Мертвые умерли. Живым — живое. И Юля не может этого не понимать. Но признавать упрямо отказывается!
А ее сопротивление!
Мечислав просто не понимал происходящего! Оно не вписывалось в логичные и осознанные картины мира. На его пути встречалось много женщин. Красивых — и не очень, добродетельных и распутных, страстных — и считавших себя холодными (во всяком случае, до встречи с вампиром). Как известно, не бывает фригидных женщин, бывают неумелые и эгоистичные мужчины, которые не способны найти то, что нравится партнерше. Себя Мечислав к таким не относил. И знал — многие женщины страдали из-за его ухода, но когда боль утихала, каждая начинала бережно хранить в сердце воспоминания о времени, проведенном рядом с ним. Потому что он старался быть… таким, каким нужно. Идеальным мужчиной для каждой соблазненной им женщины. Пусть на пять минут — но пусть эти пять минут станут фейерверком в ее жизни!
И этот подход никогда не давал осечек. Рано или поздно, так или иначе — все женщины, на которых он обращал свое внимание, приходили в его объятия.
Но Юля!
Это отторжение близости с ним — даже душевной (вампир был уже согласен и на платоническую любовь и даже на дружбу) было совершенно непонятным.
Не упрямство — ‘раз ты хочешь — так обломись и облезни. Все равно я тебе ничего не дам!’ Вовсе не упрямство. Это легко было бы распознать.
И не обида — ‘не хочу быть одной из миллиона!’ С этим Мечислав тоже сталкивался. И выглядело это по-другому.
Безразличие? Но их тянет друг к другу. И это видно всем. Даже последним пади.
Трагическая любовь? Ну уж это и вовсе глупости. Юля в принципе не способна так долго страдать. Рано или поздно, даже скорее рано, она преодолеет любую боль. Воспитание такое. Мертвым — мертвое. Живым — живое. И жизнь властно требует своего. Но любая попытка сблизиться тут же наталкивается на незримую стену.
Но что может ее преодолеть?
Мечислав знал, что названные предметы являются крайне возбуждающими для многих женщин. И вместе и по отдельности. Но Юле все это предложено на блюдечке с золотой каемочкой! И предлагается! И раз за разом отвергается, чуть ли не с брезгливостью. Так что же ей нужно?
Любовь? — шепнуло что-то странное в глубине души?
Мечислав досадливо поморщился. Любовь? Если они будут вместе — Юля будет его идеалом. Точнее — он сам постарается стать для нее идеальным мужчиной. Что еще нужно? Разве это — не любовь? Это даже больше той глупости, о которой пишут поэты!
Нет, дело тут совсем в другом… знать бы, что это за стоп-кран, который каждый раз отдергивает Юлю прочь от него! Знать бы!
Поговорку ‘Знал бы прикуп, жил бы в Сочи’ вампир на себя не примерял. И Юля представлялась ему еще одной головоломкой. Чуть более сложной — ну так что же в том плохого? Просто ее придется разгадывать… медленно… и со вкусом…
— Господин…
Знакомый голос оторвал вампира от размышлений. Мечислав развернулся к говорившему.
— Да, Володя?
— Кирилл Петрович Красненский и Дося Блистающая будут у вас через час.
— Замечательно.
На миг Мечислав задумался — приказать принести какую-нибудь одежду для Юли? Но потом передумал. Она сама явилась в этих жутких штанах и майке! Хотя он сто раз просил ее приходить в человеческом виде! Вот пусть теперь сама и испытывает за это неловкость!
***
Час мы с Питером провели… в кайф! Я другого слова и подобрать не могу!
