отзывов о московской постановке «Ревизора», т. е. в мае 1836 года.[90]
III.
Мысль о напечатании «Театрального разъезда» возникла у Гоголя в связи с подготовкой собрания его сочинений, издание которого он поручил Н. Я. Прокоповичу летом 1842 года, при заезде в Петербург. Тогда же перед ним стал вопрос и о переработке пьесы для печати. В цитированном выше письме к Н. Я. Прокоповичу, от 15 июля 1842 года из Гастейна, Гоголь, по поводу «Театрального разъезда», сообщал ему, что пьесу «нужно сделать несколько идеальней, т. е. чтобы ее применить можно было ко всякой пьесе, задирающей общественные злоупотребления», и просил Прокоповича «не намекать и не выдавать ее, как написанную по случаю «Ревизора». Через полтора месяца, 29 августа 1842 года, Гоголь извещал Прокоповича, что с «Театральным разъездом» ему было хлопот «более всего»: в пьесе «столько нужно было переделывать, что, клянусь, легче бы мне написать две новых. Но она заключительная статья «Собрания» и потому очень важна и требовала тщательной отделки. Я очень рад, что не трогал ее в Петербурге и не спешил с нею. Она была бы очень далека от значенья нынешнего. А это было бы совсем нехорошо». Нет сомнения, что, упоминая о Петербурге, Гоголь подразумевал свое последнее посещение столицы летом 1842 г. (с 23 мая по 5 июня), отметив при этом, что тогда он еще серьезно не приступил к подготовке для печати «Театрального разъезда». Над окончательной редакцией пьесы Гоголь вплотную начал работать, очевидно, вскоре же по прибытии в Германию, вероятнее всего уже будучи в Гастейне, т. е. с начала июля 1842 года. Работа была завершена только к 10 октября 1842 г. в Риме, откуда Гоголь и послал окончательную редакцию «Театрального разъезда» Прокоповичу. Вопреки указанию Гоголя, что «Театральный разъезд» является в сущности его старой вещью («ибо писано давно»), нужно подчеркнуть, однако, что окончательная редакция «Театрального разъезда» весьма существенно отличается от первоначальной редакции; можно даже без всяких преувеличений сказать, что в течение июля, августа и сентября 1842 г. Гоголь фактически написал новое произведение.
До нас дошли черновые наброски трех мест второй (окончательной) редакции «Театрального разъезда», а также беловая рукопись этой редакции, та самая рукопись, которую Гоголь отправил Прокоповичу при письме от 10 октября 1842 г. и которая служила оригиналом при печатании пьесы в четвертом томе сочинений Гоголя, изд. 1842 г.
Черновые наброски второй (окончательной) редакции «Театрального разъезда» среди бумаг Гоголя, составляющих РЛ6, занимают листы 60 об., 49 об., 50, 50 об. и 72.
Первый набросок (по счету Тихонравова — пятый), начинающийся словами: «Я с вами совершенно согласен» (л. 60 об.), сделан на четвертке серой писчей бумаги русской фабрики. На лицевой стороне этой четвертки — заметка Гоголя о «Москвитянине»: «В Москвитянине — нет собственно журнального движенья, для которого потребен боец» и пр. Справедливо полагая, что указанная заметка «могла быть написана не ранее конца 1841 г., когда недостатки и нужды «Москвитянина» выяснились», Н. С. Тихонравов заключал далее, что упомянутый набросок «Театрального разъезда» написан, вероятно, «во время пребывания Гоголя в Москве». Однако, по всей вероятности, набросок относится ко времени, когда Гоголь вплотную был занят работой над окончательной редакцией «Театрального разъезда», т. е. к июлю — сентябрю 1842 г. Он является, очевидно, черновиком реплики «Господина с весом» («Разговор в группе на стороне»).
