рода несправедливостей и беспорядков, происходящих ныне от начальников, не умеющих как следует взяться за это дело. Александр Петрович как человек, искушенный опытом и всякими испытаньями, мне казался теперь особенно нужным в России. Об этом я писал к нему действительно письма, которые, я не знаю почему, не попали в мою книгу и не пропущены, тогда как, по моему убеждению, они гораздо полезнее и нужнее всех помещенных. О театре и подобных тому вещах мы с ним, кроме каких-нибудь двух-трех слов не имели разговоров. Этот предмет ни его, ни меня не мог занимать. Письмо о театре я писал, имея в виду публику, пристрастившуюся к балетам и операм, на которые тратят теперь страшные суммы, и в то же самое время имел в виду издателя журнала «Маяк», С. О. Бурачка, который, судя по статьям его, должен быть истинно почтенный человек и нелицемерно верующий, но который, однако ж, слишком горячо и без разбора напал на всех наших писателей, утверждая, что они безбожники и. деисты, потому только, что они не брали в предметы христианских сюжетов. Я хотел не оскорбить издателя «Маяка», но только напомнить ему самому, как христианину, о смиреньи, вследствие которого не должен человек торопиться осуждать, и выразился так, что моими словами действительно он мог остаться обижен. Мне показалось из одного места вашего письма, как будто вы его знаете. Испросите же у него прощенья мне; Далее начато: которое я бы и сам испросил, если бы знал, куды писать к нему. Скажите ему, что душа моя, несмотря на все недостатки мои, никогда, однако же, даже и тогда, когда я был гораздо хуже, неспособна была питать озлобление к людям, тем более к людям, которых я уважаю. А Бурачка я уважаю истинно и нелицемерно. Простите и вы меня, добрая, молящаяся душа! Вам я нанес, может быть, больше всех оскорблений выпуском моей книги. Очень понимаю, что, заботясь и молясь о спасении всех, вы больше всех должны были оскорбиться появлением книги, вводящей в соблазн. Итак, видите сами, что обо мне нужно больше молиться, чем о всяком другом. Положение мое опасно. точно, опасно Молитесь же, да бог не оставит меня, не предаст меня в добычу лживого мудрствования собственного, но вразумит святым разумом. Всё остальное, чего не вместит письмо, расскажет вам Александр Петрович, который стремится к вам, как птица из клетки на волю, и, верно, недаром стремится.
Много вам благодарный за искренность вашу и умоляющий вас о прощении
Н. Гоголь.
В. Г. БЕЛИНСКОМУ
Конец июля—начало августа н. ст. 1847. Остенде.
1
С чего начать мой В угловые скобки здесь и далее заключен текст, вырванный в подлиннике и восстановленный редактором. Многоточиями обозначаются вырванные места, которые не поддаются восстановлению. ответ на ваше письмо? Начну его с ваших же слов: С чего другого начать письмо мое, … как не обративши к вам ваши же слова «Опомнитесь, вы стоите на краю бездны!» Как далеко вы сбились Сверху вписано и вычеркнуто: отшатнулись с прямого пути, в каком вывороченном виде стали перед вами вещи! В каком грубом, невежественном смысле приняли вы мою книгу! Далее было: Простивши все эти обвинения, в которых бы у меня недостало духа обвинить и мерзавца, не только честного человека Как вы ее истолковали! О, да внесут ниспошлют святые силы мир в вашу страждущую, измученную душу! Зачем вам было переменять раз выбранную, мирную дорогу? Что могло быть прекраснее, как показывать читателям а. Вы было избрали прекрасную дорогу … ценителя б. Что могло быть прекраснее той дороги, по которой вы начали уже было идти: показывать читателям красоты в твореньях наших писателей, возвышать их душу и силы до пониманья всего прекрасного, наслаждаться трепетом пробужденного в них сочувствия и таким образом прекрасно невидимо действовать на их души? Дорога эта привела бы вас к примиренью с жизнью, Далее было: сердце ваше дорога эта заставила бы вас благословлять всё в природе. Что до политических событий, само собою умирилось бы общество, если бы примиренье было в духе тех, которые имеют влияние на общество. А теперь уста ваши дышат желчью и ненавистью. Зачем вам с вашей пылкою душою вдаваться в этот омут политический, в эти мутные события современности, среди которой и твердая осмотрительная многосторонность теряется? Как же с вашим односторонним, пылким, как порох, умом, уже вспыхивающим умеющим прежде, чем еще успели узнать, что истина, Далее было: а что ложь как вам не потеряться? Вы сгорите, как свечка, и других сожжете. О, как сердце мое ноет в эту минуту за вас! Что, если и я виноват, что, если и мои сочинения послужили вам к заблуждению? Но нет, как ни рассмотрю все прежние сочинения мои, вижу, что они не могли соблазнить вас. Как ни? смотреть на них, в них нет лжи некоторых? Далее было: … моих современных произведений.
