законов, — говорит Гальваней Фламма, — заставляет граждан нейти на войну, но заниматься своими делами, ибо это <значит> иметь большие для них потери, особенно во время жатвы и виноградосбирания, когда обыкновенно принцы нападают, <1 нрзб.> войну и осаждают города, заставляя их удаляться от жилищ». Скоро и флорентинцы установили подобное введение. Вилльяни младший говорит, что в войне республ<ики> против Иоанна Висконти бесполезная личная услуга была заменена платежом суммы денег. Значительное увеличение налогов было необходимое следствие этой перемены. Государства Италии, республики и княжества давали безмерные контрибуции. Мастино де ла Скала имел доходу 700 000 флоринов: ни один государь европейс<кий>, выключая французского, говорит Иоанн Вилльяни, не имел подобного. Это был однако ж доход только с 9 ломбардских городов. Замена личных услуг дала выгоды частным лицам, сберегла от издержек и трат, устремивши на промышленность, но вместе с тем отняла у них народную храбрость и дух, предавши их войскам иностранным.
Некоторые города были в вечной войне, и солдат счастия с копьем и лошадью, везде соотечественник, переходил от одного государства <в другое> без всякого сожаления. Бездейственность во время иногда бывшего мира заставляла их думать о средствах для жизни и составляла из них компании искателей приключений. В 1343 было их начало. Республика Пизанская распустила многочисленный корпус немецкой кавалерии, которую она употребляла в войне против Флоренции. Один партизан, которого италианцы называли герцогом Гварниери, обязал недовольных сих наемников остаться на его жаловании. План его действия был наложить контрибуцию на те города, где он показывался, не делая завоеваний, рассуждая справедливо, что городам не найти вдруг войск национальных.
Это были первые из тех компаний искателей приключений, бывших бичом и стыдом Италии, производя долго свои бродяжничества. Гварниери ввел в Германию свои толпы, насыщенные грабительством. Но он показался вновь во время (1348) вторжения в Неаполь Людовика, короля венгерского, главою новой компании, и опустошал земли папы. В 1353 показалась банда еще ужаснее устроенных бродяг под начальством Фра Мориале и впоследствии Конрада Ландо. Эта банда, которую называют великою компанией, состояла из многих тысяч человек регулярных трупп сверх множества бродяг полувооруженных, следовавших за ними в качестве шпионов, пионеров (землекопов) и грабителей — мародеров. Богатые города Тосканы и Романии платили значительные суммы, чтобы великая компания, бывшая всегда в движении, не проходила чрез их землю. Флоренция одна решилась великодушно не покоряться этой бесчестной контрибуции. В 1358 и еще замечательнее в следующем году она отказалась дать проход компании и вместе <уплатить> деньги за это исключение, и каждый раз германские наемники были принуждены ретироваться. Они имели тогда между ними 5000 кирасиров и представляли массу из 20 000 человек, ужасное доказательство несчастий, произведенных в Италии ложной системой. Из всех иностранных партизанов замечательнейшим был знаменитый англичанин, которого современные писатели называют Окудом или Агутусом, но которого настоящее имя Sir John Hawkwood. Он был в войне Эдуарда III и получил от него достоинство рыцаря хотя он был по происхождению, следуя общему голосу, воспитан в состоянии портного. После мира в Бретиньи Франция была наводнена распущенными труппами, которую Эдуард обвинял, может быть справедливо, в тайном одобрении беспорядков. Многочисленный корпус этой кампании принял титло Белой компании, отправился на службу к маркизу Монтеферрату. Спустя несколько времени, они были наняты пизанцами при Флоренции, и в сей последней войне Hawkwood явился их главою. Этот полководец был в продолжение 30 лет постоянно в услугах Висконти, папы и флорентинцев, которым он посвятил последние дни своей жизни и которым служил с большою верностью и постоянством, какой не показывал в первых кампаниях. Благодарная республика чествовала его погребение всеобщею церемонией и ему воздвигла