и любимыми.
Именно он предложил Альтресу жениться. И именно он согласился выступить сватом.
Конечно, родители девушки были счастливы. И Альтрес — тоже. И… наверное, Лия тоже? Нет?
Она позволяла Альтресу брать ее за руку. Целовать в щеку и в лоб. Они даже танцевали вместе. Тогда Альтрес еще не стал королевским шутом. И мало кто знал, что своим телом он владел получше многих.
Горб?
Кому он мешает! Особенно если захотеть научиться…
Альтрес был счастлив. И не обращал никакого внимания на то, что иногда рядом с его невестой появляется красавчик-кузен. Кстати — чем-то напоминающий Джерисона.
Только в чуть ухудшенном варианте.
Пониже, попроще…
Он летал на крыльях своей любви… Альдонай, больше двадцати лет прошло…
Ровно за четыре дня до свадьбы его невеста сбежала со своим кузеном.
Альтрес был как оглушенный.
Он не стал мстить, не стал преследовать парочку…
Он просто сидел у себя и глушил вино. Пока не явился Гардвейг. Вытащил брата за шкирку из комнаты, поволок его в бордель и юноши вместе ударились в трехдневный загул.
А потом Альтрес проснулся, посмотрел на бутылки, на спящую рядом шлюху — и понял, что хватит.
Больше никто.
И никогда.
Он выкинул бутылки, забыл про вино — и отправился в обучение к старому начальнику королевской разведки. Гард посодействовал.
Лию Альтрес не видел при дворе уже лет восемь.
Ее супруг оказался редкостным ничтожеством, промотал все ее приданное и свое состояние — и они с детьми безвылазно сидели в деревне.
Ну и пусть.
Жалеть Альтреса не тянуло. Особенно когда он видел свою бывшую любовь — расплывшуюся от частых родов, с поредевшими волосами, с затравленным выражением некогда милого лица…
Интересно, какая она — эта Лилиан Иртон?
Ладно. Ройс пришлет отчет — тогда и посмотрим.
***
Торий Авермаль прочитал письмо от Лилиан Иртон — и поморщился.
М-да.
Значит, графиню хотели убить. Это — плохо. И купец Карист Трелони может быть связан с заказчиками.
Ладно.
Узнаем все, что только можно.
И продадим несколько кружевных изделий, которые прислала графиня. Ради хорошего делового партнера можно еще не так извернуться.
Вот второе — хуже.
Тахир просил переслать с первой же оказией письмо в Ханганат. А какой дурак сейчас пойдет по проклятому проливу?
Ну да ладно. Надо послать слугу на пристань, пусть поразузнает.
Вот он и передаст. С первой же оказией.
***
Аделаида Вельс не была умна в общем смысле этого слова.
Обычно говорят — ум. А ведь это понятие включает и эрудицию, и жизненную сметку… так вот. Если бы появилась возможность проверить Аделаиду на ай-кью — она не набрала бы и двадцать баллов. Она не разбиралась в истории, музыке, политике, она имела в голове десяток шуток и парочку историй — достаточно, чтобы поддерживать светскую беседу. В остальном она придерживалась правила ‘молчи, дурак, умнее будешь’.
Но в то же время…
Она была по-крысиному хитра и нюхом чувствовала опасность для себя.
Понимала, в какую щель надо пролезть, чтобы увернуться от карающего ботинка и какой пирог пахнет ядом.
Тоже ум. Просто… своеобразный.
Сейчас она отлично понимала — единственная ее защита от окружающего мира — Джерисоон Иртон.
Поэтому, изодрав в клочья пару платков и отвесив несколько оплеух служанке, она послала ту шпионить за комнатой Джерисона — и дать знать, когда мужчина останется один.
Ждать пришлось долго.
Сначала Джес и Рик обсуждали сложившуюся ситуацию. Потом выпивали.
Ивернейское вино обладало своеобразным действием — затуманивало разум, но тело двигалось. Вот вино из Ханганата било в ноги, оставляя ясную голову. А тут — наоборот.
Потом опять разговаривали и опять пили. Так что к себе в покои Рик отправился около полуночи. А Аделаида пошла ‘на дело’.
Разделась до рубашки, протерлась салфеткой, пропитанной духами — и спустя пять минут поскреблась в покои Джеса.
Потом толкнула дверь.
Не заперто.
Отлично.
Джерисон сидел за столом. В состоянии тяжелого алкогольного опьянения, на что указывали штук восемь винных бутылок. И поднял на Аделаиду затуманенные алкоголем глаза.
— Джес, пожалуйста, не гони меня.
Аделаида нашла верный тон. И прежде, чем Джес успел опомниться, упала ему в ноги.
— Джес, я люблю тебя! Я жить без тебя не смогу! Лучше сразу убей, только не гони!
Все бы подействовало. Днем раньше, еще бы чуть-чуть — увы. Только не сегодня.
