обертки к шоколаду!
Это – мужик. Есть в нем что-то такое… да и фигура на уровне. До Эрика не дотягивает, но мышцы вполне себе на уровне, так, навскидку – килограмм 100–110 в благородном графе было. Не хлюпик.
И можно понять девчонку. В такого влюбишься.
Это с одной стороны.
С другой же…
Наблюдаем у благородного графа прискорбное неумение разбираться в людях – иная хозяйка на кухне столько тараканов не разведет, сколько граф недоброжелателей развел.
Нежелание обрезать свои капризы.
Эгоизм и самоуверенность в обострении. И наплевательское отношение к женщинам.
Главное достоинство – он любит Миранду. Или – девочка его любит. Остальное – сплошные недостатки. Ну ладно. Еще пара – смазливая внешность и графский титул. Интересно, а вариант раздельного проживания у них тут – как?
Однозначно.
Только при паре детей…
Лиля загрустила окончательно. Нет, внешне она была невозмутима, она улыбалась и кивала знакомым, но внутри…
Хоть убивайте – графа ей НЕ ХОТЕЛОСЬ! Аллергия у нее на мужскую самоуверенность и эгоизм. Почесуха, крапивница и отек Квинке. Но как сделать так, чтобы граф сам отвязался? Или хотя бы соблюдал нейтралитет?
Как-никак, сейчас с ней ведут дела из-за ее титула. Даже если она разведется – статус уже не тот, для бизнеса вредно… Но и пускать супруга в свои дела?
Перетопчется… Жаба не подпишет!
Лиля нарушила молчание лишь на выходе.
– Я прибыла сюда верхом. Вы в карете?
– Нет. Но я полагаю, конь для меня найдется.
– Я попрошу одного из своих телохранителей…
– Телохранителей?
– После покушений мои люди не отпускают меня одну. Никуда.
Сказано было так просто, что стало ясно – это не пафос. Женщина абсолютно искренна.
– В королевской конюшне для меня конь всегда найдется.
– Тогда мы подождем вас на выезде, – Лилиан развернулась на каблуке.
Ее действительно ждали. Несколько вирман, один из них держал под уздцы роскошного аварца… эту породу Джес мог отличить сразу. Чистокровный, стоящий бешеных денег…
– Это – ваш?
– Знакомьтесь. Лидарх.
Конь, услышав свое имя, горделиво изогнул шею. Лиля потрепала его по роскошной гриве.
Джерисон кивнул.
– Он великолепен.
Правда смотрел мужчина больше не на коня, а на женщину.
Лилиан легко взлетела в седло.
– Мы ждем вас…
Прождать пришлось минут десять, прежде чем слуга привел Джерисону оседланного коня. Да и взлететь так же лихо в седло граф не смог. Рука пока еще мешала.
* * *
Родной дом встретил Джерисона тишиной и запахом пыли. А еще – поклонами дворецкого.
– Подай нам с госпожой графиней вина в библиотеку, – распорядился граф.
– Ваше сиятельство, – поклонился дворецкий.
Лиля чуть слышно фыркнула.
– По-моему он меня не узнал.
– Я бы тоже не узнал, – честно признался Джерисон.
Нет, если бы Лиля проявила хоть каплю агрессии, хоть малейшее желание поиздеваться, да хоть легкий намек – он бы взвился. Но Лиля обращалась с ним осторожно, как с гранатой с выдернутой чекой. А сам граф пока еще не отошел от потрясения.
Увы…
Красивым женщинам мужчины прощают и легче и больше, чем некрасивым. То, что не простилось бы «розовой корове» – легко было забыто при взгляде на очаровательную даму в темно-зеленом.
Иными словами – обе договаривающиеся стороны старались не нарушить равновесие. И пока им это удавалось.
Лилиан огляделась в библиотеке, уселась в кресло и посмотрела на супруга, предоставляя тому право первого слова.
Джерисон занял позицию в кресле напротив.
– Дорогая супруга…
От порога донесся звяк и грохот.
