— плут и сволочь, просто под бородой и чалмой прятался. Гримировался.
К Алексею попасть не удалось. Товарищ Полоцкий собирался было, вместе с Софьей, но если ребенок требует, верещит и цепляется за тебя, к тому же, он царской крови — пришлось плюнуть и смириться. И ужин, как ни странно, прошел спокойно.
Протопоп пока помалкивал, пытаясь определить, кто его окружает, жена и дети его тоже молчали, Симеон пытался что-то сказать, но Софья засыпала его вопросами быстрее, чем он успевал открыть рот для ответов. Алексей же на Симеона внимания не обращал. Не повезло товарищу. Если бы он появился в тереме, когда Алексей был там заперт, как в клетке, конечно, ему было бы легко. А тут — поди, приручи мальчишку, который то туда, то сюда, да еще и дома его постоянно отвлекают.
Вот и сейчас Алексей свободно болтал то с царевной Анной, то с другом Ванюшей, вставляла свои пять копеек и царевна Татьяна — всем было хорошо. Основной спектакль начался вечером. Алексей отложил салфетку (да, Софья предложила ими пользоваться и царевна Анна ее поддержала) и кивнул протопопу.
— Батюшка, вы не уделите мне немного вашего внимания?
Симеон, было, дернулся, но Софья тут же вцепилась в него с какой-то ахинеей, а Аввакум, не обратив на него внимания, тоже вытер рот — и кивнул Алексею. Мол, все для вас, царевич. Ведите…
И они отправились в кабинет.
Софья дала бы остричь свой крысиный хвостик (зародыш будущей косы) под корень, лишь бы послушать, как все пройдет. Или вообще помочь, как с боярином. Но приходилось сидеть и ждать. Ладно, Лёшка ребенок умный, умный, умный, я сказала!
* * *
В кабинете Алексей опустился в кресло, сделал протопопу приглашающий жест.
— Я рад вас видеть. Надеюсь, ваша дорога была не слишком тяжелой?
— Не след роптать на Бога за свой крест, — произнес мужчина значительно. Алексей кивнул. И перекрестился — двумя пальцами.
Аввакум воззрился на это, как баран на новые ворота. Но сказать ничего не успел. Тут было возможно несколько реакций, и чем угадывать все — проще было направить разговор в нужное русло.
— Крест нам посылается по мерке нашей, и наш удел не просто поднять его, но и понять.
Вот тут протопоп провис. Понимать кресты ему ранее не предлагали. А Алексей, творчески развивая домашнюю заготовку, выдержал паузу — и продолжил.
— Вот, например, тяжкий крест — мученичество принять за веру свою, почетный, великий, — Аввакум едва не принялся кивать при каждом слове, — но ежели при том другие будут ввергнуты в геенну огненную, потому что ты их оставил, не ты ли будешь за них в ответе?
— Смерть не означает ни победы, ни поражения. И все же, долг твой, как пастыря, не просто пострадать за веру свою, но указать правильный путь своей пастве, разве не так?
Полное согласие. И опять непонимание, вроде бы смерть — тоже путь, вон, Христа вспомнить — принял же он мученичество за всех людей. А тут-то что к чему?
Нет, если бы ребенок беседовал по-детски, Аввакум мог бы пропустить его слова мимо ушей или поспорить. Но то, что он говорил, было созвучно мыслям протопопа. А когда соглашаешься, спорить и ругаться уже ни к чему, когда с тобой согласны — проповедовать тоже не получается, а вот понять, что от тебя хотят…
Так что, здоровый мужик получается глупее отрока, недавно из пеленок вылезшего? Даже с учетом богоданности царской власти — все равно неприятно чувствовать себя глупее или несдержаннее мальчишки.
— Если считаешь ты, что путь твой — терновый венец, я не буду удерживать тебя. Но ежели хочешь ты помочь тем, кто без твоего путеводного огня свернет в трясину заблуждений и греха, ежели готов ты служить Богу по-настоящему, нет ли пути достойнее, хотя во много раз труднее он и грязнее? Поразмысли над этим.
И вот тут Аввакум окончательно выпал в осадок. Чтобы ребенок так говорил?
Летающие свиньи, синие козы и говорящие деревья — полностью альтернативная реальность. Ну НЕ БЫВАЕТ такого! НЕ БЫВАЕТ! А Алексей дружески кивнул мужчине.
— Я тебя оставлю покамест. Поразмысли. Живи в тереме, посмотри, что мы делаем и как все делается, но не спеши судить. Я надеюсь, что мы еще поговорим — и постараемся вместе найти истину.
И вышел.
Протопоп его и задержать не пытался — куда там? Он был умен, безусловно и несомненно, но к чему он готовился?
Что его будут переубеждать, что будут давить, требовать, преследовать, но вместо этого ему предложили подумать. Согласились с его взглядами и попросили подумать не о себе, но о людях. И кто?
Ребенок!
Одним словом — бедняге так сильно сбили стереотипы и настройку, что ему предстояло подгружать их вновь — и не обязательно с тем же результатом. Уж об этом Софья собиралась позаботиться.
Да, фанатик, да одержимый, но не до конца ведь! И семья у него есть, дети, жена — есть рычаги воздействия. И пожалуйста, не надо про всякие шантажи и прочие грубые методы воздействия!
Просто аккуратное перепрограммирование, чтобы из мучеников получились достойные члены общества. Даже священник священнику рознь. Есть герои, которые от церкви водкой и крестинами торгуют, а есть Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий. И ни один атеист не посмеет назвать последнего — недостойным.
