не ушел.
— примерно человек пятнадцать было ранено, некоторые серьезно.
В убытки Лейс отнес и свою рану на плече. Достаточно неприятную, но не смертельную. Просто придется поберечь левое плечо какое-то время.
А так — обошлись малой кровью.
Вирмане вообще были довольны и счастливы. Они хотя и были наняты за определенную сумму, но все догадывались, что графиня на премиальные не поскупится. Что-что, а жлобства за Лилиан Иртон замечено не было.
А погибшие….
А кто сказал, что ремесло пирата полно радостей?
Вирмане привыкли терять своих. И сейчас не думали о потерях.
Погибшие — погибли с честью и пируют в чертогах богов.
Живым — живое. То есть пересчитать, подогнать и подбить хвосты.
А думать о добыче было всяко приятнее.
Лейса перехватил измазанный своей и чужой кровью Эрик. Ночью чей-то нож пришелся ему по ноге, и теперь вирманин прихрамывал. Но голубые глаза горели задором, а белые зубы ухмылялись.
— Как дела?
— Подсчитываем прибыли, — усмехнулся Лейс. — Вы корабли отведете?
— отведем. Где Лейф застрял?
— Полагаю, он еще не знает.
— А, ладно. Справились — и хорошо. Я потерял троих, восемь ранено. А ты?
— Моих трое наповал, один вряд ли доживет, ну и с десяток крестьян легло. когда они пытались вырваться. Раненных пока не считал. Всех повязали?
— Обижаешь, — Эрик явно был в отличном настроении.
***
Хельке молился. Крист был с ним, но Трост — где-то там. И старый эввир молил богов только об одном. Пусть его племянник уцелеет.
Пусть с ним все будет в порядке.
Пусть только обойдет его беда…
Рядом так же молился Крист. Но они ничего не могли сделать.
Самая страшная пытка — неизвестность.
***
Повязанные пираты выглядели жалко и тоскливо.
Джим погиб, так что нему повезло. Иначе свои бы за подставу задавили. Дик остался жив, но лишился уха и куска скальпа. И теперь выглядел весьма несчастным.
Остальные пираты были не лучше.
Трупы вирмане стаскивать не стали. Освободили пяток тех, что поцелее — и заставили работать. Сами сидели и приглядывали.
Выполз Трост, увидел несколько весьма живописных покойников — с разбитыми головами и распоротыми животами — и позеленел как молодая елочка. Отошел в кусты — и оттуда послышались весьма характерные звуки. Двое оказавшихся рядом вирман понимающе переглянулись. Куда деваться… всех когда-то рвало.
А вот громкий мальчишеский крик был уже не нормой. И вирмане бросились туда. Но не успели.
Никто бы не успел.
***
Билли Ром, лежал в кустах и откровенно дрожал за свою шкуру. Хотя нет…
Дрожал — не то слово.
Скорее чувства были сложной смесью страха, злобы и ненависти. На вирман, судьбу, капитана, себя….
Билли не сильно досталось по голове в схватке, но бровь рассекло и лицо залило кровью. Так что сознание он потерял и свалился в кусты. Тут бы и уползти, но… бессознательной тушкой не поползаешь. А когда пришел в себя, было поздно убегать.
Вся стоянка была захвачена вирманами и какими-то непонятными типами… Билли опознал кое-кого из своих — кто-то валялся дохлым, а остальные были повязаны по рукам и ногам — не вырвешься и бдительно охранялись…
Можно бы уползти — но куда? Партизанить пират не привык. И потом, рядом стояли вирмане и что-то обсуждали.
А шуметь, чтобы добили?
Увольте…
Билли лежал и ожидал.
Пока в кусты не ввалился сопляк, который вечером пришел к капитану. Взглянул на Билла — и его вывернуло прямо в лицо пирату.
Что пронеслось в голове у Билла?
С одной стороны — спрятаться уже не удастся.
Убежать? Не получится. Догонят.
И всколыхнулась ярость.
Убить мерзавца!!!
Хотя бы одному — но отомстить!!!
