Вий (сборник). Николай Васильевич Гоголь
* * *
«Поднимите мне веки…»
«Поднимите мне веки…» – эти слова, ставшие в наше время крылатым выражением, принадлежат перу известного русского писателя. Определение «русский» скорее условное, поскольку широкую известность автору принесли произведения, в которых красочно, колоритно, сочно и, наконец, мистически отображены Украина и украинцы. Но противоречие заключается не только в принадлежности писателя к той или иной национальной культуре. В литературной критике его называют великим русским писателем и в то же время – подпольным украинцем и страшным хохлом; нарекают православным христианином и, с другой стороны, чертом и даже сатаной. Языковеды укоряют его за «низкую» тематику и грубый, неправильный язык и вместе с тем восхищаются языком его произведений – «фантастическим» на интонационном и смысловом уровнях. А. С. Пушкин о произведениях писателя восторженно говорил: «Они изумили меня. Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности». В таких противоречивых определениях трудно не узнать выдающегося писателя XIX века Н. В. Гоголя.
Николай Васильевич Гоголь родился 20 марта 1809 г. в местечке Сорочинцы (на границе Полтавского и Миргородского уездов). Отец, Василий Афанасьевич, служил при Малороссийском почтамте. Человек веселого характера, занимательный рассказчик, он писал комедии и играл в домашнем театре дальнего родственника Д. Трощинского, бывшего министра и известного вельможи. Его увлечение театром, несомненно, повлияло на воспитание в сыне будущего писателя. Внутренний мир Гоголя во многом формировался под влиянием матери – Марьи Ивановны, полтавской красавицы, происходившей из помещичьей семьи. Она дала сыну несколько необычное религиозное воспитание, в котором переплелись духовность, нравственность с суевериями, пересказанными апокалиптическими пророчествами, страхом перед преисподней и неминуемым наказанием грешников.
Детство Н. Гоголя проходило в родном имении Васильевке. Вместе с родителями мальчик посещал окрестные селения Полтавщины: Диканьку, принадлежавшую министру внутренних дел В. Кочубею, Обуховку, где жил писатель В. Капнист, но чаще всего они бывали в Кибинцах, имении Д. Трощинского, где была большая библиотека.
Литературные способности у Гоголя проявились очень рано. В детские годы он начал писать стихи, которые одобрил В. Капнист, пророчески заметив о художественном даровании будущего писателя: «Из него будет большой талант, дай ему только судьба в руководители учителя-христианина».
С 1818 по 1819 г. Гоголь учится в Полтавском уездном училище, в 1821 г. Гоголь поступил в Нежинскую гимназию высших наук. В гимназическом театре он проявил себя как талантливый актер, исполняющий комические роли. Вскоре в Полтаве открывается театр, которым руководит Иван Котляревский – основоположник украинской драматургии. И художественный вкус Н. Гоголя формируется и воспитывается на драматическом творчестве И. Котляревского. Вместе с Гоголем в гимназии учились Нестор Кукольник и Евген Гребенка.
К этому же времени относятся первые творческие опыты писателя: сатира «Нечто о Нежине, или Дуракам закон не писан» (не сохранилась), стихи и проза. Он пишет поэму «Ганц Кюхельгартен», во многом незрелую, наследованную, которая была встречена жесткой и даже убийственной критикой. Гоголь сразу же скупает почти весь тираж книги и сжигает его (через много лет история повторится, когда он, уже известный писатель, сожжет 2-й том «Мертвых душ» и уничтожит незаконченную трагедию о запорожцах).
