Для „Старосветских помещиков“ и „Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем“ таким текстом является текст „Миргорода“ 1835 г.; для „Тараса Бульбы“ — текст рукописи, подготовленной для издания 1842 г. (автограф и авторизованная копия), и только для текста „Вия“ пришлось взять в основу текст издания 1842 г., переработанный Гоголем по сравнению с „Миргородом“ 1835 г., и устранить из него те поправки, которые есть основания счесть не гоголевскими.
При подготовке настоящего издания Н. Л. Степановым был обнаружен экземпляр „Миргорода“ 1835 г., текст которого отличается от остальных известных до сих пор экземпляров этого издания. Эта находка свидетельствует о том, что печатание книги в первоначальном виде было приостановлено и затем возобновлено с изменениями в тексте „Вия“ и с изъятием предисловия к „Повести о том, как поссорился…“ Новонайденное предисловие, неизвестное ни одному из прежних исследователей и редакторов Гоголя и изъятое по соображениям скорее всего цензурного характера, включается нами в основной текст повести. Новооткрытый экземпляр позволил также значительно уточнить историю работы Гоголя над „Вием“.
Отличием настоящего издания являются и восстановление фраз и отдельных выражений, которые, как можно судить, не вошли в печатный текст по их заведомой нецензурности. Таких случаев оказалось три в тексте первой редакции „Тараса Бульбы“ (см. в комментарии к этой повести*) и один в тексте „Вия“ (сравнение с „песней об угнетенном народе“).
„Миргород“ издан был Гоголем в 1835 г. (цензурное разрешение 29 декабря 1834 г.) с подзаголовком: „Повести, служащие продолжением «Вечеров на хуторе близ Диканьки»“. Этим подзаголовком отчасти определяется место книги во внешней и внутренней истории гоголевского творчества.
Мысль о продолжении „Вечеров“ была у Гоголя, повидимому, давно; очевидно, он говорил о ней Погодину летом 1832 г. в Москве, но уже 1 февраля 1833 г. отвечал на запрос его решительным отказом от самого замысла. „Вы спрашиваете о Вечерах Диканьских. Чорт с ними! я не издаю их; и хотя денежные приобретения были бы не лишние для меня, но писать для этого, прибавлять сказки не могу. Никак не имею таланта заняться спекулятивными оборотами…“[7] Слова эти могут быть поняты либо как отказ от замысла нового, дополненного издания „Вечеров“, либо как отказ от издания третьей части вслед за второй. Второе предположение вероятнее, так как из дальнейшего текста видно, что первые две части „Вечеров“ в это время еще продавались.
Гоголь отказался от выпуска третьей части „Вечеров“ вполне сознательно, относясь к этой книге как к пройденному этапу. „Да обрекутся они неизвестности, покамест что нибудь увесистое, великое, художническое не изыдет из меня!“ Это решение осталось твердым: оформившийся позже замысел продолжения „Вечеров“ — „Миргород“ — не совпал с замыслом третьей части „Вечеров“ и необходимо требовал другого заглавия. „Повесть о том, как поссорился…“ и „Старосветские помещики“, написанные после путешествия 1832 г., в сознании Гоголя не могли уже соединяться со „сказками“ „Вечеров“ (хотя и имели свой прототип в повести „Иван Федорович Шпонька“, как раз наименее органичной в составе первого гоголевского цикла). Впрочем, настроения приведенного письма к Погодину имеют более общий характер: Гоголь вообще в течение почти всего 1833 г. работает с трудом и многим своим корреспондентам жалуется на „лень“ и бездеятельность. Новым стимулом для работы, и именно над украинскими темами, была для Гоголя мысль о профессуре в Киеве, поданная Максимовичем в конце 1833 г.; письма Гоголя конца 1833 и начала 1834 г. говорят о большом подъеме и напряженной деятельности. Еще 9 ноября 1833 г. в письме к Максимовичу Гоголь досадует, что ему нечего дать в альманах „Денница“, так как у него нет ничего готового кроме „Повести о том, как поссорился.“, отданной Смирдину. „У меня есть сто разных начал и ни одной повести, ни одного даже отрывка полного, годного для альманаха“. У Гоголя не было оснований уклоняться от участия в „Деннице“; у нас нет оснований не доверять ему. И вот в течение года из „ста разных начал“ образовались две книжки „Арабесок“ и почти одновременно — две книжки „Миргорода“.
