а разве все животные не боятся оборотней? Наверное, сложно держать хо-зяйство в деревне, если у коровы от тебя нервный тик начинается?
Оборотень прыснул — и тут же зажал себе рот. Смеяться сейчас — значило привлечь к се-бе внимание. Этого ему не хотелось.
— Нет конечно. Оборотень в глазах любого животного — просто старший родственник.
— Даже если он — хищник?
— Откуда местной корове знать, что такое тигр? Я не представляю для них никакой уг-розы. Вот они и не беспокоятся.
Я кивнула еще раз. Ну вот как есть — китайский болванчик.
— Юля, погуляй пока тут рядышком, пока мы все осмотрим, — попросил вездесущий Ва-дим, заглядывая в машину. — Здесь сейчас будет очень неаппетитное зрелище.
Я окончательно подтвердила свое звание болванчика — и отошла в сторону, уставив-шись на поле. Поле, потом лес… кто устраивает засады в поле? Удобнее же в лесу. Пусть пригородный лес — одно название, весь прозрачен насквозь, но как вообще такое могло случиться?
Что странного в этих смертях?
Я сорвала ромашку и принялась отрывать лепестки.
Машины расстреляны. А кем? И как? Их же буквально изрешетили. И никто, и ниче-го…
Вот и первый вопрос. Почему нет свидетелей?
А почему они вообще свернули на проселочную дорогу? Я почти не знаю пригородную сетку дорог, но это и спросить можно? Нужно!
— Тимофей, Лида, — позвала я.
Оборотни тут же встали передо мной, как лист перед травой. Интересно, откуда такое словосочетание? Ладно, не до него, потом покопаюсь по энциклопедиям…
— А что — здесь другой дороги нет?
Тимофей тряхнул головой.
— сейчас я вернусь.
И рванул с места. Мы с Лидой молчали, пока он не вернулся. Тигрица изучала меня, я — ее. Что тут скажешь? Симпатичная, яркая, с волосами потрясающе огненно-рыжего от-тенка. Даже мне видно — стерва. И как она оказалась оборотнем? С такими обычно стара-ются не связываться, загрызут ведь. Любого, кто претендует на роль ‘хозяина’. И поче-му-то мне кажется — если у нас будет время, мы найдем общий язык. И мне хочется на-рисовать ее. И женщиной, и оборотнем, и получеловеком — полутигром. Красиво полу-чится.
Тимофей развернул передо мной карту дорог.
— Давай на траву, — предложила я. — Мне ваша помощь нужна.
Тигры послушались — и мы втроем начали изучать карту.
— Какого броненосца их понесло на этот проселок? Что, другой дороги не было?
— Да их здесь пять штук, — ткнул пальцем Тимофей. — Как бы не поехали, были бы у вас быстрее. А их сюда понесло. Непонятно. Заблудились что ли?
— Или их заблудили. Но кто?
— Думаешь, они бы кому-то поверили — здесь? Даже не доехав до места?
Лида ехидно прищурилась. Как есть — кошка. Рыжая. Но ведь права? Права.
— Никому и ни за что. Либо они случайно, либо нарочно.
— А если пробежаться к съезду — и посмотреть, стоял ли там какой-нибудь знак? Объ-езд, проезд… Даже если его сейчас убрали…
— Кто?
— А кто их расстрелял? Враги, конечно. Расстреляли, проехали обратно, увезли знак, но след-то должен остаться?
— Сейчас сгоняю, посмотрю. Тут недалеко.
Тимофей рванул с места раньше, чем я предложила кого-нибудь послать. Вампиров, например. Потом махнула рукой. В такие ночи у оборотней энергия в попе бродит, пусть Тимофей выплескивает ее по делу.
— Подумаем пока дальше?
Лиза криво ухмыльнулась.
— Давай подумаем…, госпожа.
