весьма несправедливо вместе и еще несправедливей смешивают одно с другим. Чтобы видеть существенное различие между ним<и>, поговорим о каждом роде отдельно: сначала об эклоге, потом об идиллии.
ЭКЛОГА.
Эклога есть слово греческое и значит просто: избранная пиеса. Те сочинения, которые назвал Виргилий эклогами, имеют только внешний вид сельских или пастушеских стихотворений. Пастухи его препираются друг с другом в песнопении, и песнопенья так возвышенны, что приемлют вид од, гимнов, ничуть не уступая в возвышенности одам Горация, так что вследствие сего произвольно взятое имя эклога стало выражать в наших понятия<х> состязание двух или многих между собою в песнопении или восхвалении чего-либо. Словом, как бы это было лирическое произведение, но облеченное в драматическую форму. Лица берутся не для них самих, но для того, что должны они рассказать. Их собственное драматическое значение ничтожно. Они рисуют друг другу, начертывают один другому картину того, чего не захотел поэт сказать от своих собственн<ых> <уст>. Они не свои выражают страсти, не сами действуют, но повествуют о событиях других и восхваляют вне их находящиеся предметы, иногда даже вовсе выходящие из их быта. Посему эклога есть скорей возвышенное стихотворе<ние>, чем скромное сельское. Эклогой можно назвать состязание Гомера с Гезиодом, прекрасно переделанное из Мильвуа Батюшковым. Эклогой можно назвать разговор двух шаманов о завоеваниях Ермака, Дмитриева. Эклогой можно назвать стихотворение Катен<ина>, где поэт грек и поэт славянин состязаются друг с другом в песнопении. Наконец эклогами можно назвать все те картинно-лирические стихотворения, которые с недавнего времени введены нашими поэтами, которые имеют наружный вид препираний, разговоров и споров между предметами неодушевленными, но которых, однако же, поэт одушевляет и заставляет их рассказывать друг другу в картинном виде событие, служащее к проявлению той мысли, которая занимала самого поэта. Таков например Спор у Лермонтова Машук с Шат-горою о будущей судьбе Кавказа. Таковы споры городов и рек, приемлющих на время вид одушевленных лиц, которые теперь весьма часто являются у наших поэтов.
Хотя с мыслью об идиллии соединяют мысль о пастушеском и сельском быте, но пределы ее шире и могут обнимать быт многих людей, если только с таким бытом неразлучны простота и скромный удел жизни. Она живописует до мельчайших подробностей этот быт, и как, по-видимому, ни мелка ее область, не содержа в себе ни высокого лирического настроения, ни драматического интереса, ни сильного потрясающего события, хотя, по-видимому, она не что иное, как всё первое попадающееся на глаза наши из обыкновенной жизни, — но тот, однако ж, ошибется, кто примет ее в одном таком смысле. Поэтому почти всегда управляла ею какая-нибудь внутренняя мысль, слишком близкая душе поэта, а быт и самую идиллию он употреблял как только удобнейшие формы. Лучшие идиллии имели какое-нибудь историческое значение и писали<сь> по какому-нибудь случаю. Так, Гнедича Рыбаки заключает в себе случа<й> его собственной жизни, и в барине, о котором говорит рыбак, он изображает русского вельможу, приветствовавшего благосклонно первые труды поэта. Так, всякая идиллия Дельвига была писана по какому-нибудь поводу, не говоря уже о прекрасной идиллии: Изобретение ваяния, которая с первого заглавия говорит о том. Идиллия Купальницы была написана по поводу понравившегося поэту эстампа, висевшего в его комнате.
Идиллия не сказка и не повесть, хотя и содержит в себе что-то похож<ее> <на> происшес<твие>, но живое представление тихого, мирного быта, сцена, не имеющая драматического движения. Ее можно назвать в истинном смысле картиною; по предметам, ею избираемым, всегда простым, — картиной фламандской.
Роман, несмотря на то, что в прозе, но может быть высоким поэтическим созданием. Роман не есть эпопея. Его скорей можно назвать драмой. Подобно драме, он есть сочинение слишком условленное. Он заключает также в себе строго и умно обдуманную завязку. Все лица, долженствующие действовать или, лучше, между которыми должно завязаться дело, должны быть взяты эаране автором; судьбою всякого из них озабочен автор и не может их пронести и передвигать быстро и во множестве, в виде пролетающих мимо явлений. Всяк приход лица, вначале, по-видимому, не значительный, уже возвещает о его участии потом. Всё, что ни является, является потому только, что связано слишком с судьбой самого героя. Здесь, как в драме, допускается одно только слишком тесное соединение между собою лиц; всякие же дальние между ними отношения или же встречи такого рода, без которых можно бы обойтись, есть порок в романе, делает его растянутым и скучным. Он летит, как драма, соединенный живым интересом самих лиц главного происшествия, в которое запутались действующи<е> лица, и которое кипящим ходом заставляет самые действую<щие> лица развивать и обнаруживать сильней и быстро свои характеры, увеличивая увлеченье. Потому всякое лицо требует окончательного поприща. Роман не берет всю жизнь, но замечательное происшествие в жизни, такое, которое заставило обнаружиться в блестящем виде жизнь, несмотря на условленное пространство.
