обязан.
— Довольно! — вскипела я.
— Слушаюсь, кудряшка.
— Сволочь ты все-таки, — задумчиво протянула я.
Уныние в голосе оборотня мгновенно сменилось на сдержанный смех.
— На том стоим, солнышко.
— И уши у тебя холодные, — тем же задумчивым тоном продолжила я.
— Теплые! Хвостом клянусь!
— Не верю!
— Мой хвост! Я смертельно оскорблен! А проверить хочешь?
— Хочу, — засмеялась я.
— Ну, тогда приезжай на тренировку!
— К оборотням!? Да я комплекс неполноценности наживу! Тебе меня не жалко?
— Тебя? Не жалко!
— Нахал!
— Чья бы корова мычала!
— Погоди, я тебе при встрече покажу корову!
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!!!
Я улыбалась. Валентин — лапочка. С ним поговоришь — и уже настроение прет вверх, как курс доллара.
— Ладно, когда и во сколько?
— В спортзал. К двум. Идет?
— Договорились.
Я бросила взгляд на часы. Только что одеться и доехать. В самый раз.
— До встречи?
— До встречи.
Я хлопнула трубкой о рычаг. Поднимать ее совсем не хотелось. Но я могу быть кем угодно, — но! Быть неблагодарной тварью мне вовсе не хотелось. Меня не так воспитыва-ли!
Я угрюмо вздохнула и набрала номер телефона Вадима.
— Алло, это Вадим Соколовский. Меня сейчас нет дома, но если вы оставите сообщение, я отвечу на него, как только захочу. Говорите после гудка.
Я фыркнула. Ну, никакой серьезности у вампира. Нет бы, замогильным тоном вещать что-нибудь типа: ‘Смертный! Ты позвонил самому….’. Этого от Вадима не дождешься. Он, как и я, твердо уверен, что если посмеяться над ситуацией, то она устыдится и испра-вится.
— Приветствую тебя, о прекрасный и мудрый отрок Вадим ибн Мечислав, да будет бла-гословенно и имя твое и дом твой и ты сам поленом осиновым по лбу три раза, — завелась я после гудка. — И не будь свиньей, перезвони как можно скорее мне на сотовый. Юля.
Я хлопнула трубкой о рычаг и отправилась переодеваться. Сунула в сумку спортивный костюм, стянула волосы в хвост — и хлопнула дверью. Валентин бывает ужасной своло-чью, если его заставить ждать. Во всем остальном он милейший человек и еще более оча-ровательный вольп, но опозданий не терпит. Ни своих, ни чужих.
В спортзале я оказалась без двух минут два. Валентин уже ждал меня.
— Я так и знал, что ты приедешь пораньше.
— Я за тебя рада, — огрызнулась я.
Вольп внимательно посмотрел на меня.
— Что случилось?
— Жизнь не получилась, — вздохнула я. — Пошли, потренируемся, а? Хоть успокоюсь не-много. Тогда и поговорим. Я сейчас на взводе, а на тебе срываться не хочу.
Валентин, без лишних слов, подцепил меня под локоть и потащил за собой.
Два часа прошли без особых проблем. Я бегала, прыгала, отрабатывала удары на бок-серской груше и уклонялась от ударов. Конечно, Валентин бил не в полную силу, а то от меня бы мокрое место осталось. Но и того, что я получила, мне хватило, чтобы плюх-нуться после тренировки на скамью и жалобно застонать.
— И за что ты меня только такого любишь, — ухмыльнулся Валентин.
— Действительно — за что!?
— За мое доброе сердце, — оскалился оборотень двумя рядами клыков. — И очарователь-ную улыбку. Иди, ополоснись, да приходи в бар, поболтаем.