Слово прозвучало увесистым плевком. И опять я почувствовала себя виноватой. Если бы я не помогла протащить Мечислава в князья города, оборотни — тигры жили бы без хозяина. Но все случилось так, как есть. Извиняться — да кому нужны мои извинения? Оправдываться? Но я просто старалась выжить. За это не оправдываются. Я выпрямилась. Если у нас сейчас не получится договориться, я не просто не смогу работать с Лидой. Нет. Я еще и потеряю уважение тигров. Всех. В принципе. Животные рвут слабых вожа-ков. Помните Маугли? Акела промахнулся…
— Ты умна, тигрица. Неужели ты думаешь, что Мечислав — худшее из возможных зол?
— Но и не лучшее.
— Возможно. Но не будь его — Андрэ все равно подмял бы вас. И лучше не было бы.
— То есть ты ни в чем не виновата?
— Не в том, в чем ты меня обвиняешь.
— Да неужели!?
Лида сверкнула глазами — и я почувствовала, как просыпается мой зверь. Он очнулся, потянулся и прошелся вдоль рамы зеркала.
Нахалы — самые вкусные…
И что теперь — мне ее есть? Увольте… Но и спускать ей наглость нельзя!
— Ты меня в чем-то упрекаешь, кошка?
Мягко, очень мягко. И Лидия стушевалась.
— Я…
Я сделала небольшой шаг вперед.
— Ты забыла свое место. Еще раз повысишь на меня голос — и я сделаю из твоей шкурки прикроватный коврик. Мне не нужен твой страх, но ты будешь уважать меня, потому что я — сильнее!
И с последними словами моя силы выплеснулась наружу. Она была яростна и агрессив-на. Она давила и подчиняла. Приказывала и прижимала к земле. Я — хозяйка. Она — кош-ка! Если нужно показать зубы каждому оборотню, я так и сделаю. Чтобы в критический момент они слушались моих приказаний!
Я добрая, но не всепрощающая…
Женщина со звериными глазами улыбалась из глубины моей души. И я знала — сейчас мое лицо приняло равнодушно-ледяное выражение. Мне было все равно. Я могла убить, могла подчинить, могла заставить перекинуться… Я сделаю с тигрицей все, что поже-лаю. И она не сможет мне противостоять. Я — хозяйка.
И Лидия сломалась. Она опустила глаза.
— Простите, госпожа, я не хотела…
Я не стала говорить что-то вроде ‘если еще хоть раз… хоть кто-нибудь… хоть кончиком пальца…’.
— На первый раз прощаю.
Я отвернулась от оборотнихи — и вдохнула теплый ночной воздух. Сияла луна. Звезды ласково улыбались с небосвода. Тянулась вдаль лента дороги. Клочьями черного бархата лежали поля. Тусклой серой полоской светился лес. И зверь-из-зеркала нетерпеливо бил хвостом внутри меня. Его переполняла сила, которую я так и не выплеснула на оборот-ниху.
Тут и без нее много интересного…
Ему нравилось здесь. Нравился запах крови, прозрачными волнами стелящийся над до-рогой, запах смерти и страха…
Я провела рукой над дорогой. И вдруг ясно поняла, что чувствовали люди в маши-нах.
Страх. Неожиданность. А что еще?
Я медленно водила ладонями над туманом. Сейчас меня ничего не интересовало, кроме него. Он шептал и звал. И я послушно шла на зов. Кто-то хотел мне сказать — что?
Издалека донесся чей-то голос. Важно? Нет. Это из мира живых. А я сейчас гляжу на другой берег. Туман пахнет страхом. Особенно вот этот плотный клок…
Я опустилась на колени и зарылась в него руками. Туман был влажный и липкий. И вне-запно ударило — прозрение.
Те, кто ехал в машине, не боялись. Они не знали, что их ожидает. Только смесь ощу-щений была странной. Ожидание, предвкушение, азарт, интерес… чего они ждали? Чего-то приятного… и вместо этого получили — пули из темноты. Страх, отчаяние… горечь от предательства? Странно. Но — горечь. Кого-то предали на этой дороге. Кто-то перед смертью чувствовал, что его бросили и покинули, ударили в спину… Он верил, он сде-лал как приказано, его ждала награда, а вместо этого — пули…
Холодная ярость серебра. Их расстреливали серебром… И — радость. Азарт не только от машин. Азарт еще и от убийц. Они ждали — и они хотели убить. Мечтали об этом… и по-лучили свое.