<ПОВЕСТЬ.>
Повесть избирает своим предметом случаи, действительно бывшие или могущие случиться со всяким человеком, — случай почему-нибудь замечательный в отношении психологическом, иногда даже вовсе без желания сказать нравоучение, но только остановить внимание мыслящего или наблюдателя. Повесть разнообразится чрезвычайно. Она может быть даже совершенно поэтическою и получает название поэмы, если происшествие, случившееся само по себе, имеет что-то поэтическое; или же придано ему поэтическое выражение отдаленность<ю> времени, в которое происшествие случилось; или же сам поэт взял его с той поэтической стороны, с какой может взять только поэт и которая только пребывает в нем. Так повесть Бахчисар<айский> фонтан есть уже поэма по тому теплому роскошному колориту, в который с начала до конца облек ее всю поэт. Она может быть просто живой рассказ, мастерски и живо рассказанный картинный случай, каковы Жуковского Матте<о> Фальк<оне>, Языкова Сурмин. Или же берет с сатирической стороны какой-нибудь случай, тогда делается значительным созданием, несмотря на мелочь взятого случая; таковы Модная жена <Дмитриева>, граф Нулин Пушкина, который сверх того имел значительное выражение, как живая картина. Иногда даже само происшествие не стоит внимания и берется только для того, чтобы выставить какую-нибудь отдельную картину, живую, характеристическую черту условного времени, места и нравов, а иногда и собственной фантазии поэта.
<СКАЗКА.>
Сказка может быть созданием высоким, когда служит аллегорическою одеждою, облекающею высокую духовную истину, когда обнаруживает ощутительно и видимо даже простолюдину дело, доступное только мудрецу. Таковы отчасти две повести Жуковского о жизни человеческой. Сказка может быть созданье не высокое по своему содержанию, но <в> высшей степени исполненное прелести поэтической, если поэт, взяв народный мотив, возлелеет ее воображеньем своим и усвоит вполне себе и разовьет из <нее> поэму, как, например, Руслан и Людмила. Наконец, сказка может быть созданье значительное, когда содержание создано всё поэтом, но в духе народном отгаданы дух и время, какова Лермонтова <Про> купца Калашникова, и, наконец, сказка может быть просто пересказ почти слово в слово народной сказки, — созданье менее всего значительное, которое выигрывает только от того, когда поэт сумеет привести ее в лучший порядок, вычистить, удержав в ней то, что есть в ней ее характерное, и отстранив то, что <при>бавлено лишнего. Таковы сказки Жуковского <и> Пушкина о царе Султане, о царе Берендее, о царе Сал<тане?>, о Спящей царевне и семи братьях.
<УЧЕНЫЕ РАССУЖДЕНИЯ И ТРАКТАТЫ.>
Ученые рассуждения и трактаты должны быть коротки и ясны, отнюдь не многословны. Нужно помнить, что наука для тех, которые еще не знают ее. В последнее время стали писать рассужд<ения> начиная с Лединых яиц. Это большая погрешность. Думая через это более раскрыть дело, более темнят. Терминов нужно держаться только тех, которые принадлежат миру той науки, о которой дело, а не общих философ<ских>, в которых блуждает, как в лабиринте, и отдаляется от дела. Приступ должен быть не велик и с первого же раза показать, в чем дело. Заключение должно повторить дело трактата и в сокращеньи обнять его снова, чтобы читатель мог повторить самому себ<е>.
<ПРИМЕРЫ.>
<ОДЫ>.
Вечернее размышление, Лом<оносова>.
Водопад, Держ<авина>.
Гимн богу, Дмит<риева>.
……… Капниста.
Землетрясение, Языков<а>.
Пастырь, Пушкина.
Подражание Иову, Ломонос <ова>.
Вельможа, Державин <а>.
Гений, Языкова.