Окончив гимназию, Гоголь переезжает в Петербург, однако не получает там места, на которое надеялся, и внезапно уезжает в Германию. Возвратившись в Россию, Гоголь путано объяснял эту поездку (якобы Бог велел ему ехать в чужую землю) или же ссылался на проблемы в личной жизни. В действительности же он бежал от самого себя, от расхождения своих представлений о жизни с самой жизнью. В это время в творческой деятельности Гоголя появляются новые горизонты. Он письменно просит мать выслать сведения об украинских обычаях, преданиях, традициях, суевериях. Все это впоследствии послужило материалом для повестей из малороссийского быта, ставших началом литературной славы Гоголя: «Вечер накануне Ивана Купала», «Сорочинская ярмарка» и «Майская ночь». В 1831 и 1832 гг. выходят 1-я и 2-я части сборника повестей «Вечера на хуторе близ Диканьки». После выхода книги Гоголь – знаменитый писатель. Огромное значение для творческой карьеры Гоголя имел восторженно-положительный отзыв Пушкина о «Вечерах…». Один из литературных критиков сказал об этом просто: «Гений благословил гения». В дальнейшем Н. Гоголь создает книги «Миргород», «Арабески», пьесу «Ревизор», петербургские повести, поэму «Мертвые души».
Уставший от усиленной работы над своими последними произведениями и душевных тревог, Гоголь в 1836 г. снова меняет обстановку – едет отдохнуть за границу. Поездка, с одной стороны, укрепила его, но, с другой стороны, с этого момента в его жизни наблюдаются странно-фатальные явления: сплин, уход в себя, отчужденность. Он усиленно работает над «Мертвыми душами», возвращается в Россию и снова уезжает за границу. О писателе (возможно, из-за его душевного состояния) ходили различные слухи: в Риме он будто вскакивал среди ночи и начинал вдруг плясать гопак; прогуливаясь в одном из парков, Гоголь раздраженно давил ящериц, бегавших по дорожкам; как-то ночью ему пришла в голову мысль, что он не исполнил предназначенного ему Богом, – он вынул из портфеля свои записи и бросил их в камин, хотя утром пришел к выводу, что сделал это под влиянием злого духа. Говорят также, что врачи определяли у Гоголя наличие душевной болезни.
Свое впечатление от посещения святых мест – Иерусалима, Палестины, Назарета, Гроба Господня – Гоголь сам называл «сонным». Святые места не улучшили его настроения, наоборот – он еще острее почувствовал в сердце пустоту и холод. 1848–1852 годы психологически были наиболее тяжелыми в его жизни. Им неожиданно овладел страх смерти, он оставил литературно-творческие занятия и углубился в религиозные размышления. Своего духовника – отца Матфея – Гоголь постоянно просил молиться о нем. Однажды ночью он отчетливо услышал голоса, говорившие, что он вскоре умрет. Депрессия все больше усиливалась. И 21 февраля 1852 г. писатель умер в глубочайшем душевном кризисе. О его смерти также ходит немало легенд: говорят, что он вовсе не умер, а уснул летаргическим сном и был похоронен заживо, затем при перезахоронении (1931 г.) оказалось, что тело перевернуто и крышка гроба поцарапана.
Жизненный путь и мировоззрение Н. Гоголя ярко отобразились в его творчестве. Произведения, вошедшие в этот сборник, наилучшим образом демонстрируют сплетение различных образов и сфер действительности – как материальной, реальной (этого мира), так и духовной, потусторонней (того мира). Здесь раскрывается величайший талант писателя: он предстает перед нами как мистик, фантаст, историк, религиовед, знаток демонологии и фольклора.
Выбор места действия в произведениях не случаен: Украина – край, чрезвычайно интересный в этнокультурном, историческом и даже социально-бытовом планах, окутанный легендами, мифами, богатый мистическими преданиями.
Сюжеты произведений, вошедших в сборник, похожи и строятся на неожиданном вмешательстве сверхъестественных темных сил в жизнь людей, а что таинственно и непонятно, то вызывает страх, – страх иррациональный, ничем не объяснимый, переходящий в мистический ужас. Гоголь черпает сюжеты в фольклоре, народной демонологии: это и ночь накануне Ивана Купала, запроданная душа, заколдованное место, родовое проклятие, черт, изгнанный из пекла, – при этом перерабатывает в своей неповторимой манере, иногда ужимая целый сюжет до нескольких строк, а иногда строя на нем полноценную повесть.