Нож словно сам собой скользнул в руку.
***
Троста спасла совокупность обстоятельств. Во-первых, он влетел в кусты и согнулся в три погибели. Так что точно ударить было невозможно.
Билли все еще был слегка неадекватен после удара по голове. Не говоря уж о том, что первый приступ троста пришелся очень «удачно», над его лицом. Так что обзора попросту не было, пришлось бить на звук. И нож, вместо того, чтобы войти под ребро мальчишке — сильно распорол ему бок.
Второй удар был бы добивающим. Но в кусты ворвались вирмане.
Проблемы Билли закончились раз и навсегда с ударом топора.
Троста же подхватили и потащили на полянку. Присвистнули. Остановили кровотечение.
И поместили на самодельные носилки.
Парень, можно сказать, родился в рубашке. Да, кровотечение. Будет шрам, возможен перелом ребер, но могло быть намного хуже.
— Жив? — подошел Эрик.
— Жить будет. Еще как. Но лучше к лекарю.
— С нами этот, графский травник…
— Этого мало. Он уже распорядился готовить носилки, говорит, что в Иртоне будет лучше…
— Интересно, чем?
— Там этот, восточный целитель. Да и сама графиня, говорят, кое-что смыслит в этом деле
Эрик пожал плечами.
— Ладно. Сейчас этих соберем, чтобы перегонять удобнее было… на них и носилки погрузим.
— На корабль не будем?
— Вот еще, — возник рядом Лейс. — Пират на корабле — к несчастью.
Трост слышал все, как сквозь вату. Болело тело, болела рана, а еще было страшно умереть.
Больше мальчику воевать не хотелось.
***
Лилиан Иртон провела бессонную ночь.
Мягко говоря.
Она заперлась с Тахиром, пригласила для компании Мири и разрешила Марте носить им холодную воду — пить и умываться.
И принялась за обучение старого лекаря.
Джейми кое-что уже умел — по дороге в Иртон Лиля им немного занималась. Тахир кое-что знал. Но вот так, серьезно, про дезинфекцию, про разные виды швов, про узлы, про хирургические иглы и дренажи…
Тахир только хватался за голову, каждые пять минут повторяя ‘Лиля-джан, ради этого и умереть стоило…’.
Сначала он попытался расспросить — откуда такие знания. Но Лиля только развела руками.
— Тахир-джан, меня этому тоже учили, как вы понимаете…
Еще бы он не понимал.
Серьезную научную школу и крепкую базу способен распознать каждый ученый. И плевать тут на века и время. Хоть двадцатый век Н.Э., хоть двадцатый век до Н.Э. А Тахир Джиаман дин Дашшар был ученым. С большой буквы.
— но где могли научить ТАКОМУ?
— Это не моя тайна, Тахир-джан…
— Но…
— И я обещала ее хранить. Прошу — не требуйте с меня большего, чем я могу дать. Достаточно и того, что ммне разрешили поделиться этими знаниями и брать учеников.
Взгляд Лили был непреклонен. И мужчина сдался. И перенимал опыт, понимая, что учеба будет, а разъяснений не последует, как ни спрашивай.
Миранда лезла под руки и спрашивала, что и где.
Лиля унимала ее и объясняла, что девочке это всегда пригодится. Времена у нас тяжелые, мужья ездят всюду, кто знает, где им прилетит по черепу, так что учись, дитё. Умнее будешь.
*** Ганц Тримейн обходил стены замка и осматривал свое ополчение. Вояки были те еще, но при закрытых воротах — сойдут. Пиратов внутрь приглашать никто не собирался. А проверить, что и как — это он мог.
И тревожиться.
Зря он не поднялся сюда на военном корабле. Надо было приказать…
Королевский представитель — вообще та еще должность. С одной стороны у тебя есть власть. С другой стороны — тебе надо лавировать между Властью и властью.
