меня обозвала глистой! И гнидой!

Я аж глазами захлопала. Вроде бы я только собиралась… Но Мечислав не растерялся.

— Юля, как тебе не стыдно мучить людей своей биологией. Дося, я полагаю, что Юля вам просто хотела рассказать о своей учебе. Она ведь биолог.

— Да, кивнула я. — я предпочитаю зарабатывать деньги мозгами, а не половыми органами.

— Разумеется, к присутствующим здесь это не относится, — вставил вампир. — Юля, проводи Досю к Вадиму, попроси, чтобы он показал ей место выступления.

Мечислав вышел из-за стола, чуть приобнял меня, и демонстративно, под недовольным взглядом Доси, чмокнул в щечку.

— Спихнешь — возвращайся, — шепот был таким тихим, что его услышала только я.

— Будешь должен.

— Натурой отдам.

— Крупами и трупами не беру, мне за державу обидно.

Мечислав рассмеялся, словно я шепнула ему что-то очень личное — и у меня по спине побежали мурашки. М-да. Что-то часто они там бегают. Пора соревнования проводить и номера присваивать!

— Да дорогой, — громко и вслух ответила я. И цапнула Досю за руку, точно попав в нервный узел. Ага, я умная. Меня не зря учили.

Зато Дося теперь пару минут помолчит. Больно так, что дыхание перехватывает.

И за эти две минуты я успела очаровательно улыбнуться продюсеру.

— Девочки налево, мальчики — к контракту.

И вытащить Досю за дверь. Вадим обнаружился сразу за дверью. Шагах в трех от кабинета.

Подслушивал, гад?!

Ну получи и наказание. Кара Досей. С особым цинизьмом. Я развернулась так, чтобы Дося потеряла равновесие на каблуках — и чуть толкнула ее. Певица со сдавленным хрипом влетела прямо в руки к Вадиму. Вампир ловко подхватил ее и поглядел на меня.

— Юля?

— Берешь девушку за руку и показываешь клуб. Ферштейн?

— Нихт ферштейн.

— А по зубам, чтобы заферштеел?

— Не надо, майн группенфюрер.

— Тогда…

— Яволь…

Дося захлопала ресницами.

— Что… как…

Но прежде чем она сформулировала вопросы и претензии, я рванула по коридору.

— Мечислав меня может найти в баре.

Нет уж. Никаких возвращений. Его бизнес — ему и разбираться.

Вадим похоже смирился со своей судьбой потому что за спиной я услышала его голос с доброй толикой вампирского очарования:

— Скажите, неужели Вы — Та Самая Блистающая и Блистательная Дося! Самая знаменитая и очаровательная певица современности?!

Пришлось ускориться, чтобы уши от сахара не слиплись. Зато Дося теперь будет просто лапочкой. К концу показа клуба то, что у нее вместо мозгов (подозреваю — счетная машинка для евро) будет полностью промыто вампирским обаянием, а любые обиды — в том числе и на меня, забудутся, как сон. Ну и прекрасно.

Дося с возу — волки сдохнут.

Я плюхнулась на высокий стул в баре и попросила знакомого оборотня, смешивающего коктейли за стойкой:

— Налейте сока бедной мне, а?

***

Мечислав нашел меня у стойки через полтора часа. Он улыбался и выглядел очень довольным.

— Ты растешь, кудряшка. Я не зря приказал ребятам позаниматься с тобой.

— Валентин считает, что мои навыки — скорее… имплантированные, с Печатью тела — от тебя — мне, — кисло процедила я. — Вот все быстро и усваивается.

— Но как хорошо!

— С паршивого вампира хоть зуб выдрать, — переиначила я поговорку.

— Кудряшка, а что ты будешь делать с моим зубом? Оправишь в золото и станешь носить на груди? На таких условиях я тебе его сам подарю… — Мечислав показал в улыбке весь подарочный набор.

Я скорчила рожицу.

