Кому? Дуньке? Или Катьке с Машкой, которым против меня в уши поют? То в правое, то в левое…
— С Марфушей у тебя же получилось…
— Так теперь и остальных на меня повесить?
Мария отпустила руку дочери, чуть улыбнулась. Она уже поняла, что ворчит Софья больше от осознания предстоящей ей работы. Оно и правильно.
— Ежели я умру — не верю я, что у вас мачехи не будет. Погорюет батюшка твой, да опять женится. Кто тогда за тебя и сестер встанет?
Софья мрачно подумала, что за нее и до сих пор никто не вставал, но промолчала. В чем-то Мария была права, семья — главная ценность. Марфу, вон, хоть сейчас замуж выдавай, только вот за кого? Ладно, придумаем…
— Не брошу я их. Обещаю.
— И последняя моя просьба.
— Еще одна? — не удержалась от ехидства Софья.
— Слушай! — Мария так сверкнула глазами, что стало ясно — царица. Беременная, больная, умирающая, а все ж таки царица.
Софья сверкнула в ответ, но ломаться не стала. Мать все-таки…
— Анна.
— И что с Анной?
— Как меня не станет — и ей тут жизни не будет. Сожрут ее, а то и в монастырь уйти заставят.
— И что?
— Сонюшка, нельзя ей в монастырь. Она живая, искренняя, не место ей там…
Софья мрачно подумала, что мамаша с Аввакумом не общалась. Вот у кого и живости, и искренности на шестерых хватит и еще на десяток останется.
— Забери, ежели Алёша дозволит.
Софья кивнула.
— Ты с ней сама поговори, матушка. И объясни, что не враг я ей. Сама знаешь. Не любит меня Анна.
А в темных глазах отчетливо читалось: «и ты не любишь…». Мария тоже решила не кривить душой.
— И в кого ты такая выросла — Бог весть.
— Чем удобряли, то и выросло, — буркнула тихо Софья. И уже громко. — Моей вины в том нет, что не плачу да не молюсь. Та молитва хороша, к которой дело приложено.
— Женщине тихой и скромной быть надобно…
— И выдадут ее замуж за боярина Морозова, на сорок лет старше.
Мария опустила глаза. Ну да, не в бровь, а в глаз. И посмотрела на дочь. Раз уж такой разговор.
— Ты и про Ефимию знаешь…
— Знаю. Вертели другие, платить тебе пришлось…
— Виновата я пред тобой. И перед другими детьми. За свое горе, за нелюбовь в глазах мужа, за шепотки за спиной вас виноватила, так и жизнь пролетела. Ты меня прости, ежели сможешь. А нет — так я тебя не виню. Но что я прошу — хоть постарайся сделать.
Софья кивнула. Да, любви между нами не будет. Но понимание есть. Сделаю я то, что ты попросила, матушка. Постараюсь. А уж что дальше будет — один Бог знает. Только не говорит…
* * *
Алексей в это время отчитывался перед отцом.
Золото… месторождение, случайно найденное в тайге, оказалось богатым. Сейчас там спешно строились четыре деревеньки. Точнее уже почти построились и параллельно — строилось все необходимое для золотодобычи. Шурфы, драги, у нас тут, чай, не Африка, где вручную намывать можно. Помой-ка песочек при минус двадцати… ледком из речки!
Ну и по мелочи.
Золото надо было везти желательно не в самородках, а в чем-то еще. Поэтому на месте же строился маленький заводик. Чтобы на месте делать слитки, а уж в Москве из них начеканят монету.
Разбойники?
Да нет, покамест все тихо.
Но пока еще и настоящая добыча не началась. Пока люди добрались, пока отстроились, пока то да се…
Степан, конечно, неугомонный, башкир и татар гоняет так, что только пыль из-под копыт, опять же, лихие людишки там шалят часто, но покамест вроде тихо.
А и то — воровать-то пока нечего. Разве что людей да скот. Ну, попытались, тут же получили — и отступились. Это ведь не войско, это волки. Овец рвать могут, а как на кого позубастее наткнутся…
Алексей Михайлович слушал со странным выражением. Потом кивнул.
— Взрослый ты, Алешенька. Я чай, в Москву тебе пора возвращаться.
— Зачем?
Вот уж чего Алеше решительно не хотелось — это обратно в Кремль. Да лучше сразу головой в змеиную яму — гадюки такие милые и добрые существа… — Пора уж тебя женить. Смотрины устраивать, невесту присматривать…
Алексей собрался. Вот на этот случай была у него заготовка, которую они с Софьей и придумали.
— Тятенька, ты ведь по Руси смотрины устроить хочешь? Как тебе устроили?
Алексей Михайлович кивнул. И наткнулся на взгляд сына. Серьезный, внимательный.
— Тятенька, не хочу я еще одних воров у казны. Кого ни выбери — за ней боярский род будет, а значит — клянчить подачки примутся, жена ныть будет, что недовольна, да мало ли способов в доверие да в казну влезть. Не хочу.
Непроизнесенным повисло «Ты уже нарвался, теперь и меня хочешь в ту же петлю?!». Но некоторые слова лучше и не произносить, ни к чему. Алексей Михайлович кивнул.
— А что ты предлагаешь?
— Жениться надо на принцессе иноземной, так, чтобы союз крепить с другими странами.
— Так она не православная…
— Так и мы, чай, устои меняем. И вообще — жена да спасется мужем своим, — прищурился в ответ Алексей. — тятенька, что мы — худородные, что ли? У Фердинанда — две дочери, одна вроде как за поляка сговорена, да вторая пока еще свободна. У Филиппа Испанского дочь Мария, ей всего-то четырнадцать лет, поговорить можно. А ежели что — и подождать пару лет, пока еще у кого дочь не родится или не подрастет. Нам куда спешить?