Вампир пробовал то одну, то другую эмоцию, я читала его ауру, сообщала, что в ней меняется — и пыталась показать ему свою. У меня получалось лучше. И видеть — и даже ощущать руками. Если проводить пальцами по границе ауры, можно различить многое. А можно и воздействовать на человека. Что-то серьезное у меня пока получалось плохо, но простейшее — вызвать страх, радость, злость, агрессию… короче, управляемая эмпатия — вполне прилично. А вот Питер буксовал, как ‘мерседес’ на проселочных дорогах. То, что у меня выходило мгновенно, у него получалось очень плохо — и только при личном контакте сознаний. Если я была направляющей. Если Питер пытался поглядеть ‘вторым зрением’ как я это называла или ‘ментальным взором’ согласно названию вампира, сразу начинались неполадки. Но мы существа упорные. И все равно это преодолеем. А чуть разгребем с Альфонсо и прочими — и попросим Надю или Таню — а то и обеих сразу участвовать в наших экспериментах. Возможно, нам удастся создать амулеты, положительно влияющие на беременность оборотней. Хотя почему — возможно? Удастся! Я умею это делать, а у Питера достаточно знаний, чтобы разобраться в происходящем и попробовать сляпать что-нибудь вроде амулета. А силу возьмем у меня. На хорошее дело не жалко. Не все ж вампира снабжать?
А еще у меня получалось — только совсем чуть-чуть — нащупывать ниточки, которые воздействовали на организм. Вызывали голод или жажду, боль или удовольствие… совсем чуть-чуть, но это же начало. Вот мы немного попрактикуемся…
А потом в кабинет заявился Мечислав.
Ради разнообразия он переоделся в простые голубые джинсы и белую рубашку с длинными рукавами. Хотя ‘простые’ — это не то слово. Джинсы сидели на нем так, что становилось понятно — это шилось на заказ и с тщательной подгонкой по фигуре. А рубашка явно была из безумно дорогой ткани. С первого взгляда это не бросалось в глаза. Джинсы и рубашка у него, джинсы и майка у меня. Но если поставить нас рядом и вглядеться — становилась ясна разница. Огромная. Как между лодочкой у городской пристани и океанской яхтой.
Ну и пусть! По одежке нас лишь встречают, но провожают по уму.
— Юля, ты мне обещала присутствовать.
— а что — певуны приехали?
Современную эстраду я не люблю. И тут уж ничего не поделаешь!
— Приехали. Так что с Питом ты пообщаешься завтра. Всего хорошего.
— Юля, поработаем завтра?
— Куда ж деваться.
— Свободен, — резко тряхнул головой Мечислав.
Питер послушно поднялся, попрощался вежливыми поклонами — и вымелся из кабинета.
Я удобнее устроилась на диване.
— Не возражаешь?
— Ничуть. Мы с Кириллом Петровичем поговорим, а вы с Досей займете друг друга. Договорились?
Я поглядела на вампира с явным сомнением. Я же читала ее досье. Вот что у нас с ней общего? Женский род? Но сказать ничего не успела. Дверь распахнулась.
Кирилл Петрович был явным ‘хозяином жизни’. Настолько явным, что я просто забеспокоилась. Если человек так выставляет напоказ это качество, он вовсе не глуп. Скорее ему выгодно, чтобы его считали глупым. Невысокий, плотный, круглое лицо, редкие светлые волосы с залысинами и проплешинами, короче — почти состарившийся Карлсон. Этому впечатлению противоречил безумно дорогой светлый костюм (уж настолько-то я стала разбираться в вещах, потолкавшись рядом с вампиром) и розовая рубашка, стоившая явно больше годовой зарплаты налогового инспектора. А на толстенную золотую цепь с брюликами можно было спокойно сажать ротвейлера. Карлсон-миллионер?
Ой, нет. Если человек так резко выпячивает свою простоту, наверняка он намного умнее, чем показывает.