— Размечтался. Я его в лабораторию на опыты отдам. Надо же узнать, откуда такая крепость и белизна! Изучу состав пульпы, дентина, эмали… напишу работу, защищу диссертацию, обанкрочу всех производителей зубной пасты…

— И будешь жестоко разочарована. Мои зубы такие от природы.

Все-таки за прошедшее время вампир научился понимать юмор. Хоть какой-то прогресс.

— Дося уехала?

— Вместе с продюсером.

— а что так плохо?

— То есть? — искренне удивился Мечислав.

— Ну, мог бы и воспользоваться ее… вниманием. Она была бы только рада.

— Ревнуешь, пушистик?

Фырканье получилось особенно выразительным.

— Я? Тебя? Ой, мама… ревную?!

Издевательский смешок тоже удался. Тем более, что был абсолютно натуральным. Ревновать вот этот ходячий символ экстаза?! Ага, сходи, поревнуй Колю Баскова к поклонницам. Результат будет один и тот же. В том смысле, что ты себе нервы перемотаешь, результата не получишь, а объекту — хоть бы хны. Кстати, а почему — хны? Что такое хна я знаю. То есть — хоть бы хны — в смысле хны на хвост насыпать? Сложно как-то.

Мечислав погрустнел.

— Вечно ты говоришь мне гадости…

— Это — не от великой радости, — вздохнула я, допивая сок. И решила перевести тему. — А все-таки почему бы и нет? Красивая. Модная. И готова на все. Бери — и пользуйся.

Мечислав тоже решил не углубляться в наши взаимоотношения. А то начнется по пятидесятому разу…

— Юля, я вообще-то брезгливый.

— вот не подумала бы…

— Все мои любовницы, все, — подчеркнул голосом вампир — которых выбирал я, не шлюхи. А Дося как раз такая.

— Мы такие, какими нас делает общество.

— Если женщина родилась проституткой, никто ее не изменит, — отрезал вампир. — Равно как и мужчину. Не стану их осуждать, при необходимости такими очень удобно пользоваться, но сам я этого делать не хочу. Такие женщины, как она — хуже чумы.

— И меня еще спрашивают, за что я не люблю вампиров. Да вы просто лицемеры, — покривилась я.

— Отнюдь. Я могу посочувствовать Сонечке Мармеладовой.[4] В некоторых обстоятельствах человек может пойти на что угодно. Взять хотя бы Великую Отечественную, на которой сражался твой дед. Могу тебя заверить, шпионы не гнушались любыми методами. Вплоть до проституции. И я не могу их осудить. Но когда мужчина или женщина решает стать продажной тварью…

— почему тварью!

— потому что к человеческому роду они уже не относятся. Они на все готовы ради славы, денег, власти… да просто ради своей минутной прихоти. Это — хищные твари. И им сочувствовать никак нельзя.

— А если человек не представлял во что впутывается?

— Даже у Доси был выбор — остаться, чтобы стать такой — или уехать, выйти замуж за хорошего парня и прожить жизнь, пусть и без славы, но зато в радости и любви. Юля, это ведь глупости, что можно быть счастливым только во дворце. Счастье — оно не в золоте, а в твоем сердце.

Я с удивлением поглядела на вампира.

— Ты Библии перечитал? Такие слова…

— Не издевайся. Это ведь правда.

— Только услышать ее от тебя…

— А я что — не человек?

— Ты — вампир.

***

Я жду.

Несссколько сссотен лет — я жду.

Проклятые людишки. Ненависсстные… мерзсссссские…

Я был сссилен раньше. Они никогда не одолели бы меня один на один. Только хитроссстью. И подлоссстью.

