строились деревеньки, в школе учили детей, Алексей с Софьей собирали сведения о принцессах и прикидывали, как бы уговорить отца, чтобы он понял — выгодную невесту и подождать можно… годков так десять.
Софья параллельно прикидывала, кого бы из своих девушек подсунуть брату и Ванечке Морозову.
А что?
Парни здоровые, у обоих уже усы под носом, да и созревают здесь пораньше. Лучше пусть она подсуетится, чем найдется какая умница с улицы — и примется вертеть мальчишками по своему усмотрению.
Время шло, проекты наращивали мощность…
Все было вполне замечательно до конца февраля.
* * *
— Соня, нам в Москву срочно надо.
— Что случилось?
Не было у братца такой привычки — в девичью светелку врываться. Но вот поди ж ты, влетел — и сверкал глазами не хуже кота лесного.
— Матушка родами плоха…
— Подробности?
Одеяло полетело в сторону, Софья принялась натягивать платье, не особо стесняясь ни брата, ни Вани Морозова, который верным оруженосцем маячил за царевичевым плечом.
— Сам не знаю. Отец гонца прислал, чтоб мы хоть попрощались. А то боится, не успеем…
Софья кивнула.
— Пять минут мне дай — косу переплести… а, пес с ней! В возке разберу! Кто едет?
— Анюша тут решила остаться. Да и Татьяна себя не слишком хорошо чувствует.
— Одним словом — тетки не едут. Ну и ладно…
Софья натягивала сапожки, а сама лихорадочно размышляла.
Да, скорее всего, они останутся без матери. Так — и не слишком бы жалко, не так уж они и близки были, но свято место пусто не бывает. Погорюет батюшка пару-тройку лет — да и женится на другой. А вот кто это будет, какая она будет… ой, Ё! Шире вселенной горе моё.
Одним словом — надо теперь многое менять в своих планах.
— Царевна…
Одна из девочек протянула Софье дорожный сундучок с самым необходимым. Служанок Софья не терпела. Положено — вот и положите где-нибудь в уголочке, а раздеться-одеться она и сама сможет. Да и косу заплести… ладно! Пусть останется одна служанка, а на остальном — девочек будем тренировать. Как за платьем следить, как шить-вышивать, волосы заплетать, за лицами следить, за фигурой… пусть учатся. Кто лучше оценит их усилия, чем подопытный кролик?
* * *
В Кремле было… молитвенно.
Все молились и мельтешили.
То есть молился царь, не выходя из собора. Молились все Милославские, не отходя от царя и предчувствуя свое скорое отдаление от него. И так-то царь их терпел ради жены, а сейчас вовсе погонит.
А мельтешили бабы по царскому терему.
Алексей под руку с Софьей пролетели по нему вихрем, распугивая боярынь и боярышень, как куриное царство. Кто-то попытался их остановить, задержать — легче было ловить молнию.
Царевич так рявкнул, что остальные ему дорогу заступать и не осмелились… а в покоях царицы было…
Пожар в бардаке во время потопа. И даже дым был — от ладана, которым курили вокруг несчастной.
Едва увидев ее, Софья поняла, что дело плохо.
Так люди, которые собираются жить долго и счастливо — не выглядят. Заострившийся нос, запавшие глаза, щеки, с которых в единый миг словно стесали всю плоть, пожелтевшая пергаментная кожа…
Тетка Анна — Морозова — плакала в углу, под кроватью тихо скулила старуха служанка. Причитали хором какие-то женщины — Софья бы их сейчас одну от другой не отличила. Развелось тут…
Алексей опустился на колени у материнского ложа. Взял руку, больше похожую на птичью лапку, коснулся губами.
— Мамочка…
Бесполезно.
Это только в бдразильских сериалах героини могли очнуться от горячки. Здесь же…
— Что с матушкой?
От толпы причитающих отделился невысокий человечек — личный царский лекарь, Лаврентий Блюментрост.
— Антонов огонь, ваше высочество.
Софья прищурилась. Вообще, в медицине она была не специалист, но…
— Давно ли?
— Как родила, так и…
Ага. Значит — родильная горячка, скорее всего — с осложнениями, плюс инфекция — по нынешним временам — смертельно.
— Сколько она уже так лежит?
Софью Блюментрост ответом не удостоил, продолжая глядеть на царевича. Тот, уловив непочтение к сестре, прищурился и с расстановкой произнес.
— Ты вопрос царевны слышал?
— Два дня, ваше высочество…
— А что с ребенком?
— Царевна Евдокия Алексеевна вечор скончалась.
Софья кивнула. Плохо.
— Сонечка, ты тут останешься?
— Да, я пока тут побуду. А ты к батюшке?
— Да… молиться буду. Мы… останемся.
Непроизнесенное поняли оба. Пока царица или не оправится, или не преставится. За второе голосов определенно больше.
Впрочем, стоило Алексею выйти за дверь, как Софью просто оттерли в сторону, а вокруг царицы опять закружился хоровод из матушек — нянюшек — бабок — боярынь… Софья плюнула — и решительно оттеснила Блюментроста в дальний угол.
— Герр Блюментрост, уделите мне толику внимания?
— Ваше высочество, но царица…
— Доктор, а вы можете излечить от Антонова огня?
Сказано было с такой едкой иронией, что Блюментрост невольно пригляделся к девочке. Худая, с необычно серьезными глазами, темные волосы падают на некрасивое лицо — пока еще гадкий утенок. Что вырастет Бог весть, но разум там уже достойный лебедя.
— Ваше высочество, наука…
— Не знает таких случаев, не считая чуда Божия. Я поняла. Доктор, вы к нам надолго?
— Ваше высочество, я надеюсь…
— Я бы хотела, чтобы вы посетили царевичеву школу. Хотя бы ненадолго.
