а сколько смысла!
Нет, покамест бодаться с османами ни к чему. Вот потом, позднее… Может быть, даже его дети, ежели это не сильно разорит страну. А сейчас — обезопасить себя от удара в спину — и смотреть в Сибирь. Опять же, Балтика…
Слишком многое нужно сделать, чтобы можно было тратить время на войны. А потому царевич сидел и писал письмо. И даже не думал о том, что скажет отец.
Победителей не судят. А победа должна быть окончательной. То есть такой, чтобы не тянулась война на двадцать лет. Вот как его отец с поляками разбирался — это ж не война, а волынка! Сколько времени, нервов, сил, жизней, да и денег тоже! И что — окупилось?!
Ни чуточки!
Он не должен повторять ошибки своего отца.
* * *
Письмо, в котором сообщалось, что Алексей Михайлович умер, отправилось по следам войска русского. Крым хоть и большой, да все ж войско не иголка, найти царевича можно. И ездить там сейчас уже не так опасно — проредили татарскую саранчу…
Так что Ромодановский снарядил отряд из двух десятков человек, приложив и свое письмо о том, что под стенами Азова случилось. Найдут царевича, никуда не денутся. А Воина Афанасьевича отпустил домой.
Когда мужчина узнал, что его отец при смерти — его бы и цепи не удержали. Хоть успеть, хоть попрощаться… сколько ж батюшка из-за его юной дури претерпел!
Ромодановский, также будучи в курсе, теперь оставался в Азове и ждал царевича. Впрочем, теперь он был куда как спокойнее за свое будущее. Все-таки Алексей Михайлович — человек своеобразный. А Алексей Алексеевич куда как лучше.
Самое тяжкое время — смену власти Ромодановский готовился принять, как должное. Ему ничего не угрожало, может, даже еще и наградят, а там — как Бог даст.
Время шло.
* * *
— Государыня, ваше приказание выполнено.
Васька тянулся в струночку перед царевной Софьей, краешком глаза поглядывая на стоящую рядом Раду.
— Вильгельм Оранский мертв?
— Когда мы уезжали, как раз порт закрыли. Траур объявили.
Софья кивнула:
— Подробности? Да вы садитесь, кофе себе налейте, фрукты вон… или чего другого приказать?
— Молочка бы, государыня? — Ничего страшного в своей просьбе Васька не видел. — Вроде бы и вкусное молочко на чужбине, а все ж не то. Мы как приехали, государыня, Рада в гостинице поселилась, а я по городу принялся ходить. Вильгельм — тут повезло мне — лишь по паре улиц и ездил. Вскорости я там дом нашел, комнатенку малую в нем снял, посмотрел, как уйти можно — все, как учили меня, так и сделал. И… оставалось только рычаг спустить.
Софья кивнула:
— На русских точно подозрений не пало ли?
— Нет, государыня. Я на том месте обрывок кружева французского оставил: да еще мелочь какую, словно бы из кармана та высыпалась. А слуги скажут, что в той комнате католический монах жил.
— Даже так?
Васька кивнул:
— Под рясой-то фигура куда как лучше прячется. Вот я и… стянул штучку с монастырского двора. Креститься по-католически дело нехитрое, молитвы на латыни бормотать, особливо когда в замочную скважину подглядывают, тоже. Вот и вышло, что жил в комнатке какой-то мутноватый француз. Даже не жил, так, появлялся.
Соответственно когда узнают…
— Французов будут бить, — усмехнулась Рада, — я тоже не сидела сложа руки, я слухи распускала, где могла.
— Посмотрим. Дождемся вестей, — кивнула Софья, — а вы двое — молодцы. И награда по делам будет.
Ребята и не сомневались, что их не обидят. А Софья планировала наградить их сейчас — не чрезмерно, чтобы не почивали на лаврах, — и использовать и дальше. Сработались ведь!
Так что мальчишке — домик в Дьяково, девчушке — должность при царевне с окладом, и пусть еще поработают.
Вильгельма больше нет?
Вот и чудненько, вот и ладненько. Зато других «нехороших людей» хватает.
Бесчеловечно? Простите, но ассасины — это не ее изобретение, это до нее постарались. Так что… идите вы со своей моралью — в церковь. А Софью сейчас интересовало, как бы подтолкнуть весы в свою сторону.
Ведь она не для себя старается, а для своей страны. Так что обвиняйте, обсуждайте… собаки лают — караван идет.
* * *
Сулейман, милостью Аллаха наместник пророка на земле, султан Османской империи, молился. А что ему еще оставалось делать?
Да, можно вытащить из башни младшего брата свергнутого султана, но вот ведь беда! Ума, решительности, напористости ты в него не вложишь! Королей не просто рожают, их воспитывают.
Будь на дворе мирное время, Сулейман бы, возможно, и справился. Но Кипр полыхал, Австрия кусала за все места, до которых могла добраться, зашевелилась Венгрия, а к тому же русские вторглись в Крым и взяли Перекоп.
А ведь вассалы, как ни крути.
С другой стороны… толку ли ему в тех татарах? В войне от них пользы нет, в мире… да тоже не особенно! И вообще ему янычар с лихвой хватает! С их требовательностью, раздерганностью и манерой менять султанов. Еще и крымчаков тут…
Пришедшее от русского царевича письмо тоже не порадовало.
С одной стороны… как бы да. Крымчаки его изрядно должны были разозлить. Как человек неглупый и справедливый, Сулейман понимал, что от постоянных набегов кто хочешь озвереет. Сам давно бы… сколько ж можно тигра за хвост дергать? С другой стороны… часть-то крепостей была его! Турецкая!
Хоть бы и та же Керчь!
