определенно не настроена на долгие разговоры. И я понимаю её ярость. Это был её костер. Её маленький островок наедине с любимым, с которым она может прово-дить так мало времени. Слишком мало… И вторжение чужого и неприятного ей существа воспринимается, как вызов. И женщина вся шипит от ярости, как кошка, которую оку-нули в бассейн с водой.
— Так грубо… Так некрасиво…
Слова похожи на змеиный шепот. Не шипение, а именно шепот. Если бы змеи за-говорили…
— Не тебе говорить о красоте, — огрызается Мария. — Ты не знаешь, что это та-кое!
— Но я могу распознать ее, когда вижу.
На лице пришедшего нет такого восхищения, как у Даниэля. Ее любимый всегда мечтает показать ее красоту миру. Этот же — наоборот. Только желание обладать. Чтобы все принадлежало ему и только ему. Красивая вещь, красивая женщина…
— Распознал? А теперь убирайся! Здесь тебе делать нечего!
Вампир вне себя от бешенства. Черные глаза обращаются в мою сторону.
— Мне не место? А ему?
— Не делай этого, — говорю я раньше, чем понимаю, ЧТО он желает сде-лать.
Но поздно.
Взмах рукой. Лезвие серого ножа, летящее в мою сторону. И — Мария. Бросившая-ся между двумя вампирами. Защитить любимого, которому это не причинило бы вреда.
Лезвие проходит насквозь. И из ее груди брызжет фонтан ярко-алой крови.
Женщина запрокидывается назад и падает на руки Даниэля. Серые глаза встреча-ются с голубыми. Запах крови кружит голову, а боль разрывает на части сердце. Рамирес тоже рядом. Он склоняется над телом женщины. На его лице потрясение. Этого он никак не ожидал. Не зная, что бывает такая любовь, когда пройдешь и босиком по углям… Ко-гда все отдашь, чтобы у любимого не было и царапинки. У нее была именно такая лю-бовь. И в горячке любви, Мария просто забывала, что Даниэль — вампир. Стоило им встретиться, и ничего уже не имело значения. Особенно такие мелочи.
— Зачем, Мария!?
И на губах женщины процветает медленная и нежная улыбка. С усилием она пово-рачивает голову, поднимает руку и улыбается.
— Люблю тебя, Дани…
Имя остается недосказанным. Ласковое прозвище? Дани…Она всегда называла его этим именем.
— Я тоже люблю тебя.
Шепот сливается с шелестом ветра, уносящего душу женщины. Я поднимаю голо-ву и встречаю бешеный взгляд черных глаз. Встречаю — не дрогнув.
Уйди. Она не хотела бы, чтобы ты знал, где ее могила.
Этого удара Рамирес простить никогда не сможет. Потому что сказанное Даниэлем — чистая правда.
Это воспоминание явилось ко мне одним из первых. Но я знала, где могила Марии. Да-ниэль не стал уносить ее с того холма. Он вырыл яму — и похоронил там очередную свою мечту. И положил ей на грудь несколько простых полевых цветов. Незабудки. И никогда не забывал. Даже сейчас, если мне захочется, я могу поехать в Польшу, найти тот город и тот холмик — и зажечь там костер. В ее память. И видит Бог, когда-нибудь я это сделаю. Потому что в отличие от Марии, я свою любовь уберечь не смогла.
Иногда я задавалась вопросом — что нашел во мне Даниэль? После нее. Потом мне ста-новилось грустно. Даниэль видел меня такой, какой я могу стать. И стану! Обязательно! А пока я не могу даже справиться с ночными кошмарами. Мне опять пришлось досмот-реть все до самого конца. Боги, как же я иногда ненавижу свою память!
— Неужели кому-то еще здесь интересны твои сомнительные открове-ния!?
Даниэль улыбается. На этот раз не криво и зло, а неожиданно нежно. Словно сол-нышко выступило из-за туч.
— Женщине, которая любит меня, Рамирес. Любит так, как никто и никогда не лю-бил тебя.
Терять особенно нечего. Почему бы и не ударить по больному? Это ведь даже не ложь. Все сказанное — чистая правда и оттого еще более непепреносимая.
Лицо вампира искажается злобной гримасой.
— Любит!? Ха!
— Любит. И не только мое искусство. Любит меня таким, какой я есть. Со всеми моими достоинствами и недостатками. Любит так сильно, что я даже благодарен Вадиму, который не дал нам попрощаться. Она бы этого не вынесла.
Это правда. Не вынесла бы. Не смогла. И сейчас не могу. Потому что схожу с ума от горя и боли. Хотя боль не так сильна, как в реальности. Любимый мой…
— Ты слишком высокого о себе мнения.
— Не о себе. О ней. У меня есть право на последнее желание?
Рамирес криво улыбается, показывая клыки.
— Как и всегда. Потребуешь, чтобы приговор привел в исполнение кто-нибудь дру-гой?
— Зачем? Я не стану лишать тебя такого удовольствия. Я требую, предоставить, нам двоим, мне и ей, пять минут уединения.
Вадим сдвигает брови.
— Ты не станешь приводить ее в чувство?
— Нет. Я же сказал — она не вынесет. Она хоть и сильная, но ей порядком доста-лось.
— И не причинишь ей вреда?
Даниэль нежно улыбается. И все понимают, что эта улыбка адресована лежащей без сознания девушке. А у меня захватывает дыхание от тоски. Любимый мой… Родной мой… Единственный…
— Никогда и никакого.
Валентин медленно направляется к трону.
— За ним есть небольшой коридор. Там вы сможете побыть вдвоем. Недол-го.