Дворецкий в полном шоке смотрел на очаровательную женщину. И кажется, не мог поверить, что ЭТО – Лилиан Иртон.
– Ты что – одурел?! – рявкнул Джерисон. – Живо все убрать! Шевелись, каналья!
Он бы ругался и дальше, не увидь в зеленых глазах смешливые искорки. И запнулся.
Лилиан поманила его пальцем, прося придвинуться поближе.
– Насколько же я изменилась… удивительно, что вы меня узнали…
Джерисон, не будь дурак, тут же нашелся с ответом.
– Вас я узнал бы даже в полной темноте.
Ага, не иначе – на ощупь. Уже НЕ узнал. И вообще…
Но иронизировала Лиля исключительно про себя. Вот такая грань. Лезвие бритвы.
Нельзя дать себя подмять. Но и давить не стоит.
А что делать? А вести переговоры. Все равно человек века 21-го… нет, мы не умнее. И не лучше. Но преимущество наше в том, что мы быстрее обрабатываем информацию и привыкли к ее громадному количеству. Отсюда и чудовищная для человека средних веков работоспособность. И активность – для нас-то все в норме. Хотя лень – она всегда лень.
– Вашего дворецкого удар не хватит?
– Выживет, – буркнул Джерисон. – Нашего дворецкого…
– Хорошо. Нашего. Хотя я здесь себя дома не чувствую…
– Вы здесь были так недолго…
– Полагаю, меня бы с таким же успехом и здесь бы отравили, – Лиля вздохнула. – И даже сочувствую вам. Я себя почти не помню – тогда. Все затмевал какой-то туман… даже страшно иногда становилось. А если я из него выплывала – тут же хотелось вернуться обратно.
Не будем давить. Но виноват – ты! Каз-зел!
– Моя вина, что вас травили…
А подтекстом: «Разумеется, ты меня простишь, дорогая… женщины на меня дольше двух минут не сердятся…».
– Вы не Альдонай, чтобы все предусмотреть.
– Но я должен был о вас позаботиться…
Рука Джерисона легла на ладонь Лилиан.
Женщина высвободила пальцы и поправила непослушный локон. Не отталкивание, нет. Но и сокращать дистанцию не дам.
– Так был составлен контракт. Да. Но теперь поздно об этом говорить.
– И почему же?
– Потому что прошлое – прошло. Вы живы, я жива, мы более-менее здоровы – говорю именно так. У вас ранена рука. Я страдаю от последствий выкидыша.
– Что-то серьезное?
– По словам докторусов, мне нельзя иметь детей еще пару лет, – Лиля пожала плечами. – Иначе я могу погибнуть вместе с ребенком.
Джерисон активно изобразил сочувствие.
– Что ж, пара лет – это немного…
Лиля пожала плечами. Немного? Для тебя это будет до-олго… блин, что ж я леди Вельс заложила?
Надо было разводиться, женить тебя на ней – тебе бы и корова раем показалась…
– Осталось определиться с нашими отношениями.
– Что с ними не так? Вы – моя жена, перед Альдонаем и людьми…
Вот пусть Альдонай тебе супружеский долг и исполняет. Перед людьми…
– У нас есть дочь. И скоро придется решать, за кого ее выдавать замуж. А что до наших отношений… а как вы их видите?
Судя по масляному взгляну, направленному на ее грудь – однозначно. И Лиля не сильно ошиблась. В мозгу благородного графа сотым шрифтом было прописано «ВСЕ БАБЫ – ТЕЛКИ». Со всеми вытекающими. А раз телки – их надо иметь. Но не слушать.
– Я буду вам плохой женой. Мне нельзя пока иметь детей. – Дойдет это до тебя – или нет?
– Это неважно. Рано или поздно докторусы разрешат рожать, – отмахнулся Джерисон.
– А до тех пор вы будете собирать любовниц?
Вот теперь вопрос был поставлен резко и жестко.
Зеленые глаза сверкнули яростными искрами.
