Лоб был горячий, пальцы — ледяные. Что у нас? Давление, температура, утомление?
А, плевать! Это все остальные могут идти по своим делам. А она тут главная. На ней еще Тримейн и Лейс. Посмотрим, что мужики ей скажут…
Послушаем отчеты.
***
Его Величество Эдоард Восьмой, милостью Альдоная правитель Ативерны, читал расшифровку письма Ганца Тримейна. Все письма голубиной почты проходили через руки королевского секретаря — человека мрачного, неболтливого и весьма умного. Так что Его Величество не ломал глаза над шифром скорописи, размером с муравья.
Ему на стол все попадало уже красиво переписанное и на хорошем пергаменте.
Вот только радовало это далеко не всегда.
‘Ваше величество!’ — писал Ганц Тримейн.
‘По Вашему поручению прибыв в Иртон вынужден задержаться. Управляющий воровал, замок в разрухе, дружина распущена, процветает работорговля, зимой Иртон может ожидать голод, при мне на Л. Иртон было совершено покушение, которое я вынужден расследовать. М. Иртон цела и здорова, обожает свою мачеху. Л. Иртон делает все, что исправить сложившуюся ситуацию, но нуждается в помощи.
Остаюсь искренне преданный Ваш слуга лэйр Ганц Тримейн’.
Его Величество потер лоб.
Потом затылок.
Пользы не прибавилось.
Ганц Тримейн был одним из лучших. И если уж он не смог разобраться в ситуации быстро — значит все не так просто, как в изложении Джеса.
М-да…
А как хорошо все выглядело.
Толстая дура, которая закатывает истерики потому и сидит в поместье круглый год.
Только вот…
Его Величество посмотрел на золотое перо в своей руке. На чернильницу.
Подарки Августа оказались неожиданно удобны. И Его Величество приказал секретарю озаботиться. Теперь гусиные перья исчезнут из его жизни. Хотя и непривычно. Но золотое перо удобнее. Гусиные каждый раз одинаково не очинишь, приходится приноравливаться, поворачивать в руке… с этим не так. Макнул в чернильницу, стряхнул избыток чернил — и пиши. Не затупится, не поломается… даже если и поломается — заказать новое дело минуты.
Да и чернильница — насколько ж удобнее!
Секретарь уже оценил и вовсю пел ей дифирамбы.
Когда приходится писать — поневоле чернильницу ставишь поближе. И рано или поздно то рукавом заденешь, то опрокинешь, то еще кто… всякое бывало. А пергамент — штука дорогая.
Сложно даже представить, что это придумала та самая ‘тупая колода’, которую так ругал Джерисон.
Эдоард еще раз вздохнул.
Джес и Лия.
Точнее Лия и Джес.
Его старшие дети от любимой женщины.
Дети перед которыми он всегда будет виноват. За что?
За то, что не подумал о последствиях.
Они с Джесси были молоды, они были влюблены, для них на небе всегда светило солнце. И они даже не думали, что у них будут дети… то есть думали, но как-то отстраненно. И реальность ударила исподтишка. Зло и резко.
Когда Джессимин первый раз сообщила ему о своей беременности — он дико обрадовался. Сначала.
А потом задумался.
Внебрачный ребенок был позором. Для юной девушки — тем более. После такого ей оставалась только одна дорога. Срочно замуж. Хоть за последнего нищего. В противном случае…она стояла бы на одной ступени со шлюхами и воровками. Так на нее бы и смотрели. Этого он для своей девочки допустить не мог.
Как же их тогда выручил Джайс!
Срочно женился, переговорил с женой… кстати, Алисия Иртон сейчас интересно где?
Ну да, состоит в свите принцесс. Вот ведь…
Стерва, сплетница, та еще гадюка, но… с него причитается. За их с Джесси спокойствие.
Алисия признала обоих детей своими. Но была и еще одна беда.
