соловьем.
— Государыня умаялась, спит теперь. Но здоровенькая, и ребеночек здоров! Хорошенький такой, богатырь настоящий…
И вот тут царь расцвел. Хлопнул сына по плечу, бросил повитухе перстень с крупным лалом, с руки стянутый.
— Что, сынок, посмотрим на братика?!
Алексей Алексеевич подмигнул отцу.
— Тятенька, я ж тебе говорил, что все будет хорошо! А ты не верил!
Поверил.
Когда увидел колыбельку с младенцем, когда вошел к Любаве, когда услышал от повитухи, как царица требовала к себе именно Софью, когда увидел руки дочери — с кровавыми синяками.
Именно тогда и рухнули окончательно в пропасть все утверждения старца Симеона. Ежели человек так помогает — не может он зло умышлять. То есть она.
Не враги его второму браку ни сын, ни дочери, глупости все это. Наветы и измыслы. И слушать их нечего. Порадоваться за ребенка — и крестить, как Любавушка попросила. Владимиром.
Не по святцам это, ну да ладно! Чай, царский сын, не абы чей… прогнутся церковники, ничего с ними не станется.
А старец Симеон… а что с ним? Со двора его государь, конечно, не согнал. Но и веры ему уже не было. И доверия тоже. И злись, не злись — ничего он сделать-то и не мог.
Или так только казалось?
Об этом никто не задумывался. Всем хотелось жить, строить что-то новое, любить, растить детей…
А через несколько дней пришло письмо из Речи Посполитой. И донесения посыпались — одно другого страшней да грозней.
Турецкое войско выступило в поход.
* * *
— Что мы имеем?
Алексей расхаживал перед картой на которой сейчас были пририсованы несколько стрелок.
— Имеем мы турецкое войско в большом количестве. Тысяч так сто. Там и Селим-Гирей, и турки — и казаки с Дорошенко во главе. Хотя последних меньше всего, тысяч пять-шесть, да и того много. И они сейчас движутся через Трансильванию на Каменец-Подольский. Чем им может ответить Михаил?
— Судя по письму Марфы — немногим, — пожала плечами Софья. — Есть, конечно, войска под командованием коронного Яна Собесского, но, во-первых, их намного меньше, во-вторых, поляки измучены войной с нами, а в-третьих, если Собесский отобьется — не исключено, что сейм выкрикнет его имя. Из победителей очень легко лепить правителей.
— А если не отобьется, все равно достанется Михайле. Царь — он же всегда крайний, — мрачно поддакнул Иван.
— А чем мы располагаем?
— Поставь, Алешенька, вопрос иначе. Что наш отец пожелает выделить для помощи зятю?
Алексей прищурился.
— Как насчет полка Гордона? Да и стрельцы зажрались — сидят себе на Москве, опять же, Матвеевский полк мы хоть к рукам и прибрали, но слишком это народишко ненадежный, ни к чему их здесь оставлять, пусть на войну идут…
— А отец согласится?
— На это? Должен…
— А на что — не должен? — Софья уже отлично изучила своего братца и знала, когда он не договаривает.
— Хотелось бы мне поехать, повоевать…
Первой инициативой Софьи было воскликнуть: «Ох… офигел?!». Второй — промолчать, потому что первый вопрос, заданный мужчине, автоматически тянул за собой ответ «Сама дура».
Она подумала, покусала губы…
— Алешенька, тятенька никогда не согласится.
— Это еще почему?
— Ну-у… ты наследник…
— А он царем в походы ходил, это как?
Никак. На отца Софье было начихать, хоть бы его и ядром снесло. А вот на брата, в которого столько всего вложено — нет. Но не говорить же это вслух?
— Алеша, надобно поговорить с отцом. А уж потом решать, кто, что и как…
— Но идти на помощь Михайле — надо.
— Обязательно.
— Воюют не числом, воюют умением и ловушками, — огрызнулась Софья. Где ты, Суворов Александр Васильевич?
