а если дурную, то нечего и заводить. Вот у меня тоже, когда сделаете завтра мне честь пожаловать, я, покажу кое-какие заведения.”
Генерал посмотрел и пустил длинный пуф из своей трубки.
Крапушкин был чрезвычайно доволен, что пригласил к себе господ офицеров. Он заранее уже заказывал в голове своей паштеты и соусы, посматривал очень весело на офицеров, которые с своей стороны тоже как-то удвоили расположение к нему, чтό заметно было из глаз и из небольших телодвижений в роде полупоклонов. Крапушкин выступал вперед как-то развязнее и голос его принял выражение голоса, обремененного удовольствием.
“Там, ваше превосходительство, познакомитесь с хозяйкой дома.”
“Мне очень приятно”, отвечал генерал, поглаживая усы.
“Однакож”, подумал про себя Крапушкин: Далее начато: я извинюсь “мне нечего здесь отдыхать здесь сидеть ?. Я немножко могу посидеть, да и домой поскорей — приказать заранее, чтобы приказать чтобы всё приготовить с вечера.” приготовить к обеду Между тем солнце незаметно начало садиться ниже. Генерал и гости возвратились в комнаты, где расставлены были карточные столы. “Ну что ж”, подумал он: “в вистун можно сыграть робертика два, так только для виду, да сию минуту и домой”. Скоро всё общество разделилось на четверные партии, порасселось расселось? по всей комнате; прочие с трубками в зубах присоседились к игравшим наблюдать с значительным безмолвием игру. Два роберта, на которые сел Крапушкин, кончились в одну минуту. “Ну что ж, за эти нечего и садиться. Еще четыре можно сыграть”. Между тем подали свечи, на особом зеленом столе развернулся банчик, и маиор, подтасовывая карты, поглядывал на желающих. Перед каждым гостем нечувствительно очутился довольно увесистый стакан. Пунш был превосходный. Генералу был прислан из Риги какой-то необыкновенный ром и удивительный шнапс, который тут же подавался в больших стаканах. рюмках Ром и шнапс были действительно превосходны. По крайней мере генерал после четырех стаканов закричал громко одному из лакеев в узиньком мундире: “Подай, дурак, свечу: я не могу видеть, что у меня на руке — король или дама”. Между тем около его превосходительства стояло по две свечи с каждой стороны. Превосходство рома было признано и почувствуемо всеми. Так г-н маиор, страшный шулер, вместо того, чтобы по обыкновению передернуть карту, взял и смешал всю колоду по середине талии и на вопрос оскорбленного пунтера: “что это значит?” посмотрел ему пристально в глаза и велел подать себе рюмку мадеры. Сам Крапушкин заметил, что он что-то выиграл, но что именно выиграл никак не мог вспомнить, а тем более не мог найтиться, как нужно потребовать выигранное. Ужин был в 2 часа ночи, ужин превосходный, но уже вряд ли кто из гостей мог припомнить, какие он ел блюда. Словом пир был на чудо и когда начали разъезжаться, то кучера брали просто своих господ в охапку так как бы узелки с покупкою. И Крапушкин, несмотря на свой аристократизм, сидя в коляске, так низко кланялся и с таким большим раскачиванием головы, что приехавши домой, привез в своих усах два три репейника.
В доме всё спало совершенно. Кучер едва мог сыскать камердинера, который отер как попало глаза свои, втащил, подпирая на плечо, своего господина Крапушкина в гостиную. Вошедши в гостиную, Крапушкин спросил только: “отчего криво выстроена комната?” Далее начато: и больше ничего и, не говоря ни слова, отправился Далее начато: после вслед за девушкой в спальню жены своей. Молодая хорошенькая жена, которая спала свернувшись в прозрачной, белой как снег рубашечке, Далее начато: открыла поднявши ресницы и раза три зажмуривши быстро глаза свои, открыла их с полусердитою улыбкою Далее было: Крапушкин грохнулся на кровать и видя, что он решительно не хочет на этот раз оказать никакой супружеской нежности, с досады поворотилась на другую сторону и, положив свежую свою щечку на руку, заснула спустя несколько времени после него.