Второй набросок (по счету Тихонравова — седьмой), начинающийся словами: «Как будто из омута вырвался!», сделан на первой внутренней странице развернутого листа, который вклеен в общий корешок РЛ6 сложенным пополам в виде двух четверток (лл. 49 и 50 — текст начинается на обороте л. 49). Другая страница того же сложенного листа (л. 50) занята продолжением данного наброска. «Всё покрывается равными плесками» и пр. После слов: «в какой степени выполнил свое дело, и где тебе место» — другими, более темными, чернилами, неразборчиво, с пропуском слов и сокращениями, набросано: «Помните, что в то время, когда жизнь многих» и пр. Еще до заполнения второй страницы сверху было набросано «Сени театра в пиластрах и колоннах» и пр. На оборотной стороне л. 50 — наброски отдельных слов и пробы пера.
Весь второй набросок является черновиком вступительного авторского монолога в «Театральном разъезде». Н. С. Тихонравов совершенно прав, отмечая, что написание наброска отделено, вероятно, «небольшим промежутком времени от переписки всей пьесы набело», и что последние строки наброска (начиная со слов: «Помните, что в то время») были использованы Гоголем в качестве черновика для одного места его письма к С. Т. Аксакову от 6 августа 1842 г.
Третий набросок (по счету Тихонравова — шестой), начинающийся словами: «Само собою разумеется, что автор пьесы идеальное лицо» (л. 72), сделан на клочке голубоватой бумаги, той самой, на которой вся пьеса была переписана набело. Данный набросок является черновиком авторского примечания к «Театральному разъезду». Дата написания наброска, очевидно, еще более поздняя, сравнительно с предшествующим наброском, т. е. она еще ближе ко времени переписки всей пьесы набело. Беловая рукопись окончательной редакции «Театрального разъезда» (РК3) состоит из семи листов в восьмушку голубоватой тонкой почтовой бумаги, заполненной с двух сторон исключительно мелким и убористым, но четким почерком. Поправки и дополнения в тексте — самые незначительные. В РК3 рукопись «Театрального разъезда» объединена в один переплет вместе с рукописью «Игроков», которые написаны на той же бумаге, что и «Театральный разъезд». Текст «Театрального разъезда» оканчивается на оборотной стороне седьмого листа, но в рукописи недостает последнего листа (восьмого), на оборотной стороне которого был написан, вероятно, адрес Прокоповича.
Прокопович произвел стилистическую правку текста, а также исключил несколько фраз, которые могли бы казаться неудобными в цензурном отношении (см. варианты*). Возможно, однако, что ряд купюр, сделанных в тексте «Театрального разъезда», принадлежал цензору А. В. Никитенко. В связи с тем, что третий том чуть не навлек запрещения всего издания в целом, цензурный комитет счел нужным вторично пересмотреть свое решение уже перед самым выпуском отпечатанного издания в продажу. Никитенко, обращая внимание цензурного комитета на некоторые сомнительные места в произведениях Гоголя, счел нужным привести одиннадцать таких мест из «Театрального разъезда»;[91] все они, однако, были в конце концов разрешены.
В силу указанных выше дефектов текста «Театрального разъезда» в изд. 1842 г. (стилистическая правка Прокоповича и ряд купюр), за основной текст пьесы в настоящем издании принят текст РК3.
IV.