Алексей прищурился.
— Сонь, а ты умением поделишься? Я ведь знаю, чем вы на полигоне занимаетесь.
Иван Морозов смотрел выжидательно. Софья вздохнула.
— Ребята, а вы понимаете, что турок надо будет разбить основательно? Потому что если вы их просто отбросите — они потом на нас пойдут. Или еще куда. Кепрюлю — визирь хваткий, да и Мехмеду, видать, захотелось поиграть в солдатики. Вот ежели турецкие потери превысят пятьдесят тысяч — это будет правильно. А то потом они и к нам нагрянут, очень даже запросто. Им чего, они с Венецией разобрались, можно и по сторонам поглядеть? А у нас и секретов не будет…
— Как это — не будет?
— Ванечка, а сколько мы сможем сохранить такое новшество в секрете?
— Да сколь угодно, — пожал плечами Ваня Морозов. — Лет десять — так точно. Кто знает все тонкости?
— Я, Глаубер, Ньютон, Федя, Сенька и Петька, из наших ребят. Все.
— И что мы — шесть человек не убережем?
Софья задумалась. С одной стороны — рассекречивать такую новинку, как взрывчатка, ей очень не хотелось. С другой — ежели с братом что случится из-за ее осторожности, она себе век не простит.
— И оружие у нас плохое…
Но это было уже скорее согласие. Алексей поднялся, потянулся…
— Сонь, поеду я в Москву, поговорю с отцом.
— Утра дождись, вместе поедем…
Ванечка кивнул. Кто бы спорил, втроем поедут.
* * *
Идею о помощи зятю, Алексей Михайлович и сам рассматривал. А вот отправить на войну любимого сына?
Уууу….
Это, простите, не то. Мы так не договаривались.
Но Алексей стоял насмерть. Ему НАДО быть там. И не просто потому, что погулять захотелось, это он и на Урал прогуляется, ежели что. Нет, причины были более веские.
Первая — сестрица Марфа. Увидеться, проверить — не обижает ли кто.
Вторая — дружеские отношения с Речью Посполитой. Одно войско — это не то. А вот ежели царевич его на помощь приведет, уже иначе расцениваться будет, мигом сейм заткнется.
Третья — Ян Собесский. Активный и перспективный. Ежели ему придется делить власть в войске с молодым царевичем — его авторитет по-любому будет не так высок. Пропаганда, знаете ли.
Четвертая — авторитет царевича на Руси. Сейчас он хоть и высок, да все ж не то… не нюхал он пороху…
Алексей Михайлович упирался долго. Но потом-таки махнул рукой.
Хочет сынок?
Проще согласиться. Да и то сказать — чего ему всю жизнь сидеть за отцовской спиной? Надобно сокола отпускать на волю. А что боязно… а кому не боязно-то? Доля отцовская такая, за детей бояться…
Софья все это время работала. А еще работали все, кто был связан с оружием, потому что хотя бы личную охрану царевича стоило вооружить чем надо, а не чем попало. Ладно-ладно, разумеется, личная охрана получала самое лучшее оружие, вот только понятие о лучшем у них совершенно не совпадало.
Да и об охране тоже.
По определению считалось, что царевичи в атаки не ходят, следовательно, Алексей Алексеевич будет только в тылу. А значит надо не столько его защищать, сколько поражать окружающих богатством и знатностью. Ладно, еще — лучших лошадей. Это и роскошь и необходимость. А в остальном…
Кирасы и кольчуги должны быть парадные, оружие — богато изукрашенное, а кафтаны — богатые. Софья посмотрела на это дело, вздохнула — и позвала к себе Патрика Гордона.
Результатом ее действия явилось соединенное шотландско-казачье подразделение, в обязанности которого и вменялась охрана наследника. Небольшое такое, всего сто двадцать человек.
Разумеется, об этом никому не сообщали — к чему?
Пусть Алексей Михайлович формирует свою стрелецкую охрану, пусть приставляет бояр… Софья отлично знала брата.