Джес был пьян и зол, как черт.
Поэтому вместо поцелуя Адель получила оплеуху. И сильную.
А потом еще пару ударов ногами, когда упала на колени.
Вусмерьть пьяный Джес выбрался из-за стола, пнул женщину на прощание, выдал нечто вроде ‘И щоб я т-тебя б-льше н-видел…’ и отправился к Рику.
То ли спать, то ли на жизнь жаловаться.
Аделаида полежала минут десять. Потом со стоном поднялась на ноги.
М-да.
Недооценила она свое влияние.
Но что же делать теперь, что делать?
Для начала ей пришлось пролежать несколько дней — пока не сойдут синяки.
А потом… надо искать нового покровителя. И одновременно попробовать еще раз с Джесом?
Надежда у Аделаиды была. Всем в посольстве было объявлено, что она упала ночью с лестницы, вот и расшиблась, бедняжка.
Джерисон приходил, принес ей цветы, про украшения не заговаривал, был отстраненно-холоден и вежлив… может быть еще есть шансы?
Почему бы не попытаться?
***
Рик предлагал устроить Аделаиде несчастный случай. Не просто попинать, а вообще уничтожить. Физически.
Но Джес уперся рогами.
Аделаида — женщина.
А женщин легко обмануть, запугать, заставить действовать в своих интересах…. В этом нет ничего удивительного.
Да и пусть лучше будет под присмотром. А то кто ее знает…
Единственное, что смог выторговать Рик — это обещание почаще писать и жене и дяде. А если Адель будет виновна и ее вина доказана — никаких противодействий.
Джерисон согласился без споров.
Рик подумал, что плохо настолько не разбираться в женщинах. Но не удивился.
Его отец приучал с детства, что за всяким интересом кроется подвох. С Джесом такого не делали. Вот и выросло…
***
Альтрес Лорт, узнав о сложившейся ситуации, задумался.
И приказал своим людям собрать все об Аделаиде Вельс. И ее участии в покушении.
Пока ее не убрали — пригодится. Если Его Высочество не клюнул по-хорошему — будем ловить как получится. И точка.
Ну и…
Шута заинтересовала Лилиан Иртон.
Он тоже был не слишком высокого мнения о женщинах. Но признавал, что среди них тоже есть незаурядные личности. А такими можно воспользоваться к своей выгоде.
Жаль, что отчет от Ройса придет так нескоро.
И действовать тоже.
Так что — ждем и планируем. Интрига — как поединок. Должен быть всего один удар, но смертельный. А гоняться друг за другом и тыкать мечами — фи.
Это недостойно профессионала.
***
А время шло своим чередом.
И Лиля смотрела на снег из окон замка, а Миранда вместе с другими детьми строила снеговиков, снежные домики и снежные фонарики.
Зима Иртона оказалась достаточно снежной, но промозглой. Сыростью тянуло то ли с моря, то ли с болот — Лиля в это не вдавалась. Ей просто было зябко. Как ни отапливался замок.
Мерзли — все.
Но голодать не приходилось. Была рыба, был кое-какой скот, а в централизованном распределении ресурсов были и свои плюсы. И все чаще пастер за столом говорил, что в деревнях молятся за добрую графиню. И все чаще Лиля слышала шепотки по углам, что странности — странностями, а ведь все благодаря ей…
И была довольна.
Да, Иртон ей не принадлежит. На разве это повод жить в свинарнике?
Уморить голодом крестьян?
Нет уж!
Хотя насчет дома женщина изрядно кривила душой.
Она привязалась и к старому замку, который облагораживала по мере сил. И к людям, которые в нем жили. А что уж говорить про Миранду?
Девочка стала ей дочерью.
Когда-то давно, еще в другой жизни, психолог, учивший Алю Скороленок, утверждал, что усыновленных детей никогда не полюбят так, как своих.
Тогда Аля не стала с ним спорить. Была занята. Учила анатомию.
А сейчас…
Она бы просто показала умнику Миранду и сказала короткое: ‘Убью, кто обидит!’.
Хотя воспитывать девочку ей это не мешало.
Особенно в одном случае…
Лиля тихонько зашла в классную комнату. По случаю сквозняков, все двери дополнительно занавешивались чем-то вроде тяжелых штор. И за ней Лиля могла простоять пару минут, наблюдая за детьми.
— Ето был основателем Ативерны?
— Элор Могучий!
— Вовсе даже и нет! Дерек Первый!
— Не Элор! Я лучше знаю!
— Дерек! Я уверен!
— Проверим?
Молчание на пару минут, шуршание страниц — и торжествующее:
— Я же говорил, Дерек! А Элор — уже его сын!
И возмущенный голос Миранды.
— Зато я графиня! Прикажу — и тебя на конюшне выпорют!
Вот как?
Лиля вскинула брови и вышла из-за занавески.