Картины, описанные Гоголем, уникальны, его пейзаж узнаваем и неповторим (вспомним, к примеру: «Знаете ли вы украинскую ночь?..» или «Чуден Днепр при тихой погоде…»). Бросается в глаза умение Гоголя-художника изображать ночь, когда с наступлением сумерек все преображается и приобретает мистическую окраску, и ночь становится широкой сценой, где происходят невероятные события. Все вокруг, начиная с деревьев и заканчивая бытовыми мелочами, меняет свой облик – темнеет, наполняется сверхъестественной силой, одушевляется, становясь мистически сильным. Если днем, к примеру, лес был просто лесом, то в темноте он превращается в толпу чудищ с цепкими костлявыми руками.
Герои гоголевских произведений – реалистичные; это определение относится как к обычным смертным людям, так и к образам из потустороннего мира. Последние воспринимаются как неотъемлемая часть действительности. Это не бесплотные загробные духи, а живые, «из плоти и крови» существа: злые и жестокие, простоватые и лукавые – словом, обладающие обычным набором человеческих качеств. Потому и создается впечатление, что писатель будто бы осветил фонарем часть этой широкой ночной сцены и показал отдельные моменты происходящего.
Поражает и язык Гоголя – сочный, колоритный, экспрессивный – чрезвычайно живой, который тоже подчеркивает реальность происходящего. Именно об этом языке, часто «полуукраинском», Пушкин сказал: «А местами какая поэзия!» Хотя современники Пушкина обвиняли писателя в чрезмерном мистицизме, мрачном комизме, близком к черному юмору.
Однако настоящим судьей и критиком творчества Н. Гоголя всегда был и есть читатель. И ему решать, кем на самом деле был Гоголь, однажды написавший: «О себе скажу вам, что моя природа совсем не мистическая».
Вечер накануне Ивана Купала
Быль, рассказанная дьячком ***ской церкви
За Фомою Григорьевичем водилась особенного рода странность: он до смерти не любил пересказывать одно и то же. Бывало, иногда если упросишь его рассказать что сызнова, то, смотри, что-нибудь да вкинет новое или переиначит так, что узнать нельзя. Раз один из тех господ – нам, простым людям, мудрено и назвать их – писаки они не писаки, а вот то самое, что барышники на наших ярмарках. Нахватают, напросят, накрадут всякой всячины, да и выпускают книжечки не толще букваря каждый месяц или неделю, – один из этих господ и выманил у Фомы Григорьевича эту самую историю, а он вовсе и позабыл о ней. Только приезжает из Полтавы тот самый панич в гороховом кафтане, про которого говорил я и которого одну повесть вы, думаю, уже прочли, – привозит с собою небольшую книжечку и, развернувши посередине, показывает нам. Фома Григорьевич готов уже был оседлать нос свой очками, но, вспомнив, что он забыл их подмотать нитками и облепить воском, передал мне. Я, так как грамоту кое-как разумею и не ношу очков, принялся читать. Не успел перевернуть двух страниц, как он вдруг остановил меня за руку.
– Постойте! наперед скажите мне, что это вы читаете?
Признаюсь, я немного пришел в тупик от такого вопроса.
– Как что читаю, Фома Григорьевич? вашу быль, ваши собственные слова.
– Кто вам сказал, что это мои слова?
– Да чего лучше, тут и напечатано: рассказанная таким-то дьячком.
– Плюйте ж на голову тому, кто это напечатал! бреше, сучий москаль. Так ли я говорил? Що то вже, як у кого черт-ма клепки в голови! Слушайте, я вам расскажу ее сейчас.
Мы придвинулись к столу, и он начал.
Дед мой (царство ему небесное! чтоб ему на том свете елись одни только буханцы пшеничные да маковники в меду!) умел чудно рассказывать. Бывало, поведет речь – целый день не подвинулся бы с места и все бы слушал. Уж не чета какому-нибудь нынешнему балагуру, который как начнет москаля везть[1 — То есть лгать. (Прим. Н. В. Гоголя.)], да еще и языком таким, будто