Он кладет меня на пол и быстро уходит. Даниэль опускается рядом со мной на ко-лени и нежно приподнимает мою голову. Хлопает дверь. Он знает — никто не подслуши-вает и не подглядывает. Его пальцы мягко обводят контуры моего лица.
— Прости меня, девочка. За любовь, за надежду… за все, что у тебя сейчас отни-мают! Прости… Рано или поздно ты увидишь все это. И тебе опять придется простить. Ты простишь, потому что любишь. А любящее сердце огромно. Любящая душа способна вместить целый мир. Любящий человек по силе своей равен богам. Тебе не понравится то, что я сделаю, но, прошу тебя, дай мне шанс. Мой последний шанс, которого я не за-служиваю. Единственное мое оправдание — я слишком тебя люблю. И не смогу оставить просто так, одинокую и беспомощную, родная моя. Знаю, сначала мой подарок будет причинять тебе боль. Но потом ты обязательно поймешь. И кто знает, может мне удастся когда-нибудь найти тебя, идя по этому свету. Я тебя слишком люблю. Слиш-ком…
Даниэль вытягивается на полу рядом со мной. Руки его смыкаются вокруг моего неподвижного тела. И я плачу во сне. Плачу от неизбывной боли и неизмеримой нежно-сти. Даниэль, Даниэль, любовь моя…
Вампир медленно подносит руку к своему горлу, проводит ногтем по сонной ар-терии…
Наши губы смыкаются — в последний раз. И я чувствую вкус нашей смешанной крови. Его — и моей. И вместе с кровью в меня льется что-то еще. Что? Не знаю. Или знаю?
Знаю. Слишком хорошо.
Даниэль добровольно расстается с жизнью, передавая мне все то, что составляет самую его сущность. Чувства. Мысли. Воспоминания. Таланты. Печатью тела — и нашими душами. На мне только одна Печать Даниэля, но сейчас это не имеет никакого значения. Никакого. Ведь мы любим. Мечислав оказался плохим пророком, когда говорил о чувст-вах вампиров. Мы любим друг друга. Даниэль — и я. И любовь захлестывает нас волной. И это больше любых Печатей. Превыше любых сил, подвластных вампирам. Сильнее землетрясений и наводнений. Две души сливаются в одну — и сила, которая высвобожда-ется при этом, может дробить скалы и поднимать континенты из морской пучины. Но Да-ниэлю нужно не это. Сейчас, пока я без сознания, он управляет нашей энергией так, как мне никогда и в голову не пришло бы. Мы соединены так прочно, что разорвать наше объятие не представляется возможным. И я понимаю — теперь мы навсегда будем вместе. Не так, как этого хотелось. Но и не двумя душами, запертыми в одном теле. Нет, душа Даниэля уйдет туда, где находятся все они перед тем, как вступить на новый круг пере-рождения. А сущность — его Божий дар и часть его памяти — останется у меня. Во мне.
Потому что Даниэль любил так же сильно, как и я. Именно меня. И именно такую. Слабую. Не слишком красивую. Пока еще бессильную. Смешную и в чем-то нелепую. Беспомощную перед своим, невесть откуда взявшимся, могуществом. Любил без меры и без памяти. Потому что только любовь способна дать такую близость. Только взаимная любовь. И не только любил. Но и чувствовал свою вину. За что? За то, что втянул меня в порочный круг. В этом Мечислав не солгал. Даниэль действительно хотел расплатиться мной за свою свободу. Он же не знал, что полюбит! И вина требовала оплаты. Даниэль не хотел оставлять меня одну. Он уходил, но оставлял мне частичку себя. Драгоценную час-тичку. К моему сожалению, я не могла родить ему ребенка.
Кровь заливала мое лицо, я чувствовала, как вместе с кровью уходит и его жизнь — и за дверью это тоже почувствовали. Но сделать ничего не успели.
Даниэль понимал, что его все равно убьют. Но гораздо более медленно и мучи-тельно. И решил расстаться с жизнью добровольно. Так и тогда, когда сам выбрал. И про-вести обряд нашего единения.
Когда дверь вышибли и к нам ворвались вампиры и оборотни, Даниэль был уже мертв. Забавно. Обычно вампиры так быстро не умирают. Даже если им разорвут горло, они могут выжить. Но Даниэль сознательно остановил регенерацию. А вампиры есть вампиры. Можно запихнуть в реанимацию человека, но как реанимировать того, кому не нужен ни воздух, ни вода, ни пища,… возможно, помогла бы моя кровь. Но причинить мне вред не разрешили Вадим и Валентин. И тогда Рамирес оттянул голову Даниэля на-зад — и полоснул ножом по горлу, отрубая ценный трофей.
Наши объятия — мои и Даниэля не разъединяли.
Тело вампира само рассыпалось в прах, как только отсекли голову. И голова — то-же.
И я закричала именно в этот момент. Когда черты любимого лица дрогнули — и на-чали осыпаться серым пеплом.
Я потрясла головой, разгоняя дурноту. Сейчас будут три чашки кофе, чтобы разогнать остатки сна, горячий душ, чтобы кровь разбежалась по венам и легкая прогулка. На улице уже рассвело, а дома мне сейчас оставаться нельзя. Иначе сон опять будет проигрываться перед моими глазами. А это больно. Я же живая!
Программа — минимум прошла на удивление хорошо. Кофе и горячая вода помогли мне почувствовать себя человеком — и я начала собираться. Куда бы сходить? На пляж? Глу-по. Находилась уже. Сыта. По самое дальше некуда.
В магазин? Неохота. Все равно мне ничего не нужно, а получать удовольствие от шо-пинга я так и не научилась. На мой взгляд, более вредного занятия и не придумать!
В кино?! А что!? Так, по крайней мере, я не останусь одна. Я буду среди людей и даже попробую не
