вязалась и со смыслом лучших украинских повестей Гоголя. Восхваляя поэзию, «идеальную», «объективную», Белинский вдруг начинает убеждать читателя (в той же статье о повестях, 1835 г.), что поэзия реальная ближе к современности: «вот поэзия реальная, поэзия жизни, поэзия действительности, наконец, истинная и настоящая поэзия нашего времени. Ее отличительный характер состоит в верности действительности». Поэзия Гоголя есть именно такая реальная поэзия. В первом печатном отзыве о «Вечерах» Белинский выдвигал «остроумие», «веселость» автора. Через год, продумав проблему гоголевского юмора, Белинский уже пишет, что гоголевский юмор «не щадит ничтожества, не скрывает и не скрашивает его безобразия, ибо, пленяя изображением этого ничтожества, возбуждает к нему отвращение». Комизм Гоголя консервативные и реакционные круги пытались истолковать как безобидный. В статье против Шевырева («Телескоп» 1836, №№ 5 и 6) Белинский защищает Гоголя от такого снижения: «В его „Вечерах на хуторе“, в повестях: „Невский проспект“, „Портрет“, „Тарас Бульба“ смешное перемешано с серьезным, грустным, прекрасным и высоким. Комизм отнюдь не есть господствующая и перевешивающая стихия его таланта. Его талант состоит в удивительной верности изображения жизни в ее неуловимо-разнообразных проявлениях. Этого-то и не хотел понять г. Шевырев: он видит в созданиях г. Гоголя один комизм, одно смешное».

Так, на материале гоголевской новеллистики, Белинский раскрывает критический реализм Гоголя, тесно связанный с народностью; это было как раз то, что необходимо было сказать, когда повести Гоголя входили в тридцатые годы в читательскую среду.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Ниже указываются специальные работы и главы из более общих монографий, трактующие темы, общие для всего сборника «Вечеров». Списки работ, касающихся отдельных повестей, приводятся в конце комментариев в каждой из них. Современные Гоголю печатные отзывы о «Вечерах» не перечисляются, указания на них даны в тексте вступительного комментария.

1. Н. С. Тихонравов. «Вечера на хуторе близ Диканьки» (комментарий в «Сочинениях Н. В. Гоголя. Издание десятое», т. I, M., 1889, стр. 505–513 и 539–541).

2. В. И. Шенрок. «Материалы для биографии Гоголя», т. I, M., 1892, стр. 239–291 (гл. «Задатки творчества в юности Гоголя и развитие их в „Вечерах на хуторе“», ср. стр. 162–168).

3. Н. И. Петров. «Южно-русский народный элемент в ранних произведениях Гоголя» — «Памяти Гоголя. Научно-литературный сборник, изданный Историческим обществом Нестора-летописца под ред. Н. П. Дашкевича». Киев, 1902, отд. II, стр. 53–74.

4 Г. И. Чудаков. «Отражение мотивов народной словесности в произведениях Н. В. Гоголя». — «Университетские Известия», Киев, 1906, № 12, стр. 1—37.

5. К. Невiрова. «Мотиви украïнськоï демонольогiï в „Вечерах“ та „Миргородi“ Гоголя» — «Записки Украïнського наукового товариства в Kиïвi», т. V. Киïв, 1909. стр. 27–60.

6. В. С. Катранов. «Гоголь и его украинские повести» — «Филологические Записки» 1909, кн. V, VI; 1910, кн. I.

7. Нестор Котляревский. «Гоголь» (1-е изд.: СПб., 1903; 4-е изд.: СПб., 1915, о «Вечерах» гл. II и IV, стр. 27–31 и 86—106).

8. В. В. Каллаш. «Вечера на хуторе близ Диканьки» (вступительная статья в «Сочинениях Н. В. Гоголя», изд. Брокгауз-Эфрон, т. I, Пгр., 1915, стр. 131–137).

9. Н. И. Коробка. «Вечера на хуторе близ Диканьки» (вступительная статья в «Полном собрании сочинений Н. В. Гоголя», изд. «Деятель», т. I, СПб., 1915, стр. 53–77).

10. Ad. Stеndеr-Реtеrsen. «Gogol und die deutsche Romantik» — «Euphorion. Zeitschrift

für Literaturgeschichte» 1922, Bd. XXIV, Heft 3, S. 628–653.

11. Василий Гиппиус. «Гоголь» Л., 1924 (гл. II, стр. 26–40).

12. Виктор Виноградов. «Этюды о стиле Гоголя». Л., 1926 (гл. «Рудый Панько и рассказчики из романов Вальтер-Скотта», стр. 42–50).