Ода Ломоносова: На восстановление дома Романовых в лице родившегося имп<ератора> Павла I. [Выноска к оде Ломоносова на рождение Императора Павла. Рождение императора Павла I было радостнейшим происшеств<ием>, какое когда-либо запомнит Россия, по сказанию всех современников. Все единомысленно видели в нем восстановление дому Романовых, который, кажется, ежеминутно готовился угаснуть за неимением наследников мужского пола. Все услышали, что родился тот, который потом упрочил надолго и дом царский, подарив России мужественное и сильное царское поколение. Вот причина, почему вся эта ода у Ломоносова исполнена такого восторга и силы, и он пророчит младенцу всё, что только можно пожелать совершеннейшему государю. (Прим. Гоголя.)]
Осень во время осады Очаков<а>.
Императ<ору>, Никола<ю>, Пушки<на>.
Давыдову, Языкова.
На переход Альпийских гор, Держав <ина>.
Поэту, Языкова.
Благодарность Фелице, Державина.
России, Хомякова.
…… Капниста.
Пророк, Пушкина.
Фелица, Державина.
Подражание псалму CXXXVI, Языкова.
Благодарность Фелице, Державин<а>.
На смерть Мещерского, Державин <а>.
На смерть Орлова, Державин<а>.
Клеветникам России, Пушкин<а>.
К нерусским, Языкова.
Зубову, Державина.
Наполеон, Пушкина.
Мой истукан, Державина.
Пророк, Лермонтова.
К XIX веку, Лермонтова.
К XIX веку, М. Лихонина.
Изображение Фелицы, Державина.
Ответ Рафаэля певцу Фелицы, Капниста.
Елисавете, Ломоносова.
Лебедь, Державина.
ПЕСНИ.
Уже со тьмою нощи, Капниста.
У кого душевны силы, Нелединского-Мелецкого.
Талисман, Пушкина.
Венецианская ночь, Козлова.
Кудри, кудри шелковые, Дельвига.
Телега жизни, Пушкина.
По дороге зимней, скучной, Пушкина.
Цепи, Державина.
Жуковского. Отымет наши радости.
В местах, где Рона протекает, Батюшкова.
Где твоя родина, певец молодой? Языкова.
Море блеска, гул, удары… Языкова.
Ночь. Померкла неба синева, Языкова.
Я взлелеян югом, югом, В. Туманского.
Ночь, Жуковского.
Делибаш, Пушкина.
Русская песня: Гой, красна земля Володимира, Хомякова.
Дельвига, Песня.
Я ехал к вам: живые сны… Пушкина.
Ночной зефир струит эфир, Пушкин<а>.
Пловец. Нелюдимо наше море, Языкова.
……… Козлова.
Песнь Гаральда, Батюшкова.
Мечта, Державина.
Две вечерние думы, Хомякова:
1-я Вчерашняя ночь была так светла.
2-я. Сумрак вечерний тихо взошел.
Ты велишь мне равнодушным, Нелединского-Мелецкого.
Лермонтова. Молитва. Одну молитву чудную.
Лермонтова. Завещание. Наедине с тобою брат.
Зима. Что ты, муза, так печальна, Держав<ина>.
Мотылек и цветы. К нарисованному изображению того и друг<ого>, Жуковского.
Два рыцаря перед девой, испанск<ий> романс, Пушкина.
Песнь пажа, Пушкина.
Старость и младость, Капниста.
Прости мне дерзкое роптанье, Нелединского-Мелецкого.
Карикатура. Сними с меня завесу, седая старина, Дмитриева.
Что мне делать в тяжкой участи моей? Мерзлякова (Тоска сельской девушки).
Многи лета, многи лета (народная песня), Жуковского.
Выйду я на реченьку, Нелединского-Мелецкого.
Ах, когда б я прежде знала, Дмитриева.
Уныние, Капниста: Дни отрады, где сокрылись?
Ангел. По небу полуночи ангел летел, Лермонтова.
Таинственный посетитель, Жуковского.
Пятнадцать мне минуло лет, Богдановича.
Когда веселий на крылах, Нелединского-Мелецкого.
К младенцу, Дмитриева.
Чувство в разлуке (Что не девица в тереме своем), Мерзлякова.
К востоку, всё к востоку, Жуковского.
Полно льститься мне слезами, Нелединского-Мелецкого.
Донскому воинству, Шатрова (Грянул внезапно гром над Москвою).
С Миленой позднею порою, Капниста.
К месяцу, Жуковского.
Весеннее чувство, Жуковского.
Сон, Жуковского. Заснув на холме луговом.
ЭЛЕГИИ.
Роняет лес багряный свой убор, Пушкина.
Умирающий Тасс, Батюшкова.
На смерть королевы Виртембергск<ой>, Жуковского.
На воспоминанье кн. Одоевск<ого>, Лермонтова.
Пожар, Языкова.
На развалинах замка в Швеции,