Не пройдет и пары недель похода, как он все перемешает по-своему. И при этом никто не будет обижен. Как-то ему это удавалось… впрочем, Софья еще в той жизни поражалась обаятельным ребятам, которые делали что хотели, резали правду-матку в глаза и без ножа — и ведь все им сходило с рук.
Ей — нет.
Наверное потому, что она всегда была чертовски серьезна.
А вот они жили легко, словно танцующие эльфы. И что удивительно — жили долго и счастливо.
Софья вздохнула. Было, было это у ее братика. Очарование истинного политика. Что ж, в кои-то веки досталось тому, кому надобно.
Выступать надо было уже через два дня. Софья еще раз побежала глазами по бумагам.
Итак. Казаки новым оружием обеспечены.
Саперное подразделение с ними отправлено.
Собственно, подразделения-то того — десять человек. Все — мальчишки, старше двадцати ни одного нет. Ну и пусть! Кто там говорил, что один мальчишка с фаустпатроном ценнее, чем сотни мудрецов, предсказывающих гибель империи?
Софья откровенно не помнила, но надеялась, что ее не подведут. Это — на крайний случай.
Пушки.
Новые, недавно отлитые, всего-то десяток, но зато дальнобойные и невероятно мощные по этому времени. Опробовать.
В горячке боя вряд ли кто-то заметит новинку.
Пищали.
Вооружить все новое соединение нарезным оружием не вышло. А что вы хотите, когда все точилось пока еще вручную? Не придумали пока таких станков… вообще станков особо не придумали! Так что пищали достались казакам, а пушки — шотландцам. Не боялась ли Софья промышленного шпионажа?
Боялась. Еще как.
С другой стороны — важно еще и чем начинять снаряды, да и порох у них подшаманенный… Нельзя опираться на то, что может быть похищено и путем простого разбора — копирования воссоздано в другом месте. Оружие можно. А вот порох…
Нет тут пока грамотной аналитической химии, нету! И микроскопов нет.
Софья коснулась лба рукой.
М-да. Поспать немного? Можно прямо здесь…
Дверь скрипнула.
— Ваня?
Иван Морозов смотрел на девочку за столом какими-то странными глазами. Но Софья этого не заметила, как и обычно.
— Ванечка, что случилось?
— Да вот, попрощаться зашел…
Софья улыбнулась, вышла из-за стола и устроилась в удобном кресле. Кивнула другу на соседнее.
— Посидишь со мной? Хотя бы чуть-чуть?
Ваня устроился на соседнем кресле. Потом придвинул его поближе. Вгляделся в девочку.
Почти девушка. Четырнадцатый год уже. Хотя по Софье этого не скажешь. Другие к этому возрасту округляются как-то, девушки под сарафан несколько рубах надевают, чтобы смотреться старше, а она — как девчонка. Темные волосы заплетены в недлинную косу, темные глаза смотрят серьезно и устало.
— У меня почти все готово. Ванечка, берегите себя, ладно?
Иван пожал плечами. Потом протянул руку, несмело взял маленькую ладошку Софьи в свои.
— Обещаю. Я все сделаю, чтобы Алеша вернулся живой и здоровый.
— Оба вернитесь.
Чуть дрогнули тонкие пальцы. Софья смотрела прямо, она не кокетничала, она была уверена в том, что говорила. И его жизнь была так же важна для царевны, как и жизнь ее брата.
— Обещаю. А ты нас будешь ждать?
— Очень.
Темные глаза встречаются с голубыми. Ваня улыбается, Софья смотрит грустно и серьезно. И никого не нужно, кроме этой серьезной девчушки с ее задумчивым нежным личиком.
Не был Иван Морозов неопытным юношей, было у него уже все, что может быть с женщиной, чай, двадцать один год уже отсчитал, и все же Софья оставалась для него… загадкой?
Тайной?
Чем-то трепетным и нежным?
Он и сам никогда не знал. Просто понимал, что без этой девушки его жизнь,