Было уже такое время, которое по деревням не называется рано, когда проснулась молодая хозяйка возле храпевшего Крапушкина. Вспомнивши, что он муж вчера возвратился домой в три часа ночи, она пожалела будить его и надев спальные башмачки, которые супруг ее выписывал из Петербурга, в белой кофточке, драпировавшейся на ней как льющаяся вода, она вышла в свою уборную, умылась свежею, как сама, водою и приблизилась подсела к своему туалету. Далее начато: На себя Взглянувши раза два, она увидела нашла, что сегодня очень недурна. Это повидимому незначительное обстоятельство заставило ее просидеть перед зеркалом Далее начато: лишних ровно два часа лишних. Наконец она оделась очень мило и вышла освежиться в сад. Как нарочно время было тогда красное, каким может только похвалиться южный летний день. Солнце, ступавшее на полдень, жарило всею силою лучей своих, но под темными густыми аллеями было гулять прохладно и цветы пригретые солнцем утрояли свой запах. Хорошенькая жена Крапушкина вовсе позабыла о том, что уже двенадцать часов и супруг ее спит. Уже толстый дворецкий француз объелся, как порядочная бочка, и шел, покачиваясь, через двор с ключами приказать крепостным свиньям подавать барам обедать. А до слуха хозяйки доходило храпенье послеобеденное 6 кучеров и одного форейтора. Она сидела в густой аллее, из которой был открыт вид на большую дорогу, и рассеянно глядела на безлюдную на открытую ее пустынность, как вдруг показавшаяся вдали пыль привлекла ее внимание. Всмотревшись, она скоро увидела несколько экипажей: впереди ехала открытая двуместная, легинькая колясочка, в ней сидел генерал с толстыми, блестевшими на солнце эполетами и рядом с ним полковник, за этой следовала другая, четвероместная, в ней сидели маиор с адъютантом генеральским и насупротив их два какие-то офицера. За коляскою были известные полковые дрожки, Далее начато: в которых которыми завладел на этот раз тучный маиор. За дрожками следовал бонвояж четвероместный, в котором сидели четыре офицера и пятый на руках, за бонвояжем рисовались ехали верхом на прекрасных, на рослых? темных в яблоках лошадях три офицера. Далее начато: Ну,
“Неужели это к нам?” подумала хозяйка. “Ах, боже! боже в самом деле к нам! Они поворотили на мост!” вскрикнула она, всплеснувши руками, и побежала чрез клумбы и цветы прямо в спальню своего мужа. Он спал мертвецки.
“Душенька, вставай!”, сказала она ему, торопливо дергая его за руку. В ответ на это Крапушкин, не открывая глаз, пробормотал какую-то несвязную бессмыслицу.
“Вставай, пульпультик, вставай!” — “Не рано? А?” — “Вставай, душенька, слышишь гости!” — “Гости? какие гости? М… м…”, при этом он потянулся и поднял руки. “Ну, поцелуй же меня, моя Пуньпуня, протяни свою шейку, я тебя поцалую”. — “Ах, боже мой! Вставай Вставай, они уж на мосту скорее, генерал с офицерами! Ах, боже мой, у тебя в усах репейник!”
“Генерал? А да, так он уж едет? Да чтό ж это, чорт побери, меня никто не разбудил! А обед, что ж обед? Всё ли там исправно ты сделала, душенька?” Далее было: Ведь я заказал обед “Какой обед? Для нас готовлено, а больше ни для кого.” — “А я разве не заказывал?”
“Ты? ты приехал в три часа ночи, и сколько я ни спрашивала тебя, ничего мне не сказал и заснул. и проспал Я тебя, польпультик, не будила, потому мне тебя жаль стало: ты ничего не спал”. Это сказала с чрезвычайно томным и умоляющим видом.