13. Н. Пиксанов. «О классиках. Сборник статей». М., 1933 (статья «Украинские повести Гоголя», стр. 43—148, 398–405. Первоначально была напечатана в т. I «Собрания сочинений Гоголя», приложение к журн. «Красная Нива» за 1931).

14. М. Храпченко. «Н. В. Гоголь». М., 1936 (гл. III «Фантастика и действительность», стр. 34–44).

ПРЕДИСЛОВИЕ

О происхождении заглавия, под которым были напечатаны «Вечера на хуторе близ Диканьки», и об обстоятельствах, при которых было написано «Предисловие», рассказывает П. Кулиш в анонимной статье «Несколько черт для биографии Н. В. Гоголя»: «В эти первые годы петербургской жизни он работал очень много, потому что к маю 1831 г. у него уже готово было несколько повестей, составлявших первый том „Вечеров на хуторе близ Диканьки“. Не зная, как распорядиться с этими повестями, Гоголь обратился за советом к П. А. Плетневу. Плетнев хотел оградить юношу от влияния литературных партий и в то же время спасти повести от предубеждения людей, которые знали Гоголя лично или по первым его опытам и не получили о нем высокого понятия. Поэтому он присоветовал Гоголю, на первый раз, строжайшее инкогнито и придумал для его повестей заглавие, которое бы возбудило в публике любопытство. Так появились на свет „Повести, изданные пасичником Рудым Паньком“, который будто бы жил возле Диканьки, принадлежавшей князю Кочубею» («Отечественные Записки» 1852, № 4, отд. VIII, стр. 200–201).

Обычная в романтической литературе после Вальтер-Скотта персонификация литературного псевдонима была чрезвычайно искусно использована Гоголем для придания композиционного единства сборнику повестей: различие в повествовательной манере и пестрота тематики объяснялась тем, что Рудый Панько выступал только в роли «издателя». Если в самом тексте «Вечеров» рассказчиком назывался один дьячок Фома Григорьевич, то в «Предисловия» давалось понять, что «Сорочинская ярмарка» и «Майская ночь» были рассказаны «паничем в гороховом кафтане», любителем говорить «вычурно да хитро, как в печатных книжках», а восприятие «Страшной мести» подготовлялось сообщением об одном рассказчике, завсегдатае «вечерниц» пасичника, который «такие выкапывал страшные истории, что волосы ходили на голове». В «Предисловии» ко второй книжке «Вечеров» полное своеобразие повести о Шпоньке специально мотивировалось перечислением еще не известных читателю приятелей Рудого Панька, приехавших к нему в гости, среди них — автора тетрадки с оборванным концом, Степана Ивановича Курочки.

Возможность скрытого в имени пасичника намека на действительного автора «Вечеров» была указана А. И. Марковичем: «Панько» расшифровывается, как фамилия самого Гоголя по деду Афанасию — «Панасенко», сокращенно — «Панько», прозвище «Рудый» также могло относиться к нему, отмечая рыжеватый оттенок его шевелюры (А. И. Маркевич. «Заметка о псевдониме Н. В. Гоголя „Рудый Панько“» — «Известия ОРЯС», т. III, кн. 4 (1898), стр. 1269–1272).

В первом и втором издании «Вечеров» «Предисловия» к обеим частям сборника сопровождались словариками «не всякому понятных» украинских выражений. В «Сочинениях» 1842 и 1855 гг. они были заменены одним сводным словарем к «Вечерам» и «Миргороду». В настоящем издании, исходящем из текста 1836 г., они воспроизводятся на своем месте.

СОРОЧИНСКАЯ ЯРМАРКА

I.

Приобретенная в 1896 г. б. Московским Публичным и Румянцевским музеями в числе других автографов Гоголя у наследников писателя рукопись «Сорочинской ярмарки» хранится вместе с рукописью «Майской ночи» в особой папке, обозначаемой нашим шифром ЛБ21 (№ 3211 по инвентарю Публичной библиотеки Союза ССР им. В. И. Ленина). Рукопись состоит из четырех отдельных листов серой писчей бумаги (16 страниц), целиком заполненных автографическим текстом (чернила). Заглавие и дата внизу текста («1829») помечены карандашом чужой рукой. Бумага — с водяными знаками 1829 и 1830 гг. Обе рукописи имеют одну общую нумерацию (по полулистам, красным карандашом в правом верхнем углу), принадлежащую, по догадке Г. П. Георгиевского, П. А. Кулишу или лицу, «которому впоследствии достались и автографы Гоголя и копии Кулиша». Варианты чернового автографа «Сорочинской ярмарки» частично использованы Н. С. Тихонравовым; полностью рукопись опубликована Г. П. Георгиевским — неточно, со многими пропусками и ошибками (так, например, напечатано «зятем» вместо «дегтем», «кумачевая свитка» вместо «кармазинная свитка» и т. д.).

