в то же время… Как женщина, я могла оценить ее. И ставила двадцатку. По десятибалльной шкале. Если бы она решила сняться для журнала — олигархи к ней бы в очередь становились. Никакой аристократической узкокостности. Никакой модельной пересушенности. Настоящая Русская Женщина.

А в дополнение к роскошной внешности имелась еще вполне отчетливая яркая аура — малиновый, сиреневый, голубой, желтый — и на ней проступал рисунок из серебряных пятен…

Я подавила в себе желание немедленно удалиться в угол и завистливо порыдать — и широко улыбнулась медведице.

— Добрый день. Я — Юлия Евгеньевна Леоверенская.

И все. Этого — довольно. Я ведь уже проигрываю.

— Вас ждут, — медведица коротко улыбнулась. — Я провожу. А ваши сопровождающие?

— Будут меня сопровождать.

Вот сейчас я и пожалела, что вчера читала про Досю, а не про этих… медведиц. Но с другой стороны — их — восемнадцать. Все перепутается, нужную информацию как следует не запомнишь, а со шпаргалок не спишешь. Это не экзамен. В жизни оценки обычно проставляются кровью.

Я улыбнулась и пошла за медведицей. Какой же я казалась мелкой и незначительной рядом с ней. Ну и что? Мангусты тоже мелкие, но Рикки-Тикки-Тави — это круто! А вирус и вообще не разглядишь, зато уничтожает людей он на раз.

Медведица остановилась перед какой-то дверью и постучала. И изнутри откликнулся такой же роскошный голос.

— Войдите.

И дверь распахнулась.

Ну что тут скажешь? У медведиц есть вкус. Есть деньги. И есть желание выстроить сцену так, чтобы оппонент чувствовал себя пришибленным еще до начала игры. В огромном кабинете можно было без труда играть в футбол. И хватило бы места для команды болельщиков. Так обычно показывают кабинеты миллионеров в американских фильмах. Большое пространство и минимум мебели. Высокий застекленный потолок, огромное окно-стена. Рядом с окном — здоровущий стол. За столом сидит женщина, которую я толком не могу разглядеть. Почему? Да просто против света. Это я у всех на глазах, а их лица как раз в тени. Диваны полукругом, на которых вольготно расселись и разлеглись шесть женщин. У одной стены здоровущий аквариум, в котором плавает что-то явно не декоративное — не бывает декоративных рыбок размером с мою руку. И три свободных кресла — явно оставлены для вновь пришедших. Хотя кресла — это громко сказано. Скорее стулья. Даже на вид — жесткие и неудобные. И удобно расположиться на них не сможет даже закоренелый мазохист. Ну и что мне останется? Буду я сидеть, как школьница, на глазах у медведиц, которые расположились со всем удобством? И чувствовать себя мелкой и незначительной.

Буду?

Щазззз!

Облезнете хором!!!

Я еще раз внимательно оглядела зал. Ни одного свободного места. Это вам не поп. Медведицы ошибок не делают.

Ну и ладно. Попробуем сесть на стуле, но по-другому. Не как в школе, а верхом. Все непринужденнее получится.

Я решительно шагнула к креслу. Мягкий ковер ласкал ноги. Даже жаль по такому в туфлях ходить…

Я скинула туфли, попробовала ногой ворс ковра и улыбнулась.

— Костик, отнеси табуретку к стеночке. С вашего позволения я расположусь прямо так, а то после вашего стула у меня мягкое место плоским станет.

И я нагло уселась по-турецки на ковер прямо перед медвежьим столом.

Теперь мы оказались в одинаково неудобном положении. Главная медведица просто не видела меня через стол. Я тоже ее не видела, но мне уже было по фиг — что так неудобно, что этак. Остальные медведицы могли лицезреть мой затылок. Костик оттащил стулья, чуть толкнул Славку, чтобы тот не тормозил — и замер у двери, как почетный караул у Мавзолея. Славка последовал его примеру. И правильно. Помощи от них так и так не будет, а психологически все верно.

— Я полагаю, что вы меня уже знаете, — я обращалась к ножке стола не особенно-то и повышая голос. — Я тоже о вас наслышана. Вы и есть Мария Ивановна?

Медведица обошла вокруг стола и встала прямо передо мной.

— Да. Скажите, вы всегда себя ведете так непринужденно?

— Обычно я веду себя намного хуже, — призналась я. — И это — обосновано. Может, перейдем куда поудобнее — и начнем нашу встречу еще раз?

Медведица покачала головой.

— Предлагаю просто уравнять шансы.

И она опустилась рядом со мной на ковер. Я завистливо вздохнула. Красивая. Высокая, статная, немногим меньше той девушки, которая проводила нас сюда. Роскошная темная коса падает через плечо и стелется кончиком по полу. Ярко-синие глаза сияют. Если бы они не были такими усталыми и задумчивыми, она сошла бы за мою ровесницу. И не надо мне говорить за пластику. Я знаю, что в наше время можно до девяноста косить под девочку. Только это — не тот случай. Вот чем хотите поклянусь — к ней еще ни один скальпель не прикасался. И не прикоснется. Но движения, как у молодой девушки, но розовая молодая кожа со здоровым румянцем и полное отсутствие морщин…

А ей точно за сорок. И глубоко за сорок. Я так ощущаю… Питер успел научить меня самым основам — чувствовать животное. Не говорить, не понимать, а просто — чувствовать. Ему больно — и мне. Ему грустно — и мне… И я понимала, что ее зверю не меньше тридцати лет. Десятилетних детей у нас обычно не обращают. Вот и считайте.