Крапушкин минуту лежал на постели, как громом пораженный. Наконец он вскочил без всего в одной рубашке с кровати, позабывши, Далее начато: вовсе что вовсе неприлично показывать свои ноги, которые были все в волосах, как в лесу.
“Ах я лошадь!” сказал он, ударив себя по лбу. Далее начато: Где они “Я звал их обедать. Что тут делать? Где они, далеко?”
“Теперь, я думаю, подъезжают к мельницам.” подъезжают к овину
“Душенька… спрячься!.. Ей, кто там? Ты, девчонка, ступай сюда. Дура, чего боишься? Приедут офицеры сию минуту, ты скажи им, что дома нет барина. дома нет меня Скажи, что и не будет весь день, что еще с утра выехал. Слышишь? и дворовым всем скажи, чтобы так сказали. Ступай скорей!”
Сказавши это, схватил наскоро халат и побежал спрятаться в экипажный сарай, почитая там гораздо безопаснее.
“Нет, шельмовство, Написано шемовольство найти ? и здесь могут, а влезть? лучше всего в эту коляску”. Сказавши это, он отпер дверцы, сел в коляску и закрылся кожею.
Между тем экипажи подъехали к крыльцу. Вышел генерал и встряхнулся, за ним полковник, поправляя руками султан на своей шляпе, потом офицеры, потом слез с дрожек толстый маиор, потом маиор держа под мышкою саблю, выскочил из бонвояжа сидевший на руках офицер, выскочил ~ офицер вписано наконец сошли его соседи, рисовавшиеся на лошадях.
“Барина нет дома”, сказал вышедший на крыльцо француз дворецкий.
“Как нет? стало быть он однакож будет к обеду?”
“Нет, генерал, они уехали на весь день, разве завтра вряд ли завтра поутру будет”.
“Вот тебе на!” сказал генерал: “как же это?”
“Признаюсь, это штука”, сказал полковник, смеясь.
“Как же этак делать?” продолжал генерал с неудовольствием. “Ну не можешь принять, так не проси, зачем же просить”.
“Я, ваше превосходительство, не понимаю, как можно этак сделать?” заметил один молодой офицер.
“Что?”
“Я говорю, ваше превосходительство, как можно поступить таким образом?”
“Конечно, как же… Ну нельзя, не случилось чтό ли, так зачем же просить? или дай знать в таком случае”.
“Что ж, ваше превосходительство, нечего делать, поедем назад”, сказал полковник.
“Да, конечно, коли нет другого средства. Впрочем коляску мы можем посмотреть и без него, он верно ее не взял с собою. Ей, кто там? подойди, братец, сюда”.
“Чего изволите?” — “Ты конюх?” — “Конюх, ваше превосходительство”.
“Покажи нам новую коляску, которую недавно достал барин”.
“А, вот пожалуйте в сарай”. Генерал вместе с офицерами отправился в сарай. “Вот я вам немножко ее выкачу, здесь темно”. Далее начато: и коляска — “Ничего, видно и так; разве немножко подкати. Вот так, довольно”. Генерал и господа офицеры обошли вокруг коляски и тщательно рассмотрели колеса и рессоры.
“Ну, ничего нет особенного”, сказал генерал: “коляска — самая обыкновенная”.
“Никакого совершенно нет дива”, сказал полковник: “коляска самая простая”.
“Мне кажется, ваше превосходительство, она совсем не стоит восьми тысяч”, прибавил один молодой офицер.
“Что?”
“Я говорю, ваше превосходительство, что мне кажется она вовсе не стоит восьми тысяч”.
“Какое осьми тысяч, она Далее начато: всего и трех тысяч не стоит, ничего совершенно не нахожу в ней хорошего. Разве внутри есть что-нибудь особенное. Пожалуйста, любезный, отстегни кожу”. И глазам господ офицеров представился Крапушкин, сидящий в халате.
“А, вы здесь, как ваше здоровье?.. ну, прощайте!”
Сказавши это, генерал застегнул опять дверцы и уехал вместе с г-ми офицерами.
РИМ
АННУНЦИАТА
Клянусь, этаких очей нельзя представить и
