Батюшка не одобрит. А у нас и так денег мало.
— Соня, а ежели ему помочь хоть чем?
Софья задумалась. Судя по всему, Вильгельм, который старше ее на семь лет, парень очень неглупый. Если сейчас, в двадцать три года, выдерживает войну…
— А что нам выгоднее? Если сейчас мы его поддержим, он станет королем Англии. Умный, серьезный….
— Англичане нам не враги…
— Но и не друзья. Они никому не друзья. А потому…
Софья прищурилась.
Кельн, говорите?
Мюнстер?
Франция?
А кто у нас голландский резидент? Ван Келлер? Хотя нет, его впутывать не надо. Любой человек желает блага своей стране. Соответственно при его помощи с Вильгельмом ничего не сделаешь. Наоборот. Ежели что узнает — тут же упредит. А узнает?
Может… А вот коли мы сейчас Франции поможем…
А Кельн с Мюнстером поддержать не надобно?
Таким образом мы решаем две проблемы. Устраняем будущего умного английского правителя — ни к чему островитянам такие пряники.
Получаем отток инженеров, архитекторов и прочих специалистов из Голландии. Кому ж охота оказаться в горниле гражданской войны?
Потренируем своих ребят в охоте на человека. Да, обучали в школе и такому. Хотя и одного-двух из сотни. Но такие специалисты нужны любому государству, а если у человека талант именно к этому делу — грех не воспользоваться.
Она не знала, способна ли она изменить историю, но почему бы не попытаться? Кстати, надо бы найти в Англии Монмута — и помочь хорошему человеку. Да и ирландцам чего хорошего сделать? Денег подкинуть али оружия?
Пусть на островке своими делами занимаются, ни к чему им на континент лезть.
А Вильгельм….
Конечно, его жалко! Кто б спорил! Но… всех не пережалеешь.
На лице Софьи расплылась коварная улыбка:
— Алешенька, милый, не написать ли нам французскому королю? Ни к чему нам Вильгельму помогать, ой ни к чему…
Второй пункт плана она и Алексею не сообщила. О нем будут знать двое — она и исполнитель.
* * *
Михайло Корибут смотрел на сына, лежащего в вызолоченной колыбели.
— Ничего, вырастет — в папу будет.
— Скорее бы…
Марфа ответила улыбкой:
— А папа ему обязательно оставит сильную державу.
— Все для этого сделает!
— Турок уже прогнали, теперь добить их…
— И добьем! Скоро уже войско в поход двинется.
— Милый, а сколько мы посылаем с Собесским?
— Пятнадцать тысяч человек. И восемьдесят пушек.
Михайло вздохнул. Мало, конечно. Но ведь и поляки войнами ослаблены. А еще Леопольд пишет. И его понять можно. Коли Турция на русичей отвлечется, так для него самое сладкое время настанет. А все ж таки…
Русские Михайле на помощь пришли, а с Леопольда что? Предложение дружбы?
Маловато будет!
Пусть что-нибудь еще предложит, тогда и поговорим.
Марфа поняла состояние мужа. Чуть вздохнула, склонила головку к нему на плечо.
— Собесский — полководец от Бога.
— Вот и пусть в Крыму доказывает. Благо граница рядом, пусть геройствует. А вот жену его я на это время на Русь отошлю.
Марфа опустила ресницы, скрывая злой блеск глаз. К чему было отправлять Марию так далеко? А куда?
Отправлять ее в Европу, откуда эта гадюка переберется во Францию? Где так легко плести интриги?
Нет уж, увольте. С другой стороны, ежели сейчас с ней что случится в замке у Михайлы — кто окажется крайним?
Мария Собесская была для Вишневецких слишком драгоценным заложником. И в то же время… Если б кто-то захотел насмерть рассорить Яна и Михайлу — лучшего шанса век бы не представилось.
А потому…
Поедет гадюка на Русь, как миленькая. Вон, Иероним Лянцкоронский ее сопроводит.
А Ян…
Собесскому предстояло выкупать свою жену, рискуя сложить в Крыму голову. Русские собирались идти от Азова. Казаки — с Сечи. И через Сечь же пойдет Ян.
Михайло понимал, что ему там сейчас земель не достанется — неудобно расположено. Но…
И с татарами посчитаться стоило, и ежели сейчас этот кусок откусить… Допустим, эти земли получит Русь — все одно трофеев у татарвы на всех хватит. А что получит он?
А безопасность своей страны вдоль Днепра. Дружественную Сечь. А там — кто знает, что еще ухватить получится? Найдется им еще с кем повоевать… совместно с Алексеем Алексеевичем.
Сейчас Михайло — ему, потом молодой русский король поможет…
— Мария не сопротивляется?
— Пусть бы попробовала…
Михайло в очередной раз погладил жену по волосам и подумал, что ему сильно повезло. Красавица, умница…
Эх-х-х… как же Яна угораздило так вляпаться?
Его жена смотрела невинными глазами и думала о своем.
Как же Яна угораздило так вляпаться? Надобно помочь бедняге… Софье она уже отписала — и когда герои с победой вернутся на Русь, прославленного полководца обязательно будет поджидать подходящая дама…
Лишь бы вернулся живым.
Хотя тут — по-всякому неплохо.
* * *
Таня смотрела на небо.
Уже родное, любимое, православное! Домашнее темное и бархатное небушко с точками звездочек по черному фону. Кровать ее в приюте стояла около окна — и иногда Танюша просыпалась, смотрела на звезды…
Уже недолго здесь быть осталось. День или два…
Вот приедет Ефимушка…
Она и сама не думала, что судьбу свою найдет по дороге домой — ан нет! До Азова ее довезли честь по чести. И дети у нее на руках не умерли. Да и в Азове их разделять не стали. Попросили Таню приглядывать за малышами — и та согласилась. А потом, спустя дня четыре, погрузили их на корабль — и пошли вверх по Дону.