— Ваше высочество, позволено ли мне будет узнать — зачем?
За суматохой на них пока не обращали внимания, но Софья понимала — это ненадолго.
— Разумеется. О вас идет хорошая молва, а нам нужен специалист. Не волнуйтесь, насильно удерживать вас там не будут. Я попрошу брата пригласить вас?
— Я буду весьма благодарен, ваше высочество.
Софья кивнула и выскользнула из угла, пока никто не заметил, что она спокойно и свободно разговаривает с мужчиной по-латыни. Блюментрост проводил ее удивленными глазами, попытался вспомнить, что говорили о царевне Софье — и не смог!
Говорили о ней в тереме ну очень мало.
Да, есть такая. Да, живет с тетками в Дьяково по слабости здоровья — ей свежий воздух нужен. Но — и только. Хотя слабости здоровья он у ребенка не заметил, наоборот. В тонких пальцах, на мгновение стиснувших его руку, чувствовалась сила и уверенность, да и в том, как царевна управляла своим телом — не движется так слабый и болезненный человек. Ой, не движется…
Кого бы расспросить?
Вот про царевича Алексея… а ведь говорила девочка вполне уверенно. О царевиче сплетничали намного больше. Что к сиротам он милостив, что создал специальную школу, чтобы не скитались они по дорогам, что учат там детей письму-счету… но к чему там лекарь?
Босяков лечить?
Ну так что же, Лаврентий не собирался чиниться. Приблизиться к нынешнему царю ему удалось. А вот к следующему… удастся ли?
Надо попробовать.
Долго ему размышлять не дали. Царице опять стало хуже.
* * *
Алексей Алексеевич обвел взглядом свои покои. Хоть и не занимал их никто, хоть и наезжал он сюда наездами, а все одно — тесно, душно…
Отец в храме остался, за матушку молится, а Алексея отослал. Не по детским силам несколько дней в храме отстоять. Алексей и не возражал. Да, батюшка, конечно, не по детским, как скажешь…
Софья уже приучила братца к тому, что лучшая молитва — делом. Да и Аввакум, уж на что бунтарь по натуре, а что-то не на коленях стоит в церкви, вот уж нет!
Детей учит, по домам крестьянским ходит, старается помочь… да, за его, Алексея, счет, но у него не отломится, работы в школе на всех хватит, а для крестьянской семьи приработок — это возможность выжить, а то и прикупить скотинку, птицу…
Так что молится надо иначе. От молитв в церкви матушке ни жарко, ни холодно. А вот ежели б батюшка ей сказал — не надо тебе более рожать, я и тому рад, что уже есть! Двенадцать детей! Пусть даже и не все живы, но ведь все равно много, а она надорвалась!
Впрочем, отца виноватить тоже не стоит. Просто самому такой ошибки не совершить. Соня уже успела разъяснить, насколько вредны для женщины частые непрерывные роды… и откуда только сестренка столько знает?
Хотя это-то вопрос смешной. Сколь он сестру помнит — она и читает с легкостью, и все прочитанное запоминает, память у нее идеальная, ему бы такую. Нет, он тоже не жалуется, но… иногда ему мало кажется. Соня — та уже на шести языках говорит бегло, а он все еще путается…
Хорошая у него сестренка. А когда время придет — надо будет сестер замуж повыдавать, хватит монашек в царской семье плодить. Только вот за кого бы Соню выдать, чтобы она рядом оставалась?
Легкий стук в дверь оборвал его размышления. Софья как чуяла. Пришла, на ложе уселась, горсть орехов из блюда утащила.
— Что там, братик?
— Тятенька молится, бояре тоже туда же… матушка как?
— Тебе честно?
Алексей мрачно кивнул. Так Софья спрашивала только когда ожидались неприятные новости. Как-то раз он даже покачал головой в ответ на ее вопрос — и получил радужный ответ, который и не оправдался. Потом он попытался поругаться на Софью, но куда там?
Девочка только плечами пожала. Мол, могло так случиться, но вот не вышло. Не обошлось. Если б ты правду хотел знать — я бы тебе все рассказала, и этот вариант не потаила, ты же сам не восхотел. И чего ты от меня требуешь?
Сейчас же девочка была мрачна и тосклива.
— Она не выживет, Алеша. Можешь начинать готовиться.
— Сонь…
Брат и сестра смотрели друг на друга внимательно и спокойно. Он — копия отца, только чуть поменьше. Она — так похожая на мать… или на бабку? Великую старицу Марфу? Кто знает…
— Алеша, я тебе лгать никогда не лгала и сейчас не стану. Ежели чуда не случится — матушка не поднимется. Сгорит дней за пять — десять.
Алексей только головой покачал.
— А потом?
— А потом будет плохо. Ты — царевич, наследник, к тому же по крови Милославский. Отец, скорее всего, еще раз женится. Кого он выберет — бог весть…
— Отец женится?
— Алешенька, так ему сорок только вот исполнится! Чего б и не жениться?
— Так…
— В любом случае, Милославской его невеста не будет. С ней придет ее клан, Милославских начнут затирать и они прибегут к тебе. Дадут копейку, попросят рубль…
— Гнать будем?
— Там посмотрим…
В дверь постучали.
— Царевич-государь, к тебе друг твой, Иван Морозов…
Ваня почти вбежал в комнату.
— Как вы тут?
Уселся с другой стороны от Софьи, так же, не спрашивая, запустил руку в миску с орехами.
— Молимся, — коротко ответил Алексей.
— Матушка просила передать, что она так же молиться будет. Когда я уходил — лестовку перебирала.
— Передашь ей мою благодарность.
Алексей смотрел хмуро. А что толку в тех молитвах, ежели матери не будет? Его-то Мария любила, в