просто не можем себе позволить такой роскоши — остановиться в развитии. Если какая-нибудь тетя Маша может выйти замуж, плюнуть на образование и всю жизнь провести, варя супы и вытирая детям носы — это легко ей уда-стся. А если я захочу прожить, как обыкновенный человек — ИПФ найдет меня уже через десяток лет. Они-то развиваются. Хотя бы в силу того, что они все — почти люди. И срок их жизни — короток. И мы не можем позволить себе отставать от них.
Вампир меня не убедил, но и настаивать смысла не имело. Все равно ничего не добь-юсь. Я отвернулась и уставилась в окно. Машина летела сквозь ночь. Сверкали искры окон и фонарей…
Интересно, почему Мечислав сказал, что в ИПФ почти люди? Очень много-значительная оговорка. И… неприятная.
— Пушистик, — Мечислав чуть потянул меня за прядь волос, добиваясь внимания. — По-звони деду и скажи, что я выделяю ему и твоей матери охрану. Ребята займут пост у подъезда, а завтра с утра часов в шесть зайдут познакомиться. И будут везде сопровож-дать твоих родных.
— много от той охраны пользы.
— Ты пока здесь. И даже почти здорова.
Ну да. Будь я одна — меня бы та группа из двух вампиров и шести оборотней за две се-кунды — в мешок и в воду.
Я послушно набрала номер деда.
— привет, ребенок. Чего не звонишь?
— Дед, у меня тут проблемы, — робко начала я.
— подъезжай. Разберемся.
Мечислав уверенно взял у меня трубку.
— Константин Савельевич? Это Мечислав Николаевич. Добрый вечер.
— …
— Нет. Я вполне справлюсь.
— …
— Того, что произошло зимой, больше не повторится.
— …
— Ничего. Но я считаю необходимым обеспечить охрану вам и Юлиной матери.
— …
— Поверьте, мои охранники лучше любого спецназа. Хотя бы в силу того, что выживут даже после взрыва гранаты. И добьют врага без оглядки на любые конвенции.
— …
— Да. Оборотни. Но не стоит волноваться. Они не причинят вам вреда.
— …
— Извините за глупое предположение. Хорошо. Я пришлю их уже сегодня. Ночь они по-дежурят у подъезда и в подъезде. А утром часов в шесть?
— …
— Договорились. В шесть тридцать они заходят к вам, знакомятся и сопровождают весь день. Сделайте одолжение, сажайте их за руль машины. Один — за рулем, один — сзади, с вами. И не бойтесь за них. Их так просто не убьешь.
— …
— Да. И еще. Я прикажу им завезти оружие. Без разрешения, но полагаю, вас это не ис-пугает. Оно нигде не засвечено, заряжено серебряными пулями, поэтому поможет про-тив всех паранормов. Против людей тоже эффективно. Заодно ребята привезут и штук пять обойм. Вам пригодится.
— …
— Нет. Она сама — оружие.
— …
— Тем не менее, это так. Константин Савельевич, пожалуйста. Я не стал бы уговаривать вас, но обстановка критическая. Все решится в ближайшие два-три дня. Но если что — будьте готовы. Ко всему.
…
— Да.
И передал трубку мне.
— Алло?
— Юлька, что у тебя за манера — влезать куда не надо?
— Да кто ж знал, что от брата-кретина будет столько проблем!?
— Надо было его сразу по-тихому прикопать под забором. Или сдать преследователям головой.
— Стоило бы. Но сейчас уже нельзя. Получится как признание в собственной слабости. Отстоять не можем, поэтому отдаем его вам… чего те и добивались. После такого жить нам будет намного сложнее.
— Будете стоять до конца?
— А куда деваться? Хотя у меня уже возникает желание прибить Славку, прикопать вме-сте с его пади где-нибудь под кустиком и заявить, что они и нам нагадили.
— Что такое пади?
— То, что он себе нашел. Низшая каста в иерархии оборотней.
— М-да.
Дед помолчал несколько секунд. А потом решился.