Сдав в цензуру „Арабески“ (цензурное разрешение 10 ноября 1834 г.), Гоголь еще через полтора месяца заканчивает подготовку к печати „Миргорода“ (цензурное разрешение 29 декабря 1834 г.); оба разрешения подписаны цензором В. Семеновым. Восстановить историю работы Гоголя над повестями „Миргорода“ можно лишь приблизительно. Помещенная в сборнике последней „Повесть о том, как поссорился…“, рукопись которой до нас не дошла, написана раньше других, вероятно летом или в начале осени 1833 г. (соображения о ее датировке см. в комментарии к ней*). Три остальные повести, очевидно, написаны одна вслед за другой: черновые тексты их находятся в одной и той же записной тетради, где и расположены без всяких перерывов и перебоев в том же порядке, в каком напечатаны: Старосветские помещики — Тарас Бульба — Вий. Тетрадь эта (ниже обозначаемая РЛ1) описана в Соч. Гоголя, 10 изд., т. VII, под шифром РА № 3. Она хранится в Ленинградской гос. публичной библиотеке; куплена в 1887 г. у В. Г. Мозгового, к которому перешла от Н. С. Соханской (Кохановской). В тетради (переплетенной в лист) — 40 листов и один дополнительный, бумага плотная, вержированная, без водяных знаков; дополнительный листок, вклеенный в тетрадь (к тексту „Старосветских помещиков“) — на другой более тонкой, тоже вержированной бумаге с водяным знаком 1832 г. Это единственное внешнее указание на дату, притом мало существенное, так как „Старосветские помещики“ и по другим данным не могли быть написаны раньше 1832 г. (см. комментарий к этой повести*). Текст „Старосветских помещиков“ начинается с листа 12-го; первые 11 листов частью заняты другими вещами (отдельные куски „Взгляда на составление Малороссии“, явно примыкающие к какому-то другому тексту той же статьи, начало „Носа“, отрывок „Мне нужно к полковнику“, отрывок „Я знал одного черезвычайно замечательного человека“, отрывок „Новоплатонические Александрийцы“), — частью оставлены пустыми (листы 1, 7, 8, 10, 11, кроме двух слов). Датировка тетради затрудняется тем, что одновременно с ней Гоголь пользовался другою тетрадью (наш шифр — РМ2, в 10-м издании — РА № 2), в которой записаны повести и статьи, вошедшие в „Арабески“. Тетрадь РМ3, начатая не позже января 1832 г. (предельная дата „Ночи перед Рождеством“), заканчивалась не раньше августа — октября 1834 г. (исходные даты последних текстов тетради — „Последнего дня Помпеи“, „Записок сумасшедшего“, „Ал-Мамуна“). Но тетрадь РЛ1 открывается статьей „Взгляд на составление Малороссии“, написанной, повидимому, между декабрем 1833 и мартом 1834 г.; если обеими тетрадями Гоголь пользовался одновременно, — естественно допустить более или менее значительный срок для написания трех больших повестей и отнести: „Старосветских помещиков“ — к самому концу 1833 и началу 1834 года, „Тараса Бульбу“ — ко времени после ознакомления с „Запорожской стариной“ Срезневского (что было между 12 февраля и 6 марта — см. ниже), т. е., вероятно, к весне и лету этого года; что касается „Вия“, он написан, очевидно, по окончании „Тараса Бульбы“; и, может быть, уже после сдачи в цензуру „Арабесок“, т. е. в ноябре — декабре. Более точная датировка повестей „Миргорода“ пока не может быть установлена.
