А Лиля довольно улыбнулась. И попросилась с Мири — вдруг там где и завалялся скелетик?

Оказалось, что дети нашли аж три потайных хода. Один — из кухни на второй этаж.

Второй — из хозяйского крыла на волю. И третий — в гостевом крыле. Обрушенный.

С точки зрения девушки — все было правильно. Из кухни легче всего попасть на двор. И удрать оттуда. Из хозяйского крыла — случись что — надо спасаться. И осведомляться чем гости дышат — тоже.

Да, ходы были чисто условными. Лиля в них едва не застревала. А уж грязи собрала — уборки не надо. Но старания окупились.

В потайном ходе, который был в кухне…

Лиля сначала и не поняла, обо что стукнулась ногой, но потом осмотрела находку под свечой — и кивнула.

Что-то такое она и ожидала.

Бочонок. Новенький такой блестящий, небольшой… ну так правильно. Сундучок может и подозрения вызвать. А бочонок… Дети просто не обратили внимания — чему еще и стоять в тайных ходах, как не бочкам? А что в нем?

На этот вопрос Лиля получила ответ спустя два часа. Когда слуги по ее приказу выволокли находку наружу. Крышка была закреплена так, что с налету не выбьешь. Шум поднимется. Но когда ее сбили…

Монеты — странная штука. Даже если их немного — человек смотрит в шоке. А если оио еще вперемешку с янтарем — еще интереснее.

Эдор был запаслив. Когда Лиля его выгнала, он не стал прихватывать с собой главную захоронку. Зачем?

В замок он попасть мог. Если и не через потайной ход — то стены все равно, что лестница. Перелезть — пятнадцать минут. И выкатить потихоньку. Бочонок — не сундук, вещь хозяйственная, да и хранилась кубышка под присмотром жены. Если бы кто начал по кухне шастать — Тара мигом бы заметила…

Когда все пересчитали — получилось две с лишним тысячи серебром. Не считая янтаря, который тянул на приличную сумму.

Лиля выдохнула с облегчением.

Теперь было на что перезимовать. Тем более, что уже наступали холода…

Свинью в очередной раз подложил Тарис, поинтересовавшись:

— Госпожа, а девичью долю вам выплачивали?

Что оставалось делать Лиле?

Только развести руками. Она — не знала. Но сейчас у нее было оправдание. Ее опаивали. Так что…

Тарис предложил и об этом написать Августу. И пусть докторуса порасспрашивает. Что это за целитель такой, который не заметил что пациентка в дурмане?

Фреда было уже не расспросить, а семейство глава во все не посвящал. Мэри же после вирманских методик, ответила, что докторусу было заплачено. Но кем и когда?

Одним словом, Лиля понимала — спокойной жизни ей не будет. В столице?

Смеетесь?

Выжить бы!

А пока надо выгодно вложить деньги.

Лиля запаковала все в бочонок, поговорила с Хельке, которому отдала весь янтарь на переработку — и поставила бочонок у себя в покоях. Пустой.

А деньги припрятала. В кабинете графа.

От греха…

Впрочем ни одного вора так и не нашлось.

***

Из Альтвера прибыл Эрик. Корабли встали на зимнюю стоянку.

Вирманин выполнил все поручения, а кроме того привез несколько вполне симпатичных кобылок. И злостно разочаровал и Лилю и Мири, заявив, что лошадь носит жеребенка почти год. Так что к весне — никак-с… если только через год…

Лиля ругнулась и пообещала Мири, что в таком случае закажет ей аварца у Али. Чистокровного.

Девочка поверила.

Впрочем, последнее время она так привязалась к Лиле, что поверила бы и в луну с неба. Да и Лиля привязывалась к девочке.

Привез Эрик и письмо от Тория Авермаля. Вежливое, красивое…. Которое можно было выразить в трех словах ‘Всего и побольше!!!!’.

Лиля и не сомневалась, что ее идеи имели успех. Да, мастерицам пришлось работать месяц, не разгибая спины, а ей — постоянно править их работу, но в итоге несколько вещиц для Тория, подарки королю, принцессам, свекрови и сестре мужа были готовы в рекордный срок.

Хотя Лиля понимала, что долго в таком авральном режиме не проработаешь. Поэтому распорядилась набрать по деревням несколько девочек-сирот. Для обучения и в помощь.

Вирманкам она собиралась преподать другие навыки. Вязания, можно художественного. А кружево оставим для себя. Есть такое слово — монополия.

Поэтому крючок и коклюшки мы никому не отдадим. А если куда соберемся переезжать — девушки поедут вместе с Лилей.

Об этом уже состоялся разговор с Тарисом Броком. И тот даже отписал Брокленду.

Пока Август еще не отозвался, но и Лиля, и Тарис были твердо уверены, что Август не откажется получить свою мастерскую. Для этого не много-то и надо. Снять дом, поселить там мастериц и исправно снабжать. Ну и платить. Лиля честно выплатила девушкам процент от прибыли, после чего поняла, что Марсия с подругами за нее и в огонь и в воду пойдут. Таких денег ни одна из них в руках не держала.