А царевич тем временем удрал обратно в столовую — и на полдороге наткнулся на Софью, которая, прикинув нужное время, оставила порядком обслюнявленного (не удержалась от мелкой пакости) Симеона — и теперь двигалась к брату, поинтересоваться, что и как.
— Сонька, ты чудо!
Сияющие глаза брата сказали все, лучше всяких слов. Если бы он выбился из образа, отошел от канвы — протопопа ему бы удивить не удалось. И не сиял бы он так.
Будем расспрашивать, хвалить, гладить и чесать за ушком, а то как же. Ей еще протопопа на священную войну настраивать.
Софья вообще злилась от невозможности действовать самостоятельно. Ей бы саблю, да коня, да на линию огня…[17]
А вместо этого иногда напоминаешь себе противную паучиху. Фу!
* * *
Васька как раз одолел страницу из псалтыря и перевел дух. Учеба ему давалась сейчас легко, но заниматься ему все равно хотелось в одиночестве. Вот и удрал с книжкой за поленницу, чтобы никто не видел. А тут…
Мужчина, который его окликнул, был немолод, лет пятидесяти, а то и больше, бородат и волосат, но осанка у него была поистине царская, простая монашеская одежда ниспадала с его плеч подобно дорогой мантии, темные глаза горели двумя угольями.
— Слушаю тебя, отче?
Васька слез и предстал перед протопоповы очи, без особой робости, но и с вежливостью. Это им в школе уже успели вдолбить, царевич лично сказал в первый же день, да и потом повторял.
Они — воины, будущие защитники Руси великой. Их долг врага грудью встретить, а долг остальных перед ними — уважать это право, раз уж сами кровь не льют. И ведь верили мальчишки. А как тут не поверить, когда то же и казаки твердили, и о порядках на Дону рассказывали, да и первого же холопа, кто осмелился сплетни заугольные распускать, тут же вышвырнули — остальные мигом приутихли. Васька подумал и чуть склонил голову.
— Благослови, отче.
И внутренне усмехнулся, когда его перекрестили двумя перстами. Вот оно как… ну царевичу виднее. Васька шмыгнул носом и тоже перекрестился двоеперстно. Лицо мужчины помягчело.
— Что читаешь, отрок?
Васька предъявил псалтырь, который мужчина осторожно взял в руки.
— Ты грамоте учен?
— Так все мы тут грамоте учены. Воин, который грамоте не знает и за себя постоять не сумеет, его кто хошь вокруг пальца обведет, — Васька повторил слова царевича, и они явно пришлись мужчине по сердцу.
— А чему вас тут еще учат?
— Боевым хитростям разным, про оружие рассказывают, про разные страны. В игры играть учат, чтобы голова у нас лучше работала. Чтению-письму и счету, языкам иноземным.
— А в церковь ходите ли?
— Три раза в неделю, — Васька даже удивился такому вопросу. А то как же не ходить? — все ходим, и царевич, и царевны ходят, только на них и глазом глянуть не удается. А говорят, они красавицы!
Аввакум чуть улыбнулся такому детскому рассуждению мальчишки.
— А креститесь вы все двумя перстами?
— Кто так, а кто и тремя, — Васька еще раз хлюпнул носом, достал платок и утер его. — Царевич тут никого не учит. Говорит, что у кажного… каждого… свой путь к Богу.
У мужика стало удивленное лицо, и Васька на миг задумался — правильно ли он об этом говорит. Но тем не менее.
— И не заставляют вас ересь никонианскую слушать?
Васька даже задумался, что это за ересь. Он-то от раскола был так же далек, как лягушка от квантовой химии — к чему ему? Но потом понял.
— Царевич добрый. У нас никого не заставляют, мы сами учимся. Это же нам нужно, не царевичу.
— А ты хочешь воином стать?
Васька пожал плечами. С некоторых пор, он отчетливо понимал, что ему интереснее не война, а учеба. Вот книжки — это да, это интересно… языки, опять же, иноземные, ему легко даются, но покамест ему ничего другого не предлагали — значит, будем служить. Опять же, казаки всю жизнь воюют — и не жалуются, а ему и вовсе грех ругаться. Чай, не под забором зимой подыхать, а честно голову за Русь-матушку сложить.
Протопоп еще долго расспрашивал Ваську то об одном, то о другом, потом Васька узнал что он и к другим мальчишкам так же подходил. Молчал, слушал…
Бог его знает! Лично у Васьки были дела и поинтереснее, чем думать, что там у кого в голове варится! Вот математика — это даааа….. сила!
* * *
Вторая беседа с протопопом состоялась еще через неделю — и к ней готовились уже и Алексей и Ванечка. Софья решила, что лучше пустить в атаку обоих мальчишек — и все это время вкладывала им в голову свое видение ситуации. Но мальчишки ее радовали. Они развлекались, но проглядывало в них что-то такое, уже не совсем детское. Софья размышляла над этим какое-то время, а потом поняла, как одним прыжком в ледяную воду.
В двадцать первом веке хватает тех, кто взрослеет рано. Но хватает и тех, кто вообще не взрослеет. Создали родители тепличные условия чадушку, а потом удивляются — а чего это оно такое тупое да инфантильное выросло? Сплошные пьянки-гулянки на уме! А вот потому и…
Чего ему думать головой, когда за него все уже и подумали, и решили, и сделали и коврик подстелили? Не понимают родители