С другой стороны, Алексей Алексеевич предлагал хорошее возмещение деньгами либо землями, готов был вернуть нажитое, не возражал против торговли, да и то сказать — татары от него страдали жестоко. А вот турок он старался не трогать. Ежели кто и погибал, то только по своей глупости.
А воевать не хотелось.
Выражаясь современным языком, а за кого подписываться-то? За татар, кои сами себе на уме? На которых положиться толком нельзя?
Шуму и гаму от них много, а толку мало. Не конница, а утробище, только массу создавать и годится, а из любого боя они доблестно первыми сбегут.
К тому же — Крым.
Воевать там откровенно неудобно. Пытались уже, и не раз. Далеко, холодно, а уж о том, чтобы на Русь пойти, Сулейман думал с содроганием.
Войско — и достаточное, надо будет перевезти, высадить, снабжать, а ему предстоит маршировать по степи, которую весьма оперативно зачищают от татар. Помощи ждать не придется, зато налетов — сколь угодно… Сулейман отлично понимал, что русичи постараются его еще и не пустить на родную землю.
Идти через Польшу, как пытался Мехмед?
Вот он и попытался, только результаты не радовали.
Проблем от этой войны предвиделось намного больше, чем удовольствия. А тут еще Священная Римская Империя, тут еще Франция, которая вроде и не враг, а все не так, тут англичане, которые с удовольствием топят их корабли…
Война была решительно невыгодна. Но и спускать такую наглость?
И Сулейман взялся за письмо, втайне надеясь, что выход найдется. Такой, чтобы ему не пришлось поднимать войско и направляться в сторону, которая уже стоила трона и головы его брату.
* * *
— Посольские грамоты от шаха Сулеймана Сефи? Как интересно…
Софья повертела бумаги в тонких пальцах. Про Сулеймана Сефи она ничего хорошего сказать не могла. Если его отец, Аббас II, был приличным человеком, то про сына такого сказать было нельзя. С отцом и воевали и торговали. Сыну, кроме Корана и гарема, отродясь ничего нужно не было.
И тут вдруг — письмо?
Шелком-то они торгуют, да и не только им, но тут уж скорее по инерции. А что может быть нужно от нее послу?
Аббас Сефи? В смысле… из рода Сефевидов?! Младший брат?
— Что ты хочешь сказать, Ибрагим?
Грек чуть усмехнулся:
— Известно, что я твое доверенное лицо, государыня. А потому ко мне пришел человек…
— И?
— Аббас Сефевид желает встречи с тобой. Лично.
— И тайно. — Софья могла бы и не уточнять, карие глаза грека чуть блеснули. — Надеюсь, ты не остался без премии за этот разговор?
— Никак нет, государыня.
— Ладно. Но почему вдруг встреча — со мной? Вряд ли он высоко ставит женщину?
— О нет, государыня. Он знает, что ты имеешь влияние. Как и его мать, сиятельная Накихат-ханум.
— Ага…
Мужчина и девушка молчали. Они понимали друг друга и без слов. Ибрагим знал, насколько влиятельна Софья — и часть информации, безусловно, стекла к персам и от него. Но наказан он за это не будет. Если уж на то пошло — у них вообще вон совет евнухов правит. И ничего, живут пока…
Только жить им не так уж и долго, при таком раскладе.
Шах болен, причем ладно бы чем наследным или заразным. Алкоголизмом! А с этой болячкой править не получится.
— Чего он хочет? Ты ведь догадываешься.
— Он может потревожить турок. Может помочь нам выиграть эту войну.
— Но?..
— Взамен он хочет власти.
— Чем мы должны будем ему помочь?
— Войско. Деньги. Возможно, что-то еще. Государыня?
Софья чуть наклонила голову:
Ибрагим склонился в поклоне. И позволил себе легкую улыбку:
— Они не ждут такой скорости. У них бы дело тянулось месяцами.
Ответом ему была не менее насмешливая гримаска:
— Знать надобно, кого покупать. И учти — налог на взятку у нас двадцать процентов. Сдашь в казну Школы.
Ибрагим низко поклонился царевне.
* * *
Алексею Алексеевичу спасла жизнь старая привычка, привитая еще Софьей и еще в Кремле. Никогда не есть и не пить ничего, не попробовав, не обнюхав, не проверив… а уж доверять кому-то? Последнее дело!
И — да. Нажираться на ночь — вредно. Потом сны плохие снятся.
А потому, обнаружив перед отходом ко сну у своей кровати поднос с восточными сладостями, царевич не запустил в них руку и не принялся жевать. Он просто отставил их на подоконник и принялся раздеваться.
Улегся, уснул — и отлично проспал всю ночь, чтобы утром обнаружить на подоконнике дохлую мышь.
Хоть и считалась кошка у мусульман священным животным, хоть и жили их во дворце Бахчисарая стада и ряды, а все одно — никакое кошачье войско не справлялось с воинством мышиным. Серые хвостатики пробирались в комнаты, тащили сладости, грызли… эта — догрызть не успела. Тут же и сдохла.
Алексей обеспокоился, ринулся на поиски Вани Морозова, но тот был жив-здоров. Сладости нашли и у него в покоях, но не отравленные, а вполне свежие и хорошие. Кстати — он их тоже не ел, беря пример с друга. Воспитывались-то оба в Дьяково.
Вывод был печален.
Алексея хотели отравить. А кто? За что?
Виновного так и не нашли. Хотели казнить поваров, но ограничились просто заменой и их, и слуг — и успокоились. Алексею и невдомек было, что благодарить надобно Симеона Полоцкого. Он ведь сказал своим людям добраться до царевича, а как?
На корабль
