места злости и жадности.
Еще не семья, но нечто очень близкое. И мужчина прикоснулся самым краешком к этому теплу. Отогрелся. И захотел остаться.
Она накрыла своей рукой руку мужчины.
– Не надо. Я понимаю…
Взгляды встречаются. Одну короткую и в то же время безумно длинную минуту мужчина и женщина смотрят друг на друга.
И понимают – внутренним чутьем.
Он – воин. Разведчик. Шпион. Тайных дел мастер. Убийца и дознаватель на службе короны. В его прошлом крови по колено. И грязи – по шею.
Он сражался всю жизнь. За себя, за корону – и против всего мира.
Он устал. И ему нужно что-то для себя. Островок покоя и мира. И вот его мужчина станет защищать до последней капли крови.
Один, всегда один, кричи, не кричи, молись, не молись, бог забыл про тебя. И с каждым годом тяжесть на душе все страшнее.
Боже, прими меня, устало безверного, не с добром, не со злом, с тем что есть в душе моей…
Он уже давно не верит в Альдоная, его работа приучила мужчину к самой жуткой грязи. И именно поэтому он люто, даже себе не признаваясь, завидовал Джерисону.
У него было все – по праву рождения. И он не понимал, чем владеет. Не ценил, не защищал, не берег…
А Ганц понял. И готов был все отдать, лишь бы его впустили. И приняли.
И Лиля смотрит в его глаза.
А он видит в них свое отражение.
То же усталое одиночество. Та же тоска.
Одна. Всегда одна. И за ее спиной ее люди. А она за все в ответе. И любое неправильное решение может стоить жизни ее близким. Уже стоило…
И нет сил ни на что. Только держаться, стиснув зубы, идти вперед, держаться, делать дело – и тихо плакать по ночам.
От тоски.
Не на кого опереться. Некому довериться. И давит ноша принятых решений. Жестоких, безжалостных…
Да, их меньше, чем у Ганца. Но разве от этого легче?
Никогда не легче.
Мужчина и женщина смотрят друг на друга.
Между ними не проскакивает искра безумной страсти. Они не бросаются друг другу в объятия, но это тихое понимание, которого иногда не достигают и за десять лет брака…
Самому сильному мужчине нужно место, где можно отдохнуть.
Самой сильной женщине нужно знание того что она не одна. Что за ее спиной есть кто-то сильнее.
Союз?
Выстраданный и ставший возможным только после очень многих бед.
Тяжелых решений, крови, смертей…
Когда-то они подозревали друг друга. Не доверяли. Опасались подвоха. Когда-то они ждали удара.
Сейчас им предстоит принять одно из самых серьезных решений.
Принять? Или оно уже принято?
Ганц смотрит на женщину.
Он видел ее каждый день, но сейчас – словно впервые. Отблеск свечей ложится на золотые волосы, искры пляшут в загадочных зеленых глазах, лицо кажется удивительно юным и в то же время мудрым…
Лиля смотрит на мужчину словно впервые.
Темные глаза кажутся совсем черными. Черными кажутся и темно-каштановые волосы. Короткая бородка прячет насмешливую улыбку в уголках рта, морщинки на высоком лбу, тонкие сильные пальцы музыканта и художника…
Он не красавец, нет. Джерисон был намного красивее, да и Ричард, и Гардвейг даже сейчас…
И все же это неважно.
Красота – это фантик. Но едим-то мы конфету…
– Согласится ли король, – Лиля с трудом узнала свой голос. Такой ломкий. Такой… неуверенный. Она ли это? Или это – именно она?
– Вы согласны, Лилиан?
– Ты.
– Простите…
– Называй меня Лиля, Ганц…
И в темных глазах вспыхивает надежда, сменяясь искренней и шальной радостью.
* * *
Ложась спать, Лиля размышляла о самых разных вещах.
Вот честно – никогда она о Ганце даже не думала в таком контексте…
Хотя… она вообще ни о ком не думала, чего уж там. Хватало и переживаний, и проблем, и головной боли – еще о мужиках размышлять! Вот – некогда! И хоть убивайте.
Вместе они договорились до того, что пока не будут предпринимать решительных действий. Траур – штука обязывающая. Длится примерно три года. До этого времени ее замуж выдать просто нельзя. Разве что король сильно надавит на альдона, – и тот даст личное разрешение. Но именно, что разрешение должно быть от альдона.
Графиня, чай. Не хвост кошачий…
Кто может вырвать такое – Лиля даже и не знала. То есть пока можно было чувствовать себя спокойно. Но – до решения Эдоарда.
Вот смотрим и видим.
Симпатичная, умная, с заездами, ну так кто ж без них? Важнее другое.
Через нее на Ативерну завязан Август. И она сама уже не последняя фигура.
Строго говоря, пока у них с Ганцем есть две проблемы. Вот в том, что они споются, Лиля не сомневалась. Уже сработались. Работают вместе, уважают друг друга… если уж кому из мужчин она и может доверять – это Ганцу. Потому как вирмане – они молодцы. Но они – вирмане. А сколько там завязано на клановую систему… даже думать не хочется. Такой вот скромный вопрос. Лучше налаживать отношения с Эдоардом – одна штука или с двумя десятками мелких корольков на Вирме? Ладно, ярлов, но суть-то не меняется!
Нет, на фиг. Ибо не фиг. И точка.
Другое государство тоже не выход. Лиля это и сама понимала, без молчаливого подтверждения Ганца. Или отравят, или зарежут, или еще что… но невыездной ей быть долго и печально. Эту систему ой не в советские времена придумали. И спасибо Эдоарду за то, что она до сих пор не под замком.
А вот Ричард…
Да, та ночь навсегда останется между ними. Но вот ребенок…
Молчать, однозначно.