Алексей Михайлович задумался.
— Опять же. Ты меня королем польским сделать хочешь, я знаю. Так когда они меня лучше примут — с нашей боярышней — али с европейской принцессой?
Романов-старший кивнул.
— Да, пожалуй.
— Тятенька, а кто тебе сказал, что женить меня пора? Уж не Милославские ли напели?
— Не любы тебе Милославские.
— Они не монетки золотые и не девушки красные, чтобы я их любил.
Алексей мысленно пометил себе — попросить Ордина-Нащокина, чтобы тот поглядел внимательнее. С кем государь советуется чаще, кто к нему в ближники вошел… ох, не к добру это. Точно, еще один Морозов нашелся на его голову. Через жену-то им вертеть всяко легче будет.
Алексей вспомнил упрямый взгляд Софьи — и приготовился к дальнейшим гадостям. Они и не замедлили.
— И все же, пора б тебе в Кремль перебираться.
— Приневолить ты меня всегда можешь, тятенька, на то твое право, — Алексей выглядел так расстроенно, что прослезился бы и африканский крокодил. А в ушах звучал голос Софьи.
Не спорь, никогда не спорь с отцом. Он сильнее. Но он тебя любит — и на этом можно играть. Не дай ему сломать твою жизнь, как сломали его.
— Да разве плохо тебе здесь будет, сынок? Рядом со мной…
— Ох, тятенька. Там у меня спокойнее, свободнее, из окна выглянешь — соловьи поют, на коне промчаться можно, а тут что? Ни воли, ни воздуха… сидеть за этими стенами, как зверю в клетке! Только выть и останется.
— Что-то я не вою…
— Нет, тятенька, — Алексей скользнул на пол, прижался щекой к отцовскому колену. — и тебе здесь плохо. Просто ты сильный, а я пока еще маленький. Меня здесь сломают и в дугу согнут, ты же для меня такого не хочешь?
— Такого — не хочу. Кстати, и еще одного ребенка хорошо бы в твою школу взять. Найдется местечко?
— Кого, тятенька?
— Петю Апраксина. Возьмешь?
— Как не взять. Пусть к следующему набору и готовится…
— Набору… завел ты, Алешка…
Но ворчал царь больше по привычке, по-доброму. Алексей это почувствовал — и решил поделиться, чтобы разговор закончился на хорошей ноте.
— Тятенька, так и еще дело у меня.
— Какое, сынок?
— Тятя, а почему мы такое оружие не делаем?
Казнозарядный пистолет Алексея Михайловича не привлек. Так, повертел его в руках пару минут и отложил.
— Дорого, сынок. Денег в казне нет.
Алексей едва не зашипел.
Конечно, денег нет! Ежели тучу дармоедов-бояр подкармливать ежели воруют на всех местах — выпускники ему регулярно грамотки шлют, ежели храмы строить вместо того, чтобы деньги в дело употребить…
Алексей и сам не замечал, как менялось его мировоззрение под влиянием Софьи. Храмы строить? Зачем? Ах, душу свою спасать? Ну-ну…
А чью-нибудь еще ты спасти не пытался? Там, из нищеты вытащить, от беды спасти, помочь… нет? Ну, тогда хоть всю Русь храмами застрой — дела не будет. Кому ты нужен, гроб повапленный…
Царь, конечно, милосерден и помочь готов, но ведь как много тех, кто о помощи не просит, а нуждается в ней и очень сильно?
Вслух, понятно Алексей этого не сказал. Но умильную мордяху состроил.
— Тятенька, а можно мне таких для ребят своих понаделать? Деньги я найду…
— Ну, наделай…
Алексей кивнул и дальше разговор перешел в более безопасную плоскость. Матушка, сестрицы, прибавление в семействе…
Мальчишка поддерживал беседу, а в голове крутилась одна и та же мысль.
Кто, кто, КТО?!
* * *
Софья глазами сверкала не хуже тигрицы.
— Женить?! В Кремль забрать?! Этого нам только не хватало!!!
Алексей смотрел на нее с улыбкой, царевна Анна — с легкой тревогой.
— Сонюшка, да что ж тут плохого…
— Анюша, милая, — Софья чуть успокоилась и принялась объяснять тетке, как маленькой. Вот ведь… тоже! Как детей от своего Воина прятать — это она сразу умная, а как про племянника сообразить — глупеет. Или это просто гормоны по мозгам бьют? Как-никак, третьего ждут… Ну да, за эти годы Ордин-Нащокин еще и внучку признал. Аграфену, Грушеньку… — Нельзя нам в Кремль сейчас, ну никак нельзя. Тут слишком много дел… ведь не просто так Алеша бьется. Он себе помощников готовит, людей, которые везде по стране будут, а кого другого сюда сейчас пусти — все дело нам загубит. Так кого просили пристроить?
— Петрушу Апраксина.
— Та-ак… Анюша, ты что про него знаешь?
Анна покачала головой. Ничего не знала и Татьяна. А вот Ордин-Нащокин порадовал. Софья только головой покачала, слушая биографию семьи Апраксиных.
Матвей Васильевич Апраксин ничем особым не отличался. Женился, детей родил… казалось бы — все чисто?
Ан нет.
Семейка оказалась не просто так, а под Матвеевым, который благоволил им настолько, что стал крестным отцом Марфы Апраксиной. Так-то.
К тому же — царский стольник, ездил в сорок пятом году в Данию… Семейка заслуженная, но служит она больше себе. Особыми талантами мужчина не отличался.
Могли и сами попросить царя, а мог и Матвеев. Пока особых подозрений не было, но Софья уже отложила в уме заметочку.
Петруше Апраксину доверия не будет.
Время шло своим чередом. На Урале спешно