— Юлька, если это понадобится — не жалей никого. Лучше я еще раз похороню его, а не тебя. Славку я, в конце концов, считаю мертвым вот уже лет девять. А тебя терять не хо-чется. Ты — Леоверенская.
Я моргнула внезапно повлажневшими ресницами. Ну, если ЭТО — не комплимент, то другого мне и не надо. Для деда род и семья были всем. Для меня, как оказалось — тоже. И признать кого-то Леоверенским для него было — как орден. И для меня — тоже.
Медленно текли прозрачные воды реки времени. Уходила вдаль портретная галерея. Сотни и сотни людей, живших до меня, предавших мне свою кровь, свой характер, свои черты лица, свои вкусы и пристрастия, свою стойкость… и их глаза твердо и ласко-во глядели на меня через бездну веков.
А если б над нею беда и стряслась,
Потомки беду перемогут!
Бывает,- примолвил свет-солнышко-князь,-
Неволя заставит пройти через грязь —
Купаться в ней свиньи лишь могут!*
Юля цитирует стихотворение А. Толстого ‘Змей Тугарин’, прим. авт.
И я шла.
Держала голову и улыбалась.
Превозмогала любую беду.
Дралась не на жизнь, а на смерть, даже против многократно превосходящего против-ника.
Чтобы когда-нибудь через много лет, может даже сотен лет, мои потомки так же гля-дели в глубину веков. И улыбались.
‘Наши предки боролись за жизнь. Когтями, зубами, словами и делами. Они сделали все, чтобы мы — жили. Родились, смеялись и плакали, любили и ненавидели. Неужели мы можем их подвести? Струсить, сломаться, предать… просто — не выжить и не дать жизнь своим детям? Кто сказал, что мы — не справимся!? Что мы не сделаем больше, не пройдем дальше и выше!?’
Мы — справимся. Просто для того, чтобы наш род не прервался. Мы — Леоверенские.
И любой человек может сказать то же самое про свой род. Про свою семью и детей. И не беда, если утеряна информация о предках. Сам поднимайся с колен. И рвись выше и дальше! А зачем жить, если нет цели? Некуда стремиться? Не видеть небо…
— Юля? Прекращай зависать в облаках! Прием! Прием!
Дед не церемонился.
— Ты меня поняла?
— Да.
— Тогда — действуй.
— Ладно. Счастливо.
— Пока.
Я убрала голову от телефона и поглядела на Мечислава.
— Дед мне голову оторвет.
— Не волнуйся, кудряшка, я всегда смогу тебя защитить, — улыбнулся мне вампир.
Руки болели все сильнее. Поэтому мой прогноз вампиру не отличался оптимизмом.
— А тебе — клыки выдерет. Плоскогубцами. И без наркоза.
Мечислав коротко рассмеялся и чмокнул меня в кончик носа.
— Кудряшка, ты просто прелесть. Еще бы пригрозила ‘папе пожаловаться…’.
— Вот как увидимся, так и пожалуюсь. А пока сам можешь к нему идти, — огрызнулась я. Упоминание о погибшем отце мне удовольствия не доставило.
— Извини, пушистик. Вадим, сейчас приедем — и давайте ко мне. Ты, Борис, Сашка, Леонид…
— И Валентина хорошо бы позвать — добавила я.
— Позвать? Мы его еще и не выставим. Ты с ним сильно подружилась за последнее вре-мя, — медленно произнес Мечислав. — На него смотреть было страшно, когда он узнал о нападении.
— Он хороший друг, — произнесла я. — Я бы за него тоже волновалась.
— Сильно?
В голосе вампира прозвучало что-то незнакомое. Но руки слишком ныли, чтобы я еще и задумывалась о таких мелочах.
— Сильно.
— Насколько сильно?
С переднего сиденья донесся отчетливый хрюк Вадима.
— Юлька, успокой шефа. Скажи, что вы с Валентином только друзья, а то он бедного оборотня побреет налысо.