В каком странном заблуждении вы находитесь! Ваш светлый ум отуманился. Далее было: Я благоговел… В каком превратном виде приняли вы смысл моих произведений. В них же есть мой ответ. Когда я писал их, я благоговел перед всем, перед чем человек должен благоговеть. Насмешки и нелюбовь слышалась у меня не над властью, не над коренными законами нашего государства, но над извращеньем, Далее начато: коренных над уклоненьями, над неправильными толкованьями, над дурным приложением их?.., над струпом, который накопился, над … несвойственной ему жизнью. Нигде не было у меня насмешки над тем, что составляет основанье Далее начато: и твердое русского характера и его великие силы. Насмешка была только над мелочью, несвойственной его характеру. Моя ошибка Мое дело в том, что я мало обнаружил русского человека, я не развергнул его, не обнажил до тех великих родников, которые хранятся в его душе. Но это нелегкое дело. Хотя я и больше вашего наблюдал за русским человеком, хотя мне мог помогать некоторый Хотя, может быть, мне уж дан дар ясновиденья, Далее было: хотя и мог бы отважиться но я не был ослеплен собой, ослеплен собой и видел глаза у меня были ясны. Я видел, что я еще незрел для того, чтобы бороться с событьями выше тех, какие были доселе в моих сочинениях, и с характерами сильнейшими. Всё могло показаться преувеличенным и напряженным. неестественным Так и случилось с этой моей книгой, на которую вы так напали. Вы взглянули на нее распаленными глазами, и всё вам представилось в ней в другом виде. Вы ее не узнали. Не стану защищать мою книгу. Как отвечать на которое-нибудь из ваших обвинений, когда все они мимо? Я сам на нее напал и нападаю. Она была издана в торопливой поспешности, несвойственной моему характеру, рассудительному и осмотрительному. Но движенье было честное. Никому я не хотел ею польстить или покадить. Я хотел ею только остановить несколько пылких голов, готовых закружиться и потеряться в этом омуте и беспорядке, в каком вдруг очутились все вещи мира. Далее было: когда внутренний дух стал померкать и как бы готов погаснуть. Но книга моя явилась в таком виде, что только один полный ум, и в каком … Я попал в излишества, но, говорю вам, я этого даже не заметил. Своекорыстных же целей я и прежде не имел, когда меня еще больше несколько занимали соблазны мира, а тем более теперь, когда пора подумать о смерти. Никакого не было у меня своекорыстного умысла. Ничего я ни от кого не просил и никакого умысла? не имел. Ничего не хотел я ею выпрашивать. Это и не в моей натуре. Далее было: Если я не воспользовался иикакими прибытками в те года, когда человека всё прельщает, то тем более ныне, в эти года, когда невольно думается о тщете всего Есть прелесть в бедности. а. Слава богу, я возлюбил свою бедность и не променяю ее на те блага, которые вам кажутся так обольстительны. Я только и б. Знаете ли вы, что есть прелесть в бедности, и, вспомнив об этом, вам Вспомнили б вы по крайней мере, что у меня нет даже угла, и я стараюсь думаю только о том, как бы еще облегчить сделать полегче мой небольшой походный чемодан, чтоб легче было расставаться с миром. Вам следовало поудержаться клеймить меня теми обидными подозрениями, какими Стало быть, вам бы следовало, прежде останови? чем поносить меня обидными подозреньями, которыми, признаюсь я бы не имел духа запятнать последнего мерзавца. мерзавца, изверженного из общества Это вам нужно бы вспомнить. Вам бы следовало все-таки Вы извиняете себя гневным расположением духа. Вы говорите, что вы в гневном расположении духа и этим извиняете? себя. Но как же Но в каком в гневном расположении духа? вы решаетесь говорить о таких? важных предметах и не видите, что вас ослепляет гневный? ум и отнимает спокойствие… Далее было: Вы оскорбите? кого-нибудь в гневе еще. В гневе нельзя говорить? о таких предметах. Для них нужно? беспристрастие.
Как мне защищаться против ваших нападений, когда нападенья невпопад? Вам показались ложью слова мои государю, напоминающие ему о святости его званья и его высоких обязанностей. Вы называете их лестью. Нет, каждому из нас следует напоминать, что званье его свято, и тем более государю. Пусть вспомнит, какой строгий ответ потребуется от него. Но если каждого из нас званье свято, Но если каждому из нас не напоминать друг другу ежеминутно о святости нашего званья то тем более званье того, кому достался трудный и страшный удел заботиться о миллионах. Зачем напоминать о святости званья? Да, мы должны даже друг другу напоминать о святости наших обязанностей и званья. Без этого человек погрязнет в материальных чувствах. Вы говорите?) кстати, будто я спел похвальную песнь нашему правительству. Вам показалось, будто бы я а. правительство наше считаю б. правительству нашему обращаю воздаю Я нигде не пел. а. Оттого ли, что я отдал б. Оттого ли, что я сказал Я сказал только, что правительство состоит из нас же. Мы выслуживаемся и составляем правительство. Если же правительство огромная шайка воров, или, вы думаете, этого не знает никто из русских? Рассмотрим Если правительство стало сделалось, как вы говорите, огромной шайкой воров, что отчасти и справедливо а. то рассмотрим б. или вы думаете пристально, отчего это? Не оттого ли эта сложность и чудовищное накопление прав, не оттого ли, что мы все кто в лес, кто по