Если Джесси могла проводить с детьми… ну не слишком много, но хотя бы какое-то время, то у Эдоарда и того не было. Он видел детей раз в год — и чаще никак не получалось.
Не стоит забывать, у него была Имоджин, которая резко не одобряла встреч супруга с фавориткой, были законные дети, отец, государственные дела… тут и захочешь — время не выберешь.
Детей Имоджин, что Эдмона
Рика, Эдоард брал с собой на приемы, рассказывал, показывал, учил, как его когда-то отец, как сейчас учат маленьких принцесс… со старшим сыном он этого сделать не смог. Может, и зря. Но — выбора не было. И рос его ребенок кое-как…
Алисии до него не было дела, Джесси и ему — времени, Джайс… чего уж там, старый друг тоже был по уши занят. Государство — ноша тяжкая. Если кто-то хочет подставить плечо… тяжести хватит на всех.
И все же, все же…
Джес — умный талантливый мальчик. Ну как он мог не разглядеть такое в своей семье?
Нет, что-то тут нечисто.
Хорошо, что внучка цела и здорова и даже привязалась к мачехе. но что это за покушение?
Нет, надо все это тщательно расследовать.
Пусть этим займется Ганц. А он подождет доклада.
***
Август Брокленд посмотрел на Тариса Брока.
— Тарис, я тебя, наверное, опять отправлю путешествовать…
— Далеко?
— К Лилюшке.
— С чего такое страдание в голосе. Ты вроде о ней добром отзывался?
— Да не в том дело! Лилиан Иртон — чудесная женщина, замечательная хозяйка, умница, красавица… но добираться туда в сезон штормов?! Я с прошлого-то раза чуть живой!
Август фыркнул.
— Ладно. Сам понимаешь, дочку я без помощи и защиты не оставлю… — Да у нее там отряд вирман! — И что с того? Возьмешь почтовых голубей, я ей кое-что передам, все я понимаю, но кто захочет — доберется. Да и ты ей сможешь помочь… ты говорил, управляющего она выгнала? — Даже собраться не дала. В единый вечер выкинула за ворота. — Моя кровь… Тарис не спорил. Всем известно — для каждого отца все лучшее у ребенка от него, а все худшее от тещи… — Так вот. Я письмецо напишу, денежку передам, а ты останешься и поможешь ей управляться с Иртоном. Да и у короля надо получить приглашение — заодно передашь. — как скоро мне собираться? — Дней через десять. Тарис обреченно вздохнул. Но куда деваться… Август ухмыльнулся в бороду. — Да ладно… Доберешься до Альтвера, отпишешься мне, как там дела у дочурки. Ты говорил, что у него есть связь с Лилюшкой?
— Да, голубиная почта.
— Отлично. Передашь ему моих голубей — пусть дочка пишет почаще. И я ей заодно напишу. А из Альтвера уже и в Иртон.
Тарис печально вздохнул, понимая, что поездки не избежать.
***
Ганц Тримейн графиню порадовал.
— Ваше сиятельство, это работорговцы. Как я понял из допроса — они не первый раз сюда приходят.
— потому нам так легко и удалось их взять.
— ну да. Расслабились, не ждали подвоха…
Лиля кивнула.
Что есть, то есть. Практически все раны, которые она зашивала или перевязывала — поверхностные. Только парочка колотых.
Толкового сопротивления работорговцы оказать не успели. И жалеть их совершенно не тянет.
— Большую часть ваши люди перебили, но кое-кто важный остался. Ваше сиятельство, вы знали, что боцман на одном из кораблей имел родственника в Ручейке?
— я подозревала, что у них был сообщник, но не знала точно — кто. Кто-то из старост…
— Так чего бы проще. Взять всех и пытать, — пожал плечами Ганц. — Хотя это и сейчас не поздно. Ваше сиятельство, по утверждению этого сообщника…
— Эрк Грисмо?
— он самый. Так вот. По его утверждению, здесь на побережье есть пласт янтаря.
— Это хорошо.