— Вы — красивая, — произнесла я. — Завидую. Я такой никогда не буду…

— почему же. Мы можем тебя инициировать, — ласково, но вроде бы и с угрозой произнесла медведица. Я не испугалась.

— Можете. Но не сделаете этого.

— почему же?

— потому что Мечислав с вас шкуру спустит.

— прикрываешься вампиром?

— Угрожаете когтями?

Мы переглянулись и фыркнули. Один — один. Я вздохнула.

— у вас больше силы и опыта. Рано или поздно, так или иначе… Я ошибусь, но нам ведь жить в этом городе. Зачем надо ловить меня и давить? Можно просто попробовать поговорить, как два взрослых человека.

— Человека?

— Вы — оборотень. Я — фамилиар. Но когда-то мы были людьми. И в основе своей — люди.

— И это мне говорит женщина, которая выписывает журнал ИПФ?

Я закатила глаза.

— Мне сейчас положено сказать что-нибудь типа: ‘и это мне говорит женщина, которая чего-то там — того?’? Вот честно — не скажу. Я ваши биографии прочитать поленилась. Мечислав мне дал их только вчера. И вчера же сообщил о сегодняшнем саммите. Но у меня все с собой. Хотите — прочитаем вместе и прикинем, кто лучше осведомлен?

Медведица аж задохнулась от такой наглости. Я смотрела на нее спокойными глазами. И что было сил, продуцировала одно и то же: ‘Я не враг. Хочу говорить с тобой’. Получалось плохо. Мне бы еще недельку с Питером позаниматься. Так нет ведь… Уехал.

Несколько минут в комнате царила тишина. А потом со стороны одного из диванов раздался хрипловатый смешок.

— А она мне нравится.

— Надеюсь, не как колбаса на прилавке? — не оборачиваясь уточнила я.

— Такой колбасой врага кормить надо.

— Не надо. Я жить хочу, я только жить хочу! — Последнее предложение я пропела, как в ’20 лет спустя’. И медведицы уловили аналогию. Послышался еще один смешок. Одна за другой они покидали диваны и также располагались на ковре. Я повертела головой. В окружении этих валькирий было неуютно. Но — хороши. Особенно одна — высокая, стройная, с голубыми глазами и толстой косой пшеничного цвета. Увидел бы ее Гитлер — навсегда раздумал бы Россию завоевывать. И начал бы активно клеить эту живую мечту истинного арийца.

Костик бросил на меня вопросительный взгляд, но я покачала головой. Никакого вмешательства. Пока я справляюсь… может быть. А может — и не быть.

— Она не лжет нам, — произнесла блондинка. — Но и всей правды не говорит.

— И вы мне — тоже, — окрысилась я. — Типичная ситуация око за око. Что вам от меня нужно? Сможете сказать прямо?

— Детей, — коротко ответила блондинка.

Я закатила глаза.

— Наконец-то. Извините, не знаю вашего имени…

— Даша.

— Отлично. Даша, скажите, вы каким-то образом оказались в курсе моих способностей — и решили поиметь выгоду для себя?

— не совсем так, — вздохнула старшая медведица. — Понимаешь, Кудряшка…

— Лучше — Юля.

— Хорошо. Юля, у нас нет возможности иметь детей. Вообще нету. Мы смиряемся. Но если возможность появляется — мы обязаны ей воспользоваться. Мужчинам проще. Хотя они и рискуют.

— Чем? — искренне удивилась я. — Им же не рожать…

Медведицы переглянулись.

— Ты вообще много знаешь про оборотней?

— Вообще — то, что они сами о себе рассказывают. Это — много?

— Ну-у, лишнее оружие в руки вампирам мы стараемся не давать. Но это даже не тайна. Ты знаешь, что такое вурдалаки? Волкодлаки?

— Волки, которые не могут управлять своим превращением? Проклятые?

— Да никакие они не проклятые, — отмахнулась Мария. — Это просто дети, рожденные от отца-оборотня.

У меня отвисла челюсть.

— То есть…

— Ну да. Ребенок может либо перекинуться еще в младенчестве — и тогда его можно уничтожить сразу. Пока он еще не успел принести настоящий вред. Либо — только после совершеннолетия. И вот тогда начинаются проблемы. Волкодлак — хотя отец может быть хоть оборотнем-ящерицей, просто это название такое, а ребенок может и не иметь никакого отношения к волкам, хочет только убивать. И убивает. Пока его не остановят.

— Ну и?

— Мы хотим убедиться, что дети, которые родятся у Насти, не будут такими волкодлаками. И если это будут нормальные оборотни — заключим с тобой союз.

— С нами, — ‘поправила’ я. Медведица не обратила на это никакого внимания.

— Ты нам — детей. Мы тебе — защиту и помощь.

Я захлопала ресницами. Фактически, это то, что мне и было нужно. Практически? Где гадость зарыта!? Ага, кажется, догадалась.

— Мне — или мне и Мечиславу? Вы учтите, что я — его фамилиар. Что касается его, то касается и меня. Его интересы — мои интересы. Его дела — мои дела.

— Ты же с этим не любишь соглашаться? — прищурилась Мария.

Блин! Узнаю, кто им сливает информацию — удавлю!

— Моя любовь тут не при чем, — отрезала я. — Лично мне ваши помощь и защита хоть и приятны, но я могу и обойтись. Йес? А вот будете ли вы поддерживать Мечислава — или нет — это намного интереснее. И важнее.

— Нам не хочется влезать в дрязги вампиров, — отрезала Мария. — они никогда не успокоятся. Нам же хочется просто жить. И радоваться жизни.

— Но лучше радоваться ей с детьми на руках, — вкрадчиво заметила я. — А если что