Черновая рукопись «Сорочинской ярмарки» фиксирует момент творческой работы Гоголя, когда весь замысел повести уже окончательно сформировался; деление на главы точно совпадает с последующим делением в печатном тексте, большинство глав снабжено эпиграфами, соответственно этому полностью намечены и детализованы все сюжетные нити повести. Наряду с этим, текст повести явно недоработан: имена персонажей не установлены (имя Черевика — Солопий — было вставлено позднее, жену его, Хавронью Никифоровну, попович последовательно именует Осиповной, Никифоровной, Трофимовной и т. д.), отдельные характеристики и эпизоды не отделаны.

Перебеляя рукопись, Гоголь переработал сцену перебранки в конце гл. I, описание ярмарки (начало гл. II), внес описательную характеристику цыгана (конец гл. V), остроты по адресу москалей (конец гл. II и начало гл. VI), значительно переработал конец гл. IX, сцену появления Черевика в гл. XIII и заключение той же главы. Одновременно смягчалась писателем и словесная патетика, цветистость стиля, в черновой рукописи еще более бросающаяся в глаза, нежели в позднейшем печатном тексте. Наконец, в языке черновой рукописи значительно сильней, нежели в языке печатных текстов, украинский элемент — не только в лексике (дивчина, тютюн, крамарка, пучка), но и в морфологии (Голопупенкив сын, дочко, жинко — в зв. пад., и т. д.).

Дата «1829», проставленная под текстом «Сорочинской ярмарки» во втором издании «Вечеров», может относиться только к началу работы Гоголя над повестью: бумага, на которой была написана черновая редакция, имеет водяные знаки 1829 и 1830 гг. Исходя из этого, естественно предположить, что черновая редакция создавалась в начале 1830 г. Окончательную обработку естественно отнести ко времени, непосредственно предшествовавшему сдаче рукописи первой книжки «Вечеров» в набор и на цензурный просмотр (цензурное разрешение ее помечено 26 мая 1831 г.).

Последним этапом авторской работы над повестью явился пересмотр «Сорочинской ярмарки» при подготовке в 1850—51 гг. нового издания «Сочинений». Текст остальных повестей «Вечеров» подвергся в этом издании, так же, как и в «Сочинениях» 1842 г., лишь узко грамматическим исправлениям со стороны редакторов. Иного рода правке подверглась «Сорочинская ярмарка». В тексте повести появились дополнения (например, заключительное предложение гл. II «Вот, что говорили негоцианты о пшенице», отсутствующее в ВД1, ВД2 и П), целые абзацы, подверглись более или менее сложной стилистической переработке (например, начало гл. V в прежней редакции: «Усталое солнце уходило от мира, и спокойно пропылав свой полдень и утро, день и пленительно, и грустно, и ярко румянился, как щеки прекрасной жертвы неумолимого недуга в торжественную минуту ее отлета на небо»; в редакции издания 1855 г.: «Усталое солнце уходило от мира, спокойно пропылав свой полдень и утро; и угасающий день пленительно и ярко румянился»). В ряде случаев правка «Сорочинской ярмарки» в издании 1855 г. восстанавливала текст рукописи, отменяя варианты, данные ВД1 и ВД2. Например, «тащился на истомленных волах воз» (ВД1, ВД2: «истомленными волами»); «ай да дивчина» (ВД1, ВД2: «ай да девушка»); «выдумываете» (ВД1, ВД2: «выдумаете»); «топор» (ВД1, ВД2: «секиру» — украинизм «секира» показался, очевидно, Гоголю менее выразительным, чем русское «топор»).

Н. С. Тихонравов, отмечая «значительные изменения в изложении», произведенные Гоголем, утверждал, что изменения эти сделаны «под влиянием господствовавшего в нем болезненного настроения» (Соч., 10 изд., I, стр. XIV, 514). Однако, ни цитированный Тихонравовым пример (приведенная выше переработка начала гл. V), ни совокупность всех изменений, внесенных Гоголем в текст Тр, не подтверждают его вывода, но, наоборот, доказывают большую последовательность гоголевской правки, стремление к