Как и „Вечера“, „Миргород“ был составлен из двух частей, отдельно сброшюрованных, но вышедших вместе как части одной книги. В первую часть вошли „Старосветские помещики“ и „Тарас Бульба“; во вторую — „Вий“ и „Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем“. Из этих четырех повестей только последняя была до этого напечатана в сборнике „Новоселье“, ч. II, 1834 г.; остальные три были для читателя новостью.
Печатание „Миргорода“ осложнилось упомянутым выше эпизодом: изъятием предисловия к „Повести о том, как поссорился…“ Предисловие это занимало в книге две страницы (оборотная оставалась пустой). Но Гоголю удалось избежать переверстки листов: повидимому, именно для этого он дополнил текст „Вия“ (за которым следовала „Повесть о том…“) концовкой, занявшей тоже две страницы (разговор Горобця с Халявой о судьбе Хомы). Он воспользовался этим случаем и для новой правки текста „Вия“ — как видно, наименее доработанной из всех четырех повестей. Подробности об этой правке, а также об изъятии предисловия, см. ниже, в комментарии к „Вию“ и к „Повести о том, как поссорился…“
„Миргород“ вышел в свет вскоре после 20 февраля и не позже 10 марта 1835 г. Даты эти устанавливаются на основании писем Гоголя: 31 января 1835 г. Гоголь пишет Погодину: „…я стараюсь, чтобы через три недели вышло мое продолжение «Вечеров»“; 9 февраля пишет ему же, что „Вечера на днях выходят“; и 20 февраля, т. е. по истечении трехнедельного срока: „моя книга уже отпечатана и завтра должна поступить в продажу“. Поступила ли книга в продажу именно 21 февраля — неизвестно, но 10 марта 1835 г. Гоголь уже пишет С. П. Шевыреву: „Посылаю вам мой Миргород“. Таким образом печатание „Миргорода“ заняло около двух месяцев (считая со дня цензурного разрешения), — почти столько же, сколько печатание „Арабесок“ (вышли в свет не позже 22 января 1835 г.). Как видно, недоразумение с изъятым предисловием было ликвидировано более или менее безболезненно.
В сознании большей части критики 30-х годов „Миргород“, в соответствии с прямым смыслом заглавия, был продолжением „Вечеров на хуторе“ и оценивался соотносительно с этими повестями. Как и в оценке „Вечеров“, направление критических отзывов о „Миргороде“ зависело преимущественно от того, как воспринимались представителями различных общественных групп заключенные в повестях Гоголя элементы демократизации литературы а именно: подрыв ее норм вводом „низового“ героя, отказ от прописной дидактики, ирония, прямая или скрытая сатира, наконец реалистический метод творчества — всё то, что переключало литературу из плана активно-панегирического или невинно-развлекательного в план критического отношения к современной действительности.
Подголоски правящих кругов, представленные группой Булгарина, получили в половине 30-х годов сильное подкрепление в Сенковском и его широко популярном журнале. Журнальная конкуренция между „Северной Пчелой“ Булгарина и „Библиотекой для чтения“ Сенковского, мелочная полемика между ними и даже случаи более или менее серьезных разногласий по частным вопросам, не устраняют очевидного факта общности их политической позиции. Неудивительно, что к такому явлению, как „Миргород“ Гоголя, отнеслись они в общем одинаково.
Для реакционной журналистики 30-х годов характерна враждебная оценка „Повести о том, как поссорился…“ как повести „грязной“, „взятой из дурного общества“ (Сенковский), как „неопрятной картины заднего двора человечества“ (П. М-ский) и рядом с этим сочувственная оценка „Старосветских помещиков“ и „Тараса Бульбы“, воспринимаемых, однако, не в их новаторском существе, а по связи с привычными чувствительными или патетическими повестями. Рецензии П. М-ского (в „Северной Пчеле“ (1835, № 115, стр. 457–458) и Сенковского в „Библиотеке для чтения“ (1834, т.