монумент, существующий, по словам Галлама, доныне. Он знающий в военном деле и первый капитан своего века. В XIV <веке> военные действия начали принимать форму более ученую, и в первый раз историки замечают, что дерзость солдат и сила физическая не решают более успехов. Победа мюльдорфская, одержанная в 1322 над принцами австрийскими баварцами, приписывается командовавшему баварцами генералу Швепперману. Толпа хороших офицеров образовалась в школе Эдуарда III, однако они имели скорее таланты, приличествовавшие деятельным партизанам, нежели главарям опытным, и более были одолжены милости и энтузиазму, нежели умному, размышляющему соображению. Так, удивительное расположение Черного принца при Потьере едва выкупило смелость поместиться в положении, где только одна глупость противника могла доставить ему победу. Все современные итал<ианские> писат<ели> говорят с удивлением о Hawkwood’e, о его ученой тактике, хитрости. Его можно почитать учителем Тюрреня и Веллингтона. Он был большой и последний из иностранных condottieri (так назывались начальники наемных банд). В Италии образовалась новая военная школа, не только заместившая, но помрачившая иностранцев. Приписывают это важное преобразование Алберику де Барбиано, обладателю некоторых кантонов, расположенных в соседстве Болонии. Он организовал в 1379 компанию, совершенно составленную из италианцев. Хотя и прежде сего туземцы употреблялись, как-то: Малатеста, синьор Римини, и Росси пармский были главою армии флорентийской, но армией управляли и двигали пристрастия партиальные. Алберик де Барбиано славен школою великих капитанов в его компании св. Георга, которые следовали даже до 16 века. Первые в хронологическом порядке были: Иаков Верме, Фачино Кане и Оттобан Терцо, все современники Барбиано. Военное искусство сделало большие успехи в народе сведущем и промышленном. Явилось соревнование между знаменитыми кондотьерами, употреблявшими все усилия, источники искусства и опытности, чтобы получить какую-нибудь выгоду над соперником, ровным в таланте. В первом году 15 века италианцы показали опыт своего превосходства. Император Роберт, союзник флорентинцев, наводнил своим обширным войском земли Иоанна-Галеаса. Здесь поколебалась мысль, что национальные войска не могут выдержать натиска и удара немецких латников. Войсками герцога миланского начальствовал Иаков Берне, и немцы показали столько неповоротливости тяжелой, непослушности лошадей и несовершенства военного искусства, что дали италианцам увидеть превосходство своей легкой, ушедшей вперед тактики. Это избавило Италию на целый век от императоров. Condottieri были справедливо презираемы за их вероломство и хищность. Сверх безмерной платы (каждый латник получал более, нежели в наше время подпрапор<щик>) они требовали благодарности за каждый успех, который они принесли. Флоренция и Венеция могли более всего дать этим наемным товариществам искателей приключений.
Армия италианская в XV <веке> представляет замечательное явление. Битвы редко были кровопролитны. Даже побежденные теряли мало людей, что происходило, может, от жадности наемных войск, желавших достать пленника и за него выкуп. Кавалерия сражалась копьями и саблями. Лук, на севере мало употребляемый и привитый с востока, употреблялся в Европе не конными, а пешими, в частности в Англии. Он требовал много искусства и силы для натягивания его. Самострел, который равнял силы слабого и сильного, был мало в употреблении и то на твердой земле. Многие папы запретили его, как вероломное оружие, и уверяют — по время Филиппа-Августа употребление его было неизвестно в Европе. Но постепенно он сделался необходимым оружием армии, хорошо образованной. Но по их вооружению стальному скользили копья и стрелы, и со стороны только всадник, открывавшей незащищенную часть тела, да лошадь были подвержены удару.
В 1411 герцог бургундский Иоанн имел в своей армии 4000 ручных пушек. В пехоте Иоанн Циска и швейцарцы показали превосходство над кавалерией.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ИТАЛИИ.