Дося… ну что тут скажешь? Мы не понравились друг другу — сразу. Она взглянула на меня, как на таракана, я на нее — как на блоху — и взаимонепонимание было достигнуто. Суперзвезда оказалась высокой (на голову выше меня) блондинкой из ‘особо опасных’ — то есть крашеных пергидролем. Как гласил мой личный опыт, чем пергидрольнее блондинка, тем она стервознее. И Дося оправдала мои ожидания. Мечислав вежливо пожал руку продюсеру и пригласил его к столу, а нам кивнул на диван.
— Кирилл Петрович, очень приятно. Дося, вы как всегда очаровательны. Это — моя подруга, Юлия Евгеньевна. Полагаю, девочкам пока есть о чем пообщаться. А мы поговорим о деле.
Продюсеру это явно не понравилось — в ауре полыхнули желтые огни приятного оттенка ‘детской неожиданности’, но крыть было нечем. Видимо, он привык, что люди, имеющие с ним дело, охотно пользуются предоставленной возможностью, а он с помощью Доси получает определенные выгоды.
Не в этот раз. Соблазнить вампира такой Досей было просто нереально. За его семьсот лет он и получше видел.
Мы с Досей прошли к дивану и уселись. Я — с удобством, скинув кроссовки и подтянув под себя ноги. Она — так, словно позировала для модного журнала. Разговор как-то не заладился с первой же минуты.
— Какая у вас интересная майка…
Произнесено это было так, что я мигом вспомнила ее цену. Триста рублей. И окинула взглядом Досин костюмчик. М-да. Очень неплохо. Хотя мне Мечислав и получше навязал. Но — красиво. Красный насыщенный цвет, узкий пиджачок. Под которым по-моему ничего нету, потому что в глубоком, открывающем даже ложбинку на груди вырезе не видно и нижнего белья. Юбка тоже узкая и очень короткая. Из породы ‘пояс не очень широкий’. Несколько золотых цепочек с крестиком и образками, золотой браслет с псевдохристианскими медальончиками, куча колец и сережек…
— Вы тоже неплохо одеты. Хотя золота могло бы быть и поменьше. Напоминаете ювелирную выставку.
— Глупости, — Дося коснулась пальцами цепочек. — Я никогда с ними не расстаюсь. Это освященные медальоны. Вот этот я купила в Тихвинской обители. Этот — во Владимирской[3]…
Она перечислила еще пару монастырей, заставив меня резко загрустить. Вспомнилось ИПФ. Вот бы ее куда. С ее любовью к Богу. Смешно, что самые истые верующие получаются из раскаявшихся грешников. Или пока не раскаявшихся.
— Тогда вам понравится у нас в городе. У нас, буквально в десяти километрах от города есть святой источник — Шадринский. Съездите, искупаетесь…
— Я буду слишком занята! Эти концерты отнимают так много сил…
Я мысленно восхитилась и постаралась запомнить интонацию. Именно так ‘барби’ и надо жаловаться на жизнь. Но не удержалась.
— А вы разве не под фанеру поете?
— Вы, милочка, совершенно не разбираетесь в шоу-бизнесе, — высокомерно припечатала меня Дося.
Я пожала плечами. Зря я это. Ссориться не хотелось, разговаривать тоже. Может, удастся все свести к светскому разговору? Как погода? Прекрасно. А как природа? Еще лучше…
— Спорить сложно. Я предпочитаю науку.
За правду я удостоилась взгляда, которым люди смотрят на безнадежно больных. ‘Науку? Фи… от этого морщины появляются… да и кому она вообще нужна?…’
— и какую же?
— Биологию.
— А что вы тогда здесь делаете? Сидите в лаборатории и изучайте своих червей. Или кого там…
А вот проезжаться по моей работе не надо…
— Простейших. А также глистов и гнид. Здесь такое поле для работы, столько образцов…
— На себе разводишь?
Дося отбросила всякую вежливость.
— Нет. Обычно они к нам приезжают по делам бизнеса.
— Котик! — взвизгнула блондинка, вскакивая с дивана и бросаясь к продюсеру. — Эта девка меня оскорбила! Она