— Очень. И разрабатывали они его долго и осторожно. Сами знаете, слезы моря дороги, так что сбывали понемногу — на жизнь хватало. И им и детям.
— а что потом изменилось?
— А вы приехали, ваше сиятельство. Появился управляющий, который узнал о маленьком бизнесе и его пришлось брать в долю. И Эдор с каждым днем становился все жаднее и жаднее. За что и поплатился в результате…
— Ну да. Я его выгнала. Хотя и рано…
— Очень рано. Вы не знали, ваше сиятельство, но Эдор хранил у себя сундучок с янтарем. Ну и часть денег… вы из него кое-что вытряхнули, как я понял?
Лиля вздохнула.
— Я же не знала об истинных масштабах. Но на вирман хватило. И на закупки тоже…
— вижу я, как вам хватило. Ни одна женщина не будет продавать свои одежды, не нуждаясь в деньгах. Не скромничайте, ваше сиятельство…
Лиля опустила глазки долу. А то ж! Само смирение и скромность!
А в душе пело ехидное ‘ДЕСЯТКА!!!’.
Она с радостью избавилась от розовых тряпок. Но если самый простой ее поступок расценили как жертву — значит, своей цели она достигла. И видит в ней Ганц страдающую одинокую женщину!
ЕСТЬ!!!
— Давайте лучше про управляющего, лэйр Ганц.
— а с управляющим все просто. Он влез в янтарные дела. И принялся давить. Так что семейство Грисмо…
— Семейство?
— Эрк и два его братца.
— Понятно.
— Так вот, ваше сиятельство, они решили, что с этим бизнесом пора заканчивать. Собирались выбрать побольше с пласта, завалить разработку — и уехать. Благо, на корабле был их родственник.
— Так я не поняла. Работорговцы…
— Они приплыли именно за рабами. Изначально. А янтарь оставался между братьями. Они не зарывались, утаить было несложно…
Лилю любопытство разбирало хуже чесотки — сколько ж стоит янтарь? Но приходилось молчать. А то спросишь так…
— Но пласт они еще не завалили?
— Хотели выгрести побольше. Не успели еще, госпожа графиня.
Лиля потерла нос.
— Отлично. Значит надо разрабатывать. Лэйр Ганц, посоветуйте, как это лучше организовать?
— С удовольствием ваше сиятельство. И посмотрю, и помогу советом, и задержусь у вас на какое-то время, все ж таки не разовый случай…
— Буду только рада и вашей помощи и вашему обществу, лэйр Ганц.
Ганц Тримейн улыбнулся.
Сколько он ни разговаривал с Лилиан Иртон — ни разу его не зацепила и тень высокомерия. Она просто обращалась с ним, как со старшим по возрасту, с тем, кто больше знает. И неважно что она — графиня, а он — шевалье. Часто, очень часто Ганц разговаривал с дворянами — и те были безукоризненно вежливы. А в глазах читалось ‘быдло…’.
Лилиан Иртон такого не допускала даже в мыслях.
Разговаривать с ней было приятно. И Лэйр Ганц от души наслаждался пребыванием в Иртоне. Конечно, сейчас он не бросит женщину в беде. Поможет все устроить, организовать и отправится к королю…
— Кстати, ваше сиятельство, если вы пожелаете передать письма Его Величеству, вашему супругу или вашему отцу — буду рад оказать вам эту услугу, когда отправлюсь обратно в столицу. Ну и конечно, захвачу налог с разработок…
Лиля улыбнулась как можно очаровательнее. Хотя и пребывала в растерянности.
Писать королю?
Супругу?
Ладно еще отцу. Но…
А, к черту! Что мы — не медики? Тут с больными иногда так извратишься — мастером дипломатии станешь. Найдем, что написать. Просто не за минуту. Так что…
— Благодарю, лэйр Ганц. Обязательно воспользуюсь вашим любезным предложением… а что вы будете делать с работорговцами?
— а что с ними делать? Закуем в трюме — и увезу с собой. Часть
