг прекратить не прекратить всё это, и таким образом не развязать, а разрубить узел. а. не развязать, а б. разрубить узел, а не развязать Для этого есть одно средство, и потому превратим это дело разом из запутанного и глупого в благородное, умное и святое. Виноват во всем я, кроме всех прочих кроме всех других виноват я виноват уже тем, что произвел всю эту путаницу, всех взбаламутил, людей, которые без меня, может быть, и не столкнулись бы между собой, поставил в неприятные отношения. Виноватый должен быть наказан. Я наказываю себя лишением всех денег, следуемых за экземпляры моих сочинений. Лишенья этого хочет душа моя, потому что оно справедливо и законно, и без него мне бы было тяжело. Всякий рубль и копейка этих денег куплена добыта неудовольствиями и оскорблениями моих друзей, и нет человека, которого бы я не оскорбил, деньги эти тяжелели бы на моей совести. И потому, как в Москве, так и в Петербурге, деньги эти все отдаю в пользу бедных, но достойных студентов. Деньги эти должны им прийтись не даром, но за труды. Далее начато: Ты должен назначить Труды эти должен им задать ты, по собственному выбору, найдешь что нужным для всех нас перевести или сочинить. Будут ли эти переводы полезны для всех, напечатать ли отдельно или в «Современнике», Далее было: или сделать что иное, все это будет зависеть как и кому сколько что дать, всё это лучше тебя никто другой не в силах сделать, а. Лучше тебя никто не может б. никто не в силах сделать лучше тебя а потому ты не можешь отказать даже и тогда, когда бы я просил тебя не во имя дружбы. Все деньги до последней копейки за экземпляры, проданные в Петербурге, за вычетом, разумеется, процентов и коих после вычета должно быть близко 200 тысяч, должны поступать вместо того, чтоб ко мне, к тебе. Прокопович поступит благородно, это я знаю, я в нем больше уверен. Его и знаю, что душа его душа рождена быть прекрасной, и потому он примет это дело святое, Далее было: и не постыдится позабудет отбросив и мысль о каких-нибудь личных неудовольствиях. Он будет аккуратнее, во всем отдаст отчет отдаст отчет тебе во