Когда я спустилась в бар, Валентин уже сидел там. И распекал бармена за плохой то-матный сок. Невкусно, соли мало, витаминов нет, и вообще, лучше подавать свежевыжа-тый. Приготовленный прямо на глазах у клиента. Бармен слушал и кивал головой, как китайский болванчик. Еще бы. Если оборотни этот бар уже лет пять как держат. Я плюх-нулась рядом с другом и заказала себе стакан минералки. Терпеть эту гадость не могу, но водно-солевой баланс восстанавливать как-то надо. С меня же во время тренировки семь потов согнали.
— Ну, рассказывай, — велел Валентин.
Я опустила глаза и во всех подробностях поведала о появлении братца в своем доме.
Валентин молча слушал, не перебивая и не переспрашивая, а потом высказался коротко и очень эмоционально.
— Подруга, твой брат — просто козел. И я даже не знал, что — настолько. Придется за ним постоянно приглядывать.
— Сама знаю, — вздохнула я. — Так ведь это не лечится.
— Почему же? Пара способов есть…
— Ага, мигрень мы лечим вместе с головой, — покивала я. — Да не в этом дело. Валь, он ведь мой брат. Вот такое дерьмо, сволочь, тварь и кретин. Но бросить его на произвол судьбы я не могу.
— И напомнить о своей помощи тоже не сможешь.
— Не смогу. Сам знаешь.
— Знаю. Тебе бы в другую эпоху родиться, — вздохнул оборотень. — Давай я подведу ито-ги? Ради сомнительных родственных уз, о которых твой брат забыл уже лет десять как…
— Меньше!
— Неважно! Так вот, — ради сомнительных родственных уз, ты готова пожертвовать сво-ей свободой, своей душой, а, возможно, и жизнью. Не слишком ли это для него жирно?
— Он мой брат.
— Но ведь не ты первая отреклась от него.
— Вспомни библию.
— Юля, не протирай мне мозги. Ты цитируешь библию, только когда понимаешь, что крупно неправа.
Понимать-то я понимала, да толку с того.
— Валентин, а что мне делать!? Отказаться? Он же к деду пойдет! А если я еще и деда в это втяну, я же себе век не прощу.
— Зачем отказываться? Выдай его вампирам головой. Они быстро разберутся, под какой сосной, чьи шишки. И до деда твоего ничего не дойдет. Никогда.
— А я потом себя всю жизнь винить буду.
— Не видел я, чтобы тебя угрызения совести мучили. А сколько на твоей совести уже трупов?
— Это другое, — покраснела я. — Это была война.
— А сейчас разве нет?
Ответить на это я не смогла и занялась стаканом с минералкой. Оборотень смотрел на меня с сочувствием — и это злило и раздражало еще больше. Такая вот я дура.
— Юля, — наконец заговорил он. — Ты сказала, что мы — друзья. Это так?
— Да, — твердо ответила я.
— Тогда постарайся меня выслушать. И не перебивай, даже если не понравится.
— Хорошо.
— Твой брат — неплохой человек. Но, увы, он слаб. Очень слаб. Я говорил с ним сегодня утром, хотя и недолго. Мечислав скинул мне твою семью перед рассветом. Так вот. Твой брат — ведомый. Не более того. Эта пади гораздо лучше ориентируется в ситуации, чем он. Погоди! — он поднял руку, убивая мои возражения на корню. — Я знаю, что ты хочешь сказать. Что оборотням сам бог велел лучше разбираться в ситуации, чем человеку со стороны. Да. И все же, все же, все же…. Смотри. Из-за этих двоих наш клан втягивается в серьезные разборки. И, заметь, разборки морально необоснованные.
— И чего ты хочешь?
— Твой брат слаб. Это так. Но у него тоже есть своеобразное понятие о чести. Кроме то-го, я надеюсь на вашу общую кровь. Я хочу, — Валентин даже не покраснел при этих сло-вах, — я хочу, чтобы твой брат был инициирован сегодня же. Как член нашего клана. Как мой вольп.
Я повертела в руках стакан.
— Чего ты этим хочешь добиться?
— Гарантий безопасности для себя. Если Мечислав проиграет, тебя все равно постарают-ся присвоить. И тогда ты сможешь защитить нас. Прости, но я обязан думать о своих вольпах.