Таня на корабле за детьми ходила, ей качка нипочем была. А там Ока. И Белопесоцкий монастырь, где спешными темпами строились дома для тех, кто пожелает рядом поселиться. А что? Землицы дадут, к монастырю припишут — и живи себе спокойно.
Вот там она с Ефимом и познакомилась. Он лесом торговал, деревья поставлял на строительство… и приметил Таню.
Сначала словом перемолвились, потом Таня про судьбу свою рассказала, а там и Ефим пожалился.
У него о том году жена умерла, оставив трех детей малых. Конечно, его мать за ними смотрит, да все ж — не то. Вот и решил, что надо приглядеть новую супругу.
Не бедняк, не злой, прокормить супругу сможет, куском хлеба али платком новым не попрекнет… А что в плену была — так это не порок. От сумы да от тюрьмы…
К тому ж она себя сберегла, со всеми не ложилась, а один мужчина… Можно считать, что как замужем побывала. Да и не грешила она. По принуждению еще и не то сделаешь! Жить-то хотелось!
Вот и соединить бы два одиночества?
Таня подумала. Пригляделась…
И решила попросить царевну Ирину узнать подробнее о Ефиме. Даже не саму царевну, нет. Для таких дел при ней несколько девушек состояли. И предупреждали всех — не бросаться очертя голову. Люди-от — они разные бывают, дураков везде хватает. Вон, Настасью едва успели из петли вынуть.
Вспомнив, как царевна Ирина орала на священника, Таня аж поежилась. Ирину, свет Михайловну, тогда две девушки держали, а царевна надсаживалась — на версту слыхать было.
Тебя, недоумка, привезли, чтобы души людские утешать, а ты судить вздумал?! Праведным себя возомнил?! Христос блудницей не побрезговал, а ты, значит, выше всех себя поставил?! Да я патриарху отпишу! Ты свиньям на скотном дворе проповедовать будешь, скотина, пока из себя гордыню не выбьешь!!!
И хоть бы кто слово сказал.
Другие попы — те молчали, возражать и не думали, куда там! Мелькало у них что-то такое в глазах… а и то ж! Молодой, ретивый, дурачок еще… пусть сейчас получит, чем потом грех на душу возьмет, противоапостольский подвиг совершит, живую душу от Бога отвернет.
— Танечка, как здоровье?
Рядом на скамеечку присела одна из царевниных помощниц. Ксения. Таня поглядела чуть ли не с завистью. И как это ей удается?
Люди ведь все видят, в том числе и что девушки рядом с царевной иногда за весь день не присядут, то там крутятся, то здесь мелькают, то говорят, то записывают — а все ж Ксения свежа и бодра, словно жаворонок. Улыбается, глядит ласково.
— Бог милостив, все в порядке. Вот Настасью навестить хотела…
— А и сходи. Поговори с бедолажкой, глядишь, ей чуть полегче станет. — Темные глаза Ксении были безмятежными. — Пришла она в себя, плоха, конечно, но отойдет, Бог милостив. А мы приглядим, чтобы ее никто впредь не обидел.
— Ведь столько перенесла…
— В том-то и дело. — Ксения пожала плечами. — В плену многое можно было вынести — от врагов же! Там душа колючками ощетинивалась, ровно ежик. А здесь-то дома вы успокоились, расслабились — и вдруг сапогом, да в мягкое брюшко, да когда ждешь, что тебя погладят и утешат…
Таня поежилась. А и верно ведь… когда не ждешь предательства — оно больнее ранит.
— Ты не переживай за нее, царевна милостива. Не бросит девочку на произвол судьбы.
— Век Бога за царевну молить буду! — вырвалось у Тани. — Сколько уж она для нас сделала!
По лицу Ксении мелькнула тень, но так быстро, что ровно и не было ее.
— По просьбе твоей узнали мы про Ефима.
— Да?!
Таня встрепенулась, впилась в девушку глазами. А та смотрела дружелюбно.
— Таня, ты только не огорчайся… Знаешь, от чего у него жена умерла?
— Говорил он, что от родов…
— Верно. Только не сказал он иного. Что уже через пару недель после родов он супруге похотью своей дышать не давал.
— То есть?..
— Коли сдерживал бы он себя и не тешил беса — жива была б его жена. Сам он в могилу ее свел частыми родами. У детей разницы — девять-десять месяцев. Да и третьего… Его жена сестре говорила, что муж ей роздыху не дает, даже пока в тяжести она. Оттого и ребенок родился раньше срока, оттого и роды плохо пошли.
Таня и не подумала сомневаться:
— Это правда?
— К сожалению. Что делать — тебе решать, коли захочешь за него замуж — отговаривать тебя не будем, но лучше уж ты с открытыми глазами выбор делай.
— Я надеялась, что он меня любит.
Ксения пожала плечами:
— Любит ли — не знаю, но то, что ты век ему благодарна будешь, а пожаловаться и некому будет — так это точно.
Таня кивнула:
— Откажу я ему.
Не для того она столько пережила, чтобы из огня да в полымя угодить! Не для того!
Ксения ласково приобняла девушку за плечи.
— Не думай о плохом. Ты с детьми справляешься — лучше не надобно, место есть, никто тебя отсюда не погонит. Долго ли, коротко ли, но судьбу ты свою встретишь.
— Лишь бы мимо она не прошла.
— Поверь мне, судьба, она и в сточной канаве найдет.
Насчет канавы Таня не поняла, но поверила. Откажет она Ефиму — и пусть его. Придет еще ее суженый.
И невдомек ей было, что Ксения вспоминала о своей