Замысел «Театрального разъезда» тесно связан с впечатлениями Гоголя от первых критических откликов на постановку «Ревизора», от «неистощимых толков противоречий», на которые писатель так взволнованно реагировал. Первая редакция «Театрального разъезда», не предназначавшаяся для печати, была попыткой Гоголя разобраться в тех обвинениях, которые были ему предъявлены по поводу «Ревизора», защитить и оправдать свое драматургическое новаторство. По времени написания и по идейным заданиям первая редакция «Театрального разъезда» очень близко стоит к статье Гоголя «Петербургская сцена 1835/6 г.» И здесь и там — апология комедии нового типа, насыщенной обличительно-сатирическим содержанием. Реакционная критика в связи с постановкой «Ревизора» обвиняла Гоголя в клевете на Россию. Булгарин в «Северной Пчеле» (1836 г., № 98, от 1 мая) утверждал, например, что «на злоупотреблениях административных нельзя основать настоящей комедии. Надобны противоположности и завязка, нужны правдоподобие, натура, а ничего этого нет в «Ревизоре». Весьма жаль, если кто-нибудь из зрителей, не знающих наших провинций, подумает, будто в самом деле в России существуют такие нравы, и будто может быть город, в котором нет ни одной честной души и порядочной головы…». Сенковский в «Библиотеке для Чтения» (1836 г., том VI, отд. V, стр. 42–43) заявлял, что Гоголь «не производил ничего забавнее и ничего грязнее последнего своего творения». С подобными суждениями в первую очередь и посчитался Гоголь, распределив эти суждения между отдельными действующими лицами «Театрального разъезда». О том, что Гоголь, помимо устных, не поддающихся учету, отзывов о «Ревизоре», использовал также отзывы Булгарина и Сенковского, свидетельствуют некоторые частности первой редакции пьесы. Одно из действующих лиц «Театрального разъезда» говорит, что происшествие «Ревизора» «могло случиться разве на каком-нибудь Чукотском Носе». Булгарин, оспаривая правдоподобие «Ревизора», восклицал: «Ну, точь-в-точь на Сандвичевых островах у капитана Кука» Другое действующее лицо «Театрального разъезда» отзывается о «Ревизоре», как о произведении «грязном, отвратительном» (ср. в отзыве Сенковского: «не производил еще ничего… грязнее»). И дальше — положительно выделяется только образ слуги: «Ни одного лица нет настоящего. Всё карикатуры. Один слуга только и <1 нрзб.>». Характерно, что и Булгарин, характеризуя гоголевскую комедию, как «презабавный фарс, ряд смешных карикатур», отмечал при этом, что «слуга мнимого ревизора — одно умное и искусно обделанное лицо в комедии». Сенковский, квалифицировавший «Ревизор» как «грязное» произведение, также приводил монолог Осипа в доказательство того, что Гоголь «наконец отыскал в «Ревизоре» свое природное назначение». Пересказывая, а иногда и прямо цитируя Булгарина и Сенковского, Гоголь полемизирует с ними и опровергает их.
Весьма знаменательно, что враждебным оценкам своей комедии он противопоставляет сочувствие по отношению к пьесе, которое находит в народе. Мысль о народности «Ревизора» — центральная мысль первой редакции «Театрального разъезда». Как опровержение всех «бранных» толков, Гоголь выдвигает и подчеркивает «простое слово», произнесенное одним человеком «из толпы народа» («А небось все побледнели, когда приехал наконец настоящий»).
Если в первой редакции «Театрального разъезда» Гоголь делал главный упор на истолкование общественного смысла «Ревизора», то в основу второй редакции было положено обоснование художественной проблематики всей драматургии Гоголя. В первой редакции «Театрального разъезда» Гоголь касался принципов построения «Ревизора»; во второй редакции, отправляясь преимущественно от того же «Ревизора», он формулировал эстетическую программу обличительной комедии. Оправдывать эту программу мог не только «Ревизор», но и другие пьесы, посвященные общественным злоупотреблениям (ср. цитированное выше письмо Прокоповичу 15 июля 1842 г.). Во второй редакции «Театрального разъезда» указания на то, что пьеса вначале писалась по поводу «Ревизора», были устранены. Однако Гоголь не только не отказался от полемики с враждебными «Ревизору» зрителями и критиками, но, наоборот, он углубил и расширил эту полемику.
Обвинения «Ревизора» в «грязности» и «карикатурности» в первой редакции «Театрального разъезда» произносятся кем-то из зрителей, причем кем именно — не указано. Во второй редакции пьесы те же обвинения исходят от «литератора». Этим самым Гоголь намекал на Булгарина, Сенковского и их единомышленников.
В одной из своих статей Булгарин коснулся пушкинской рецензии 1836 г. по поводу второго издания «Вечеров на хуторе». Булгарин упрекал «Современник» в том, что он «говорит о г. Гоголе, сотруднике своем, сравнивает его с Фонвизиным и говорит без всяких обиняков, что «Тарас Бульба» есть творение достойное Вальтер-Скотта!» («Северная Пчела», 1836 г., № 127). В другом месте своей статьи Булгарин отзывался