После такого аврала, который случился из-за Амалии и ее заездов – молчать! Можно стимулировать роды, чтобы они прошли раньше. Можно. И списать все на Джерисона.
А почему нет?
Они с Ричардом оба – блондины. Он сероглазый, она зеленоглазая, но это как раз пустяк. Спишем. На ту же Алисию. Проявилось, вот!
До Менделя тут еще долго не дорастут. А она никого просвещать по генетике, кроме Ганца, не собирается. Перебьются все.
Это ребенок от Джерисона Иртона. И точка.
Резать будут, на куски рвать будут – все равно. Ребенок от мужа. И никаких!
Это единственный способ выжить. А Ричард, даже если будет подозревать, все равно промолчит. Убедит себя, что Джес мог не сказать всего, что сроки, что…
Да плевать!
Убедит! Куда он денется!
Миранда тихо сопела под теплым одеялом. М-да, вот еще проблема.
Вот честно – отдавать Мири в Ханганат не хотелось. Ведь отравят малявку. Но и как разрулить эту ситуацию, Лиля пока не знала. Оставалось положиться на мудрость Ходжи Насреддина {16} и требовать времени побольше. А там – либо я, либо падишах, либо ишак. И разбирайся, кто лучше знал богословие.
Смириться надо нам для вида, но тянуть. {17}
Кто время выиграл – все выиграл в итоге… [11]
Вот пока и будем тянуть.
А вот что дальше?
Ну, вирмане ее решение примут. Они как раз Ганца уважают. Будь возможность – еще бы и почетным вирманином приняли бы. За изворотливость и жестокость.
М-да…
А не боишься, что станет мужем, да попробует навести в доме порядок? Со средневековой точки зрения?
«А вот не боюсь, – огрызнулась Лиля на внутренний голос. – Ни капельки. И отвали. Вот что нам с Александром делать?»
Фалион ведь приезжал. И за руку брал, и в глаза смотрел… и сил не было его оттолкнуть. А придется.
В одном они с Ганцем были солидарны. Супружеская верность – это серьезный вопрос. Сама Лиля подвигов на стороне совершать не собиралась. Насчет Ганца она не знала, но в одном-то точно была уверена. Если что-то и произойдет, то в обстановке такой строжайшей конспирации, что дальше некуда. Она точно ни о чем не узнает. А что еще надо?
Уважение у них будет, готовность работать вместе будет, любовь…?
Вот с любовью проблема. Не с физической стороной, нет. Тут как раз Ганца можно было только похвалить. От графини Иртон он благополучно нахватался любви к чистоте, регулярно менял белье и мылся минимум – раз в два дня. По здешним меркам – чистюля.
А с духовной…
Лиля печально посмотрела в окно.
Сердцу ведь не прикажешь. Но и ставить все на кон… легко говорить романтикам! А ей-то жить хочется! Жить!
Да, ее тянет к Фалиону. Но… нельзя. Просто нельзя. А значит – надо смириться и обо всем забыть.
И сказать все Александру при следующем визите.
Так честнее…
* * *
О чем думал Ганц Тримейн никто так и не узнал. Дневника мужчина не вел, и делиться душевными терзаниями ни с кем не собирался.
Но пружина была спущена и события понеслись вскачь.
* * *
Время шло.
Приехала невеста Ричарда. По слухам – симпатичная. Лиля пока еще с ней не общалась. Гардвейг торжественно подписал договор, отметил это дело балом, – и уехал на родину.
Дела не ждали, а нога почти не болела.
Тахир надавал его докторусу кучу советов и мазей. Мужчина с благоговением принял их и попросил разрешения переписываться. Был одарен почтовым голубем…
Да и Гардвейг уверял, что обеспечит всем письмам графини по Уэльстеру «зеленый коридор». Он чувствовал себя намного лучше, так что… жить собирался еще лет десять.
Из Уэльстера написал граф Лорт. Обещал свою вечную благодарность за Его величество. И вообще, графиня, у вас есть друг в Уэльстере. Если что – то…
Лиля написала ответное благодарственное письмо. Но что-что, а ехать в Уэльстер она не собиралась. Ей и тут неплохо живется.
Вот еще бы с личной жизнью разобраться… нет, ну черти ее дернули то вино пить!
Сухой закон!
И никаких поблажек!!!
* * *
Следующего визита долго ждать не пришлось. Фалион явился буквально через два дня после отъезда уэльстерцев. Подарил роскошный букет цветов – якобы Миранде. Поцеловал Лилиан руку. И предложил прогуляться по саду.
– Вы грустны, Лилиан…
Лиля опустила глаза.
– У меня есть причины и грустить и радоваться.
– И вы мне их откроете?
«А зачем бы я еще про них заговорила, – с раздражением подумала Лиля. – М-да, беременность началась – и пошел гормональный бунт. Радостей…»
Следи теперь за собой, чтобы чего-то не ляпнуть.
– Разумеется, – Лиля чуть грустно улыбнулась. – Даже раньше, чем своему патеру…
– Заслуживаю ли я такой чести?
Игривый тон Лиля тоже не приняла.
– Откровенности вы во всяком случае заслуживаете. Я жду ребенка.
Фалион замер на месте, как изваяние.
– Н-но…
– Мы с моим покойным мужем были близки. Не по моей воле и один раз, но этого, как оказалось, достаточно.
Несколько минут двое просто стояли, давай друг другу прийти в себя. Потом Фалион тряхнул головой.
– Это замечательно. Вас можно только поздравить!
– Да, наверное…
Лиля едва не усмехнулась над такой иронией. Когда-то Эдоард подбросил своих бастардов Джайсу. Теперь Рик подбросил своей крови в род Иртонов… красота! Еще пара поколений с такими наклонностями – и королевской крови в