Немного после начала XV столетия два знаменитых капитана, образованные в школе Алберика де Барбиано, привлекли внимание; оба соперники, воспользовавшиеся анархией церкви и возмущениями Неаполя — Браччио де Монтон, благородный <из> Перузы, и Сфорс Аттендоло, крестьянин из деревни Котиньюола. <Знамениты также> сын его Франциск Сфорс и Piccinino — Пичинино, начальник особых партизан. Пичинино остался постоянно в услугах Милана. Сфорсу папа Евгений IV дал ла-марш Анкону с титлом вассала папского престола. Сделавшись чрез это приобретение могущественнее обыкновенных condottieri, он вмешался, как верховный принц, в дела Италии. Он был почти всегда союзник Венеции и Флоренции для поддержания равновесия между ними и государствами Неаполя и Милана — предмета его тайных помыслов. Филипп-Мариа, герцог миланский, последний в своем роде, предложил, а потом вдруг отказал в руке своей побочной дочери Сфорсе. Наконец, он согласился на это предложение, но, опасаясь вручить доверенность подобному зятю, соединился с папою и королем неаполитанским, <чтобы> отобрать у Сфорсы маркизство Анкону, который, после смерти Филиппа в 1447 остался только при своей славе в правах чрезвычайно двусмысленных на владение Милана. При том граждане отвергли его и составили республику. Но Сфорс силою и военными подвигами заставил себя в 1450 избрать герцогом.
НЕАПОЛЬ.
Менфруа и Конрадина уже не было. Карл Анжуйский, обладатель Прованса и Неаполя, начальник гвельфов в Италии, не имел соперника и уже заготовлял страшные приготовления против Греческой империи, когда замечательная революция в Сицилии унизила его последние годы царствования. Один неаполитанец, которого богатства были конфискованы по причине привязанности к партии Менфруа, Иоанн Процида, удалившийся к арагонск<ому> королю Петру III, получивший от него <земли в> Валенсии, с ненавистью непреодолимой к анжуйскому дому, имел глаз, всегда устремленный <на> Неаполь и Сицилию. Но джибелины в Неаполе были сокрушены. Первые бароны королевства были французы; зато Сицилия была недовольна самовольным правлением. Французы поставили гарнизон во всех укрепленных местах, и их система угнетения <была> еще тягостнее от их волокитства за женами, которого не мог терпеть ревнивый италианец. Переодетый Процида пробежал остров, внушая баронам надежду близкого освобождения, потом предстал пред папой Николаем III, глядевшим завистливо на нового обладателя Неаполя и одобрившим его восстание; двором Константинопольским, где получил денежное вспомоществование; <обратился> к королю арагонскому, соорудившему и выславшему флот на берега Африки под предлогом атаки <на> мавров. Трудно теперь узнать действия заговора запутанного. Эти интриги, так искусно веденные, до сих пор не объяснены; но всё было готово, когда оскорбление, сделанное одной палермской даме на вечере пасхи во время процессии, возбудило народ ко всеобщему убийству французов, которому убиению дали имя Сицилийской вечерни (1283). Это неумышленное прежде движение народа совершенно ответствовало заговору. Король арагонский был наготове с флотом и, высадившись в Палерме, получил корону. Филипп III, король французский, принял сторону своего дяди, и король арагонский принужден был сражаться в собственных землях за Сицилию. Это было выгодно его неприятелям; но каталанцы, лучшие моряки Средиземного моря, были ведены к победе выходцем из Калабрии Рожером де Лориа, величайшим из моряков, каких Европа видела только до Блака и Рюйтера. Старший <сын> короля неаполитанского был взят в плен. Но Арагон, несмотря на эти выгоды, не мог бороться против французов, с которыми соединились силы Кастилии, поддерживаемые громом Ватикана. После смерти Петра III, завещавшего Сицилию Иакову, своему второму сыну, Альфонс (старший) заключил мир (1295) и обязался вызвать арагонцев