Я замотала головой.
— Да вы что — все с ума посходили?
— Потому что шеф тебя ревнует — или потому что я в точку попал насчет оборотня? — продолжал веселиться Вадим.
Я бы его точно пнула, но дотянуться ногой было сложно, а руки и так болели.
— Вадим, — прошипела я. — Если ты не заткнешься, я тебе за шиворот плюну!
— Точно. Шеф, я угадал, она влюблена в нашего блондинистого лисика, — развеселился вампир. — Что делать будем?
Шлеп.
У Мечислава, в отличие от меня, руки не болели. Вадим качнулся вперед, потом на-зад, машина вильнула, а я довольно улыбнулась.
— Шеф, за что!?
— За отсутствие меры.
Так его. Клыкастые соблазнители — это еще в порядке вещей. Но зубастые юмори-сты…
***
Мы остановились у частной клиники. В нашем городе их целых две. Обе — дорогущие… я туда не хожу. Мне здоровье дороже.
— Здесь что — и вас тоже лечат? — сварливо поинтересовалась я.
Мечислав ловко выскользнул из машины и опять подхватил меня на руки.
— Да опусти ты! Я что — инвалид?
— нет. Ты — прекрасная женщина, которую нужно носить на руках. И я собираюсь зани-маться этим всю оставшуюся жизнь.
— представляю, сколько я сэкономлю на обуви, — съязвила я.
— Если пожелаешь, я закажу для тебя золотые туфельки с хрустальными каблучками.
Я содрогнулась. Понятно, что вампир издевается. Почему? А вы сами попробуйте прой-тись, нацепив на ногу да хотя бы салатницу! Спорим — через три шага она окажется на том свете, а через четыре шага все осколки будут у вас в пятке?
А туфли из золотого листа? Да круче этого только ‘испанский сапожок’*!
* средневековое орудие пытки, прим. авт.
— Лучше сразу прибей, — руки болели все сильнее, и отвечать на дурацкие шуточки не было ни сил, ни желания.
— Ни за что. Ты еще должна мне Печать тела.
Блиннн! Твою игуану!
— И ты намерен востребовать долг?
— Да. Сегодня, после того, как мы покончим с делами. Ты себя достаточно хорошо чув-ствуешь?
— Нет. Я чувствую себя просто омерзительно. Меня тошнило. И может стошнить еще раз. На тебя.
— Переживу. В крайнем случае — примем ванну. Представляешь — ночь, свечи, ванна с пеной…
— …я поскальзываюсь на мыле и падаю тебе на голову, сломав обе ноги.
— Кудряшка, смотри на жизнь веселее. Я всегда успею тебя поймать.
Мечислав упорно не замечал моих попыток нахамить. Настроение испортилось у меня окончательно. Теперь еще и Печать. А неохота…
Если бы можно было отказаться — я так и поступила бы. Но вампир выполняет свои обязательства. Славка и Клавка в безопасности. Относительной, но что в мире не относи-тельно? То, что еще не пытались никуда отнести? Ох, куда-то меня не туда тянет.
Но я попыталась отказаться.
— А потом никак нельзя Печать поставить?
— Нет.
— Лично мне не к спеху.
— А зря. Печать повысит и твои шансы. В этот раз тебя собирались просто похитить. А что будет завтра?
— меня ИПФ на танке переедет.
— За что?
— За все.
***
Не успели мы войти в поликлинику, как к нам бросилась пергидрольная (а-ля Мерлин Мурло) девица в белом… белой… нет, все-таки это халат. А мне на секунду показалось что маечка. Впрочем, халатик был с глубоким вырезом, обтягивающий, прозрачный и заканчивался где-то на уровне трусиков. Так что я особо не ошиблась.
— Здравствуйте! — запела она. — Проходите, пожалуйста, располагайтесь!
Она распахнула перед нами дверь в приемный покой. Что ж, обстановка на уровне. Ев-роремонт, цветочки, диванчики… ясно, куда идут деньги клиентов.
— Я