Холод под пальцами.
Одиночество. Смерть. Последний шепот умирающего…
‘Хозяин, за что!?’
— Юля!
Чьи-то руки обхватили меня за плечи.
— Юля, с тобой все в порядке?
Ударил знакомый запах меда и полевых цветов. Щеки коснулась гладкость шелковой рубашки. Мечислав?
Это действительно был вампир. Он держал меня на руках, а Вадим осторожно протирал мои пальцы влажными салфетками.
— Что это было?
— Это я у тебя хочу спросить, — прошипел Мечислав. — Ты сперва срываешься на эту кошку, потом начинаешь водить руками над дорогой — и как слепая идешь прямо на тру-пы. Я не решился тебя остановить. Ты подошла, положила пальцы на один из них, по-том поводила по нему руками, нащупала пулю — и так побелела, словно тебя известкой обмазали. Что с тобой случилось?
— приступ ясновидения, — вздохнула я.
— вот как? — оживился подошедший Рамирес. — И что же вы узнали? Нам важны любые подробности!
Я поморщилась. Разговаривать не хотелось. Тем более при Рамиресе. Вот уж кто нам не друг. А натуральный свинячий хвостик.
— может, потом?
— Кудряшка, нам надо искать убийц — строго сказал Мечислав. — Пожалуйста.
‘Пожалуйста’!? Он сказал — ‘Пожалуйста’!? Не верю глазам, ушам и носу своему. Так, заодно! Обычно от него можно дождаться только шантажа или приказов. Вампир, гово-рящий ‘Пожалуйста’!? В один ряд с честными гаишниками и порядочными политиками, пожалуйста. Но отвечать пришлось.
— Сложно сказать. Я чувствовала очень многое. Им было больно умирать. Очень больно. Их расстреливали в упор. Серебром. Неожиданно.
— Это и так ясно! — возмутился Рамирес.
Я поглядела на него, как на глиста.
— А вам уже ясно, что здесь предали человека?
— предали? Кого? — быстро спросил Мечислав.
Я пожала плечами.
— Не знаю. Но кто-то здесь бы предан. Этот человек не ждал смерти… То есть он дога-дывался, что что-то случится, но не ждал — такого. И чувствовал себя преданным.
Вампиры молчали. Потом Мечислав перехватил меня чуть поудобнее.
— Как ты себя чувствуешь?
— Паршиво.
— Я отправлю тебя домой. Приезжай ко мне завтра, ладно?
— после заката, — кивнула я.
— вот и умничка. Мы тут будем заметать следы, а потом искать очевидцев. В этом ты нам не помощник.
Я и не напрашивалась. С меня на сегодня хватит.
— Вадим, Константин, Глеб, отвезите Юлию Евгеньевну домой.
— А ты меня не проводишь? — я нагло захлопала ресницами. Но надо было предупредить вампира об одном ‘обстоятельстве’.
— Разумеется, кудряшка.
— Кудряшка? — вздернул брови Рамирес. — Вижу, Мечислав так и не избавился от своей привычки? Он всегда давал своим игрушкам какие-нибудь собачьи клички.
Я тихо зашипела.
— Юля, не огорчайтесь. Это просто значило, что для Мечислава все они легко заменяе-мы. Не одна, так другая, третья, кто-то приходит, кто-то уходит… Но с вами, конечно, другой случай! Вы ему жизненно необходимы…
Ну разумеется. А ты мне об этом говоришь по доброте душевной. Сочувствующий вам-пир! Уписаться можно! Сволочь. Ведь специально провоцирует. Подчеркивает, что для Мечислава я такая же, как и остальные его ‘дэвушки’. И сам не знает, что дарит мне на-дежду. Я ведь ничего так не хочу, как чтобы Мечислав оставил меня в покое! О, если бы это могло быть! Так что оскорбление, увы, не достигло цели. Хотя и пыталось. Я очаровательно улыбнулась.
— Шлюх — много. Я — уникальная и единственная, да, Мечислав?