Высшая Власть — король. Но и на местах есть его представители, которым не нравится, когда в их дела лезут. Поэтому как правило чиновники вроде Ганца — одиноки. У них нет семьи, им некогда заниматься землями, да и земля делает их слишком зависимыми — о поместье надо заботиться, надо присматривать, нанимать управляющего… короче — это не выход.
Поэтому король нанимал представителями безземельных дворян. Платил им бешеные деньги, осыпал привилегиями — при дворе шевалье мог на равных держаться даже с иными графами. Понятно, соблюдая разумную осторожность.
Но и спрашивалось с него.
Первое же подозрение на нечестность. Первая же оплошность. Нет, король тебя не уничтожит. Но статуса ты лишишься. А там… скольких ты допрашивал? О скольком ты выяснил?
Иные секреты опасны. Тебя уничтожат те, кому ты оттоптал мозоли. Или их семьи.
На выбор.
Лишившись своего статуса — ты проживешь не более месяца. Да и не уходят с этой службы просто так. Обычно — вперед ногами. Но люди идут. Слишком хорошо оплачивается служба. Не только тебе. Но и твоей семье. Угодий прирежут, выгодный брак сестре или брату устроят — о своих короли Ативерны заботятся. И Эдоард не исключение. Но — вот такая оплата.
Поэтому Ганц стоял весьма обособленно.
С королевскими представителями все обращались, как с драгоценностями. Не дай Альдонай царапнуть, бросить, потерять из вида….
С этой стороны поведение Лилиан Иртон тоже было странным. Она спокойно смотрела на Ганца, улыбалась, дружелюбно разговаривала — она совершенно не боялась. Не чувствовала опасность? Не ждала от него угрозы?
Ей просто нечего было бояться?
Ганц не знал. Собственно, Лилиан Иртон была непонятной. Она со всеми разговаривала дружелюбно, всем улыбалась, не повышала голоса, кроме некоторых случаев, но ее распоряжения выполнялись быстро и качественно.
Тихая-тихая, но выпороть на конюшне или выгнать — запросто.
И сейчас…
Когда ей сообщили про пиратов — он видел, что ей было страшно. Но она взяла себя в руки. И сейчас организует… как она это сказала?
Гос… хос… таль?
Неважно. Важно другое.
Единственное, что могла сделать графиня — позаботиться о раненных. Они к этому и готовится. И — как мог оценить Ганц, вполне грамотно. Где только научилась?
Ну да неважно.
Ганц прошелся по стене, дал пинка одному из новобранцев, выругал второго, приказывая не спать…
В замке кипела работа. Рвали ткани на бинты, кипятили в больших котлах, воняла какая-то непонятная установка у ювелира, которую запустила графиня и обозвала ‘противо… воспалительным’.
Ну да ладно. Будет время расспросить графиню об этих странностях.
И еще одна — в ту же копилку.
Ганц вспомнил про ткань — и появилась другая мысль.
А введь графиня практически ничего не получает. Если что и было, то не так много. Слуги сплетничают, что графиня продала всю свою одежду и украшения, только чтобы купить скот. А вот про подарки от графа — ни слова.
С одной стороны — он и не обязан.
С другой — это твоя жена. Она носит твоего ребенка.
Мог бы и позаботиться. Графиня любезно предоставила в распоряжение Ганца всю переписку, которую нашла в замке. И не было там ничего важного. Обращенного к жене — ничего. Словно Лиилиан Иртон и вообще не существовало, как одушевленного предмета. Да и в письмах ей…. Ни ласкового слова, ничего…
— Лэйр Ганц?
Графиня подошла практически бесшумно. Странно для женщины с ее весом. Но Ганц подметил, что Лилиан Иртон двигается иногда весьма по-разному. Иногда — как воин, иногда как весьма неуклюжий человек. Сейчас она двигалась медленно и плавно. И как весьма уставший человек.
— Ваше сиятельство, — склонился в поклоне Ганц. — Вы еще не спите?
Лиля была на таком взводе, что не уснула бы и после слоновьей дозы тазепама. Но говорить об этом не собиралась.
— тревожно…
— Вы тревожитесь напрасно… все будет хорошо…
Графиня ответила