Девушки были тихо счастливы. А работа… работа просто горела у них в руках.

Сама Лиля могла связать крючком кружевную салфетку длиной в метр и шириной сантиметров тридцать за неделю. Марсия, например, управлялась за три — четыре дня. Видимо, разница была еще и в другом. Для Лили, еще в бытность ее Алей Скороленок, это никогда не было источником заработка. Скорее приятным развлечением. А вот когда от ловкости твоих рук зависит — не ляжешь ли ты спать сегодня голодной, или тебя могут вообще выгнать на улицу…

Определенно, это тренирует.

Стеклодувная мастерская работала и расширялась. Лиля распорядилась построить еще несколько печей — и пыталась вспомнить состав керамики.

Жизнь шла своим чередом.

Единственным исключением стали официальное приглашение весной ко двору от короля — куча виньеток и завитушек, громадная печать, слог, через который без поллитры не продерешься. Все удивительно официально, мол, Его Величество желает Вас видеть — и только попробуй отказаться, зараза!

И — письмо от свекрови.

У Али, вопреки всему, проблем со свекровью никогда не было. Галина Петровна, милейшая женщина, мать Лёшки, считала, что сыну очень повезло. Дочь военного, медик, профессия полезная, девочка умная и верная… и чего еще надо?

И Алю любила искренне.

Аля отвечала ей полной взаимностью. А вот в этом мире… сколько девушка не ворошила свою память, сколько не расспрашивала — очень осторожно и с оглядкой Марту и Мири — все было в ноль.

Создавалось ощущение, что свекровь относилась к детям, как к щенкам. Родила и отдала на псарню.

И отвяжитесь.

То же самое было и по отношению к Лиле. Лилиан Брокленд видела Алисию Иртон, в девичестве Уикскую, один раз. На свадьбе. И второй раз могла, кажется, увидеть на похоронах. Своих.

С таким-то мужем… так и хочется сказать, что итальянское ‘que bellino’, не зря созвучно с русским ‘кобелино'[1]!

Хоть дома бы не гадил. Пришлось после этого сильно расспросить всех остальных слуг — но вроде бы больше граф никого не огулял. Если только по деревням…

Ладно. Одним словом — письма от Алисии Лиля не ожидала. Там более такого.

Любезная моя невестка.

Прослышав о бедственном твоем положении, решила написать тебе и предложить помощь. Буду рада видеть тебя весной в своем доме и рассказать тебе все, что требуется. Если же тебе нужны деньги или какая иная помощь — отпиши. Сделаю все, что в моих силах.

К сожалению, раньше мы не могли встречаться и общаться, как то пристало нашему положению но льщу себя надеждой, что ты не питаешь ко мне неприязни…

Не льстите, ‘маменька’, мне вы параллельно. А вот с чего вы так прогнулись?

Сахарный сироп Лиля пропустила, практически не читая. А вот последние дворцовые сплетни сохранила. Да, ей плевать на этот гадючник. Было бы.

Но придется туда ехать. Так скажешь какой-нибудь швабре ‘вы выглядите мочалкой’ а она с герцогом спит? И будет означенный герцог гадить всю дорогу… невыгодно.

Эхххх… вот философию преподавали! Нет бы искусство интриги! Или хотя бы Макиавелли зачитывали — Лиля не читала, но Элка ей весь мозг вынесла на тему интриганства…

А то два часа в неделю уходили на откровенную фигню! Которая медику никуда не уперлась. А важного-то и не дали…

Но теперь уже не исправишь. Надо учиться на ходу.

***

Его величество с нетерпением ожидал доклада Ганца Тримейна.

Ему действительно было интересно.

Письма из Иртона были слишком краткими, а происходящие события (убийство! Работорговля! Пираты! Янтарь!!!) вызывали здоровое недоумение. Джес уверял, что самое лучшее в Иртоне — охота, а самое опасное — олени. Жизнь явно это опровергала.

Шел малый королевский прием. Если кто не знает — король в это время обычно изображает куклу на троне и разбирает всякую чушь. Важные дела напоказ не решаются. ‘Показуха’ тоже необходима, но… скучно же, господа! И тошно! И тоскливо… Поэтому Эдоард искренне обрадовался, когда мажордом стукнул булавой в пол и громко объявил:

— Ваше Величество! Прибыл шевалье Ганц Тримейн и просит принять!

Придворные насторожились.

Эдоард махнул рукой.

— Проси.

Ганц был достаточно рассудительным человеком — и вряд ли станет говорить о чем-то серьезном среди толпы. Для этого есть кабинет. А если он ломится на прием — значит надо.

Эдоард вообще старался давать своим людям свободу действия. И чаще всего это оправдывалось.

— Ваше величество! — Ганц стремительно ворвался в зал и склонился в глубоком поклоне.

Эдоард милостиво наклонил голову.

— Как дела в Иртоне, Ганц?

— Когда я оставлял