Я кивнула. Да, что бы ни сделали с Мечиславом, я слишком ценная добыча. И смогу сказать: ‘не трогайте моего брата, иначе я что-нибудь с собой сделаю’. А неприкосно-венность моего брата означает неприкосновенность его клана вольпов. Вот только…
— А ты понимаешь, что при таком раскладе могут просто избавиться от тебя? Вольпы ос-танутся, а тебя не будет?
Голубые глаза не дрогнули. Валентин не лгал мне. И не лгал себе.
— Я хочу жить, Юля. Но еще я отвечаю за тех, кто мне доверился. Я ввязался в эту зава-рушку. Пусть так. Но они ни в чем не виноваты.
Я кивнула.
— Уважаю. Валь, я рада, что я твой друг. Поедем, поговорим с моим братом.
— Ты согласна?
С плеч оборотня, словно кирпич сняли. Тонну кирпичей.
— Согласна. Думаю, инициация должна произойти сегодня.
— Едем убеждать твоего брата?
— Едем. Еще до полуночи мутация должна стать необратимой.
— Это технически возможно, только если ее буду проводить я. Или кто-то еще из прима-вольпов.
— Значит, будешь. Выбора-то нет.
— Нет. Ты хочешь присутствовать?
Я не хотела.
— Я могу отказаться?
— Можешь. Но лучше бы ты не отказывалась. Ты все-таки фамилиар нашего Князя…
— Еще и ты мне об этом напоминать будешь?
— Юля, я не хочу тебя расстраивать, — голубые глаза смотрели прямо и спокойно, — но ведь это ничего не меняет? Сколько волка не ругай, а все стадо на него не спишешь… Не только Мечислав виноват в твоем состоянии…
— Вали, если ты еще хоть слово мне скажешь на эту тему, мы сильно поругаемся.
Я не шутила. У меня уже просто нервы не выдерживали. И оборотень все понял.
— Юля, давай перенесем наш разговор на другое время?
— Давай. И — я буду присутствовать на вашей церемонии, если вы уложитесь сегодня до полуночи.
— Я сильный вольп, я смогу и перекинуться и инициировать твоего братца. А почему вдруг такие ограничения по времени?
— Потому что. Едем мы наконец — или ты собрался весь день мне нервы промотать?!
— Едем. Где твои вещи?
— Сумка в раздевалке.
— Хорошо. Топай к машине, я сейчас принесу ее.
— Да я и сама могу.
— Можешь. Но не будешь. Джентльмен я или нет?
— Джентльмерин, — огрызнулась я. — Оборотень.
— Меня ужасно оскорбили! — Валентин схватился за сердце, — изображая ужасно ранен-ного. — Требую сатисфакции!
— Чего-чего!? — нахмурилась я. — За этим к Мечиславу. Он тебе подробно объяснит, чего не стоит требовать от порядочной девушки.
— От кого? А где ты таких видела?
Оборотень демонстративно осматривался по сторонам. Я чмокнула его в щеку и вскочи-ла с места. Часа через два я буду хромать, как больная черепаха. Еще бы, от таких нагру-зок и полковая лошадь захромает. Но пока спорт наполнил меня силой и энергией. А зна-чит — вперед!
***
В ‘трех шестерках’ было тихо и спокойно, как в лунную ночь в богадельне. Две мои проблемы тоже никуда не исчезли. Нас пропустили без каких-либо проблем. Мечислав, определенно, дал всем ценные указания. Ну и пусть.
Комната ‘для гостей’ в клубе меня откровенно бесила. И лилии воняли не по-детски. Но братик и Клара устроились вполне прилично. Пади встала при нашем появлении и скло-нилась в поклоне. Славка последовал ее примеру, но кланяться не стал. Просто чуть-чуть наклонил голову. Своего рода вариант белогвардейского поклона. Опустить подбородок — поднять подбородок. Целое искусство делать это так, чтобы у