– Не буду, – спокойно отозвался граф. – Незачем. Рядом с вами все остальные женщины кажутся страшными…
– А леди Вельс с этим согласилась бы? Она несколько раз покушалась на мою жизнь.
Лилиан встала из кресла и заходила по комнате.
– Я не виню вас за то, что было. Давайте признаем честно. Я нервничала перед свадьбой, я была сама на себя не похожа – в начале. А потом… потом все как-то закружилось. И вряд ли можно было посчитать привлекательной женщину, от которой оставалось только тело. Разум же… какой в дурмане разум? Но это было тогда. А что сейчас? Надо мной будут смеяться? Показывать пальцами – вот, это графиня, это граф, а это – его любовница?
– Успокойтесь, – Джерисон чуть ли не насильно усадил женщину в кресло. – Раз уж вы сами все понимаете… а сейчас – зачем мне любовница с такой красавицей дома?
Лиля насмешливо прищурилась.
– А красавица должна вытереть хрустальную слезинку и упасть к вам в объятия?
Ирония, звучащая в мелодичном голосе, даже удивила Джерисона. Нет, а что не так? Они женаты, он привлекателен, она привлекательна… ну и что время терять? {11}
– Почему бы и нет?
– А почему – да?
– Потому что вы, госпожа – моя жена.
– А вы об этом помнили, когда крутили любовь с другими женщинами?
В голосе Лили звучала такая обида, что Джерисон невольно усмехнулся про себя.
Женщины, все они женщины…
Готовы простить что угодно, кроме других баб.
– Других больше не будет.
Джерисон даже не сомневался в силе своего обаяния. А Лиля, начиная просекать характер своего супруга, даже и не думала давить. Она – страдала.
Она уже поняла, что малейшая попытка давления приведет к установлению отношений а-ля каменный век. Дубинкой по башке – и в кровать.
Туда не хотелось. Во всяком случае – пока.
Привлекателен все-таки, г…граф! Этого у него не отнять. Ну и что? Все равно еще побегаешь за своей же женой.
Господи, да о чем вы?
Если ее сейчас признает и Джерисон Иртон – все. Она прошла. Подозрений на ее счет не будет.
А вот если нет… а если графа бортануть – он точно поднимет волну… начнутся неприятные вопросы, подозрения, упреки…
Лиля отлично понимала, что сейчас она держится за счет своей пользы. И точка.
Король ее терпит потому, что она его лечит. Это первое.
И потому, что из ее мастеров со временем вырастет неплохой противовес гильдиям. И они это тоже постепенно осознают. Это раньше у Эдоарда не было альтернативы. А сейчас, когда он получил возможность подмять гильдии – чтобы он ей не воспользовался?
Да он ради такого и Мальдонаю потерпит. Не то, что Лилиан Иртон.
Но лишних подозрений плодить не след. А потому – очень осторожно.
– А сколько их было? Да при дворе мне каждая вторая вслед усмехается…
– Забудьте о них…
– Разве это легко?
Примерно такой содержательный разговор продолжался минут двадцать. Потом супруги таки сошлись на том, что надо, надо появляться при дворе почаще. И – вместе. Чтобы всем заткнуть рты.
Джерисон клятвенно обещал не волочиться за посторонними дамами. Лиля смотрела с недоверием, но разыгрывала нечто вроде Татьяны Лариной. «Онегин, я тогда моложе, я лучше, кажется была, я вас любила…» {12}
Признание в любви тоже прозвучало. И красочное описание Лилиных страданий, когда она пришла в себя. Ребенок потерян, замок развален, муж пошел по бабам… а я ведь любила, я страдала, как вы могли причинить мне такую боль?
И слезы, слезы ручьем.
Мужчины, не верьте в женские слезы. Если они не луковые, конечно. Любая женщина может плакать по заказу. Или это – переодетый мужчина.
И Джерисон расслабился.
Все укладывалось в схему. Слабая женщина, хрупкое создание, нервы, ревность… производство?
И что?
Ну не мог, никак не мог благородный граф воспринимать женщину всерьез – как реального хозяина.
Все