Да, уснуть не удастся. Но хотя бы полежать, чтобы не так болело…
* * *
Как ни спешил лэйр Ганц – но заглянуть к Алисии Иртон он время нашел.
Лиля была там. Сидела, разговаривала…
– …поехать на верфи. Почему нет? Папа будет рад.
– Ваше сиятельство?
– Лэйр Ганц!
Лиля почти взлетела с дивана, схватила друга за руки.
– Все в порядке?
– Я сейчас еду к Ивельенам. Ваше сиятельство, пообещайте мне дождаться меня здесь?
– Хорошо.
Серьезный взгляд, глаза в глаза.
– Обошлось?
– Пока не знаю. Но лучше промолчать…
– Я промолчу. Алисия?
– Расскажите часть правды.
Они молчат. Но иногда слова не требуются.
Лэйр Ганц уходит. И Алисия вопрошающе смотрит на Лилиан.
– Что случилось?
Лиля кратко пересказала историю с Ивельенамии. То есть она молчала про королевские родственные связи, да и про многое другое. Про догадки, письма…
Она просто сказала, что Ивельены строили заговор против короны. А Лиля попала побочным продуктом. Если ее убить – заговорщики получили бы деньги, а со времени и верфи…
Алисия покачала головой.
– Заговор? Альдонай, король будет просто убит…
– Главное, чтобы он потом не избавился от лэйра Ганца.
– Лилиан!
– Те, кто посвящается в государственные тайны – долго не живет.
– Лилиан, Эдоард – умный и милосердный государь…
– Мне хотелось бы так думать, – Лиля вздохнула. – Но пока я буду волноваться.
По своему опыту – она не верила в справедливость власть имущих.
Комната Алисии сделала бы честь самому строгому монаху. Узкая кровать, высокий шкаф, несколько сундуков… простые строгие драпировки, стол…
Когда Лиля спросила, почему свекровь так и не обжилась здесь – та только покачала головой.
Сейчас две женщины сидели и ждали. Не просто так Ганц попросил Лилиан отправиться во дворец. Вирман он забрал с собой. А обеспечить защиту графини своими силами…
Ребята Лейса могли. Но…
Мало ли что.
Мало ли кто…
Рисковать хозяйкой – а может уже и кем-то большим (другом, например?) – Ганц не собирался. Так что женщинам предстояло провести ночь в покоях Алисии. Вряд ли во дворце до них доберутся убийцы. Уж не в эту ночь точно. Потом – да. Есть опасения. А сейчас…
Средние века. Главная беда – медленное продвижение информации. На дворцовой голубятне Ганц оставил двоих вирман. Раньше утра ни одно сообщение до адресата не дойдет. А к утру все будет кончено.
Лиля знала о его планах. И сейчас сидела в кресле – и пила пустырник.
Горькая гадость. Но успокаивает ведь…
Алисия расхаживала по комнате.
– Я и сейчас не верю, что Амалия…
– Я бы тоже не поверила. Но что мы о ней знаем?
– Она моя…
– Дочь. А в остальном?
– Жена, мать… Питер ее обожает.
– А она – его?
Алисия задумалась.
– Вроде бы тоже…
– И как это проявляется?
– Что ты имеешь в виду, Лилиан?
Лиля вздохнула. Как тут объяснить…
Это просто как пелена счастья в воздухе.
Когда отец возвращается домой, а мать обязательно встречает его в коридоре и целует, и у него такие глаза…
А потом они поворачиваются к дочери, которая тоже выбежала в прихожую, – и улыбаются. И в воздухе словно разливаются теплые солнечные лучи.
И когда в доме вдыхаешь этот запах – и понимаешь, что здесь все счастливы. Можно облить квартиру Шанелью, но нельзя подделать это…
Счастье словно светлячки, плывущие в воздухе. И проявляется повсюду.
В жестах, улыбках, взглядах, прикосновениях… и вот у Ивельенов Лиля этого не видела.
Ингрид и Лейф – да! Три тысячи раз – да!
А вот с Питером и Амалией по мнению Лили было по-другому. Он – поклонялся. Она – принимала это. Но не более того.
Почему этого никто не замечал?
Ну, на людях все могло выглядеть и по-другому. Но Лиля-то попала в такой момент, когда все полезло наружу. А всерьез ее – можно хоть сто раз повторить это – никто не принимал. Хоть на что-то муженек сгодится.
– Я не видела у них счастья. Крепкий дом, любовь со стороны Питера, спокойствие – внешнее… Алисия, почему могло так получиться?
– Ты про Эдмона и Амалию?
– Да.
– Не знаю. Но вот то, что они держали свои отношения в тайне – спокойно. Эдмон ненавидел всех Иртонов. И наверное когда полюбил Амалию, сам себе не поверил.
– И что? Пришли бы к родителям, поговорили…
– К отцу, которого он терпеть не мог?
– Пришел бы к Джайсу…
Алисия задумалась.
– Лилиан, может быть, ты просто не понимаешь. Эдмон ненавидел Иртонов. Обратиться ко мне или к Джайсу для него тоже было нереально…
– А Амалия?
– А ты бы пришла к отцу с заявлением, что любишь мужчину, ждешь от него ребенка и хочешь за него замуж?
Вообще-то Аля Скороленок с таким заявлением и к президенту бы явилась. А вот Лилиан…
– Вряд ли…
– Он бы просто тебя убил.
– Надеюсь, что нет. Но…
– А мы бы вообще… выход только один – вытравить плод – и отправить Амалию в монастырь.
– Шикарно. Ладно, Алисия, мы сейчас можем гадать сколько угодно, но ответ знает только Амалия.
Алисия закатила глаза.
– Лилиан, а ты понимаешь, какой опасности ты себя подвергаешь?
– Какой опасности? – Лиля смотрела наивно.
– Ты теперь знаешь…
– О заговоре? Знаю. И что?
– То есть…
– Алисия, я собираюсь молчать. Ты – тоже. Лэйр Ганц никогда не признается, что рассказал нам. Больше никто ничего не узнает. А те, кто посмеют обсуждать короля… что, палачи в стране закончились?
Алисия рассмеялась.
– В чем-то ты права. Вот что делать с Ивельенами…
– Устроить им несчастный случай, – буркнула Лиля. – Есть варианты?
– А дети?
Лиля почесала нос. Вот это она не продумала. Дети…
– Не знаю. Определенно безопасна младшая девочка. Она не даст здорового потомства, вообще слишком долго не проживет.
– А старшие? Джес? Сэсси?
– Зависит от того, сколько им сказали родители…
Лиля вздохнула.
– Не знаю. Не хотела бы я быть на месте короля.
Никто не хотел бы… Эдоард и сам бы сейчас с кем-нибудь поменялся. Противно ныло в груди, болели виски, боль захватывала то плечо, то правую руку…
Не первый раз. Но… он сильный, он справится.
Эдоард лежал на кровати и смотрел в стену.
Очень хотелось ударить тревогу, поднять на ноги дворцовую стражу, перевести дворец на осадное положение…
А вот нельзя. Никак нельзя. Если сейчас начнется тревога – заговорщики либо удерут, либо ударят первыми. Нет, тут никак нельзя бить во все колокола. Лучший способ – это по-тихому взять Ивельенов, допросить в Стоунбаге – и решить по результатам допросов.
Лишившись основных претендентов, заговорщики невольно сцепятся. Никого достаточно знатного, чтобы претендовать на престол – там нет. То есть хотя бы дней десять времени они выиграют. А время сейчас самое главное.
А еще Ганц предлагал создать еще службу королевских ассасинов. И пожалуй, надо будет так поступить.
Есть вот человек. Казнить его нельзя. В живых оставлять опасно. Что же делать?
Либо несчастный случай, либо дуэль, либо… да что угодно! Но кто это может устроить?
Вот и завести специальных людей. Вырастить из части его мальчишек и девчонок… почему нет?
Подловато?
А вы подумайте, что иначе эти мальчики-девочки сдохли бы на улице. А так их ожидает работа на благо государства, хорошая зарплата и пенсион. А может – и титулы. Вот Ганцу точно надо барона дать за его работу. Заслужил.
Скажете – работа бесчеловечная? Убивать людей?
Тебя убьют, – а ты не злоумышляй против государства. Есть ведь люди, которых надо убить, без всякой оглядки на Альдоная. Просто – надо. Ибо если они живы останутся – крови прольется…
Есть такие…
Дочка, за что?!
* * *
Ночевать Лиля осталась у Алисии. Улеглась на вежливо предложенную жесткую кровать, укрылась плащом (одеяло было грязноватым), Нанук (не хотела, но пришлось взять собаку с собой) всей тушкой упал на ноги, отлично их согревая.
Она свое дело сделала. А воевать – это к мужчинам.
Пусть лэйр Ганц отдувается. Глядишь, бароном станет… хороший он мужик. Джесу бы его характер – жили бы душа в душу…
* * *
Ганц Тримейн и отдувался. За всех.
Вирмане, плюс королевский ордер делали чудеса.
Королевский ордер?
Золотая бляха, щедро украшенная самоцветами. Таких всего штуки три. Или четыре. И все хранятся у короля. Так что подделать их невозможно.
Но на время предъявления этой игрушки каждое слово Ганца становится словом короля.
Как если бы Его величество сам приказывал.
И Ганц пользовался от души. Не в своих интересах, нет. Всегда в интересах короны. Первым делом принявшись, с помощью вирман и людей Лейса, за дворцовую гвардию.
– Капитан, вы арестованы…
– Лэйр, вы арестованы…
Заговор надо было давить в зародыше. И чем скорее, тем лучше.
Все делалось без шума и пыли. Оглушить, связать, вставить кляп – и в карету. Закрытую. А там – довезут их вирмане до Стоунбага, ничего не случится. Написать письмо коменданту, пусть допросит подлецов как следует.
Написать письма нескольким своим… знакомым.
Королевские доверенные не то, чтобы дружат. Нет среди них такого. Но есть те, кому они доверяют чуть больше – и те, кому доверяют чуть меньше. Вот более доверенным Ганц и слал весточки. Чтобы на местах либо арестовали таких-то, либо организовали их убийство.
Безжалостно?
Он слишком много на себя берет?
Плевать на все!
Тут речь идет о язве, которую надо каленым железом выжигать. Как можно скорее, пока не прорвалась.
Летели птицы, мчались гонцы…
А Ганц тем временем отправился к Ивельенам.
Для любого заговора нужна голова. И если ее отсечь… нет, может быть и так, что найдется новая. А может и не быть.
В любом случае – их надо взять и поместить в Стоунбаг. А уж потом разбираться…
* * *
Амалия и Питер сидели у открытого окна. Близняшки устроили матери безумную ночь. Обычно детей отсылали в другое крыло, но Питер не мог расстаться с младенцами. А у них то ли колики приключились, то ли еще что… орали – вдохновенно. А по жаркой поре окна были открыты, и слышимость – идеальная. Питер, не вынеся детского крика, зашел к кормилице, потом к Амалии, да так у нее и остался.
Женщина смотрела в окно на звезды.
– О чем ты думаешь, родная?
Амалия словно не сразу его услышала. Но потом…
– О мести, Питер.
– Столько лет уже прошло…
– Сколько?! – синие глаза сверкнули гневом. – Сколько? У меня отняли любимого мужа, у детей – отца, у тебя – друга… разве можно тут говорить о давности?
Питер вздохнул.
– Нельзя.
Жену он любил. Но сильно подозревал, что она его не любит. Так, как Эдмона – нет.
Тогда Амалия горела. Сейчас же ему достались одни угли. Больно?
Может быть. Но Питер подозревал, что когда все будет кончено – она оживет. Станет такой как прежде. И даже сможет полюбить его. Пусть не так сильно. Его любви на двоих хватит.
– Скоро все будет кончено. И я вздохну спокойно.