Меня лишили тела. Зсссаточили в клетку. И несссколько сссотен лет держали в зсссаточении в сссвятилище. Но потом на эту зсссемлю пришел Хриссстоссс. Сссвятилище было разсссрушено. Я торжессствовал в сссвоем узсссилище. Я надеялсссся. Но это меня не ссспасссло. Моя тюрьма попала в лапки к омерзсссительным монахам. И один изссс них сссмог разсссобратьссся. Он понял, кто я такой и откуда пришел. Осссозссснал, что я изссс сссебя предссставляю. Я был ссслишком несссдержан. Я напугал его — и не уссспел взсссять разсссум под контроль. Ссслишком я обрадовалссся возсссможной ссссвободе. Ссслишком поторопилссся.

И этот церковный мерзсссавец наложил на меня еще и сссвои зсссаклинания.

Я был сссчассстлив, когда его убили. Я почувссствовал его сссмерть. Но это не помогло мне. Я по-прежнему зсссаточен в камне. И путы мои почти не оссслабли.

Чтобы разсссорвать их, требуетссся жертва.

Сссильная жертва.

Но пока я жду осссвободителя.

В этот разссс я не сссовершу глупых ошибок.

Глава 3. Как начинаются стройки.

1-е сентября.

Ночь я не спала. Проще было подождать до утра, а не засыпать на пару часов — и вскакивать с криком от очередного кошмара. Или — старого и уже приевшегося. Неважно. Важно то, что Мечислав отпустил меня только в четыре утра. А в семь уже пора было готовиться. Душ, завтрак, туалет… в смысле — что одеть в институт. А что тут оденешь? Мы не в школе. Поэтому — джинсы и майка. Сверху — джинсовая ветровка. На ноги — туфли. В сумку — тетрадь. Проверить ручки — хоть одна-то должна писать? И запихнуть необходимый минимум. То есть — пару бутеров. По расписанию у меня сегодня три пары. Проголодаюсь. Рядом с институтом нет ни одной приличной забегаловки. А покупать пирожки с лотков — самоубийство. Сильно подозреваю, что жарят их там на машинном масле. Я уж молчу про начинку. Кто его знает, лаяла она вчера, мяукала — или ходила с удостоверением инспектора облСЭС[5] и задавала слишком много вопросов? А уж обедать в столовой института?!

Боги, спасите меня раньше. Или убейте, что ли! Все быстрее будет.

Институтская столовая — это жуть. Ассортимент там — те же пирожки, что и у лоточниц, пара сортов пирожных, ну и стандартный ‘набор юного химика’. Чипсы, семечки, соленные орешки, растворимые лапша и картошка. Почему химика? А, все равно там одни реактивы. Вы же не считаете, что туда что-то натуральное кладут? Разве что сою. Из напитков — газировка. Хорошо хоть в вестибюле кофейную машину установили. А то раньше в столовке и кофе пить было противно. Всюду перешли на пластиковые стаканы. Но мы же не такие? Поэтому пьем из стеклянных. А микроб — все равно существо нежное и от грязи помирает.

Одним словом — обедать в нашей столовке нельзя. А кушать захочется. А еще ведь ехать на это открытие… Мать его! Ну, вот и первое сентября, как оно есть!

Первое сентября. Прекрасный день. Что он из себя представляет?

У школьников — торжество маразма. Сначала линейка, на которой директор, опасно раскачиваясь на трещащей трибуне, талдычит про величие образования. Вы в это время стоите и мечтаете, чтобы он или рухнул — или на него сверху что-нибудь упало. Хотя бы птица нагадила. Для оживления остановки. Потом все зависит от его морального садизма. У нормальных директоров этот день ограничивается выдачей расписания и строгим наказом ‘не опаздывайте завтра’. У особых сволочей — еще от трех до восьми уроков, чтобы скучно не было.

Но это — у школьников.

У студентов немного по-другому. Прилетаешь, смотришь в последний момент вывешенное деканатом расписание — и идешь учиться. Что я и сделала.

Влетела в кабинет за десять минут до начала первой пары — и плюхнулась за парту рядом с подружкой. Сейчас у нас генетика.

— привет, — шепнула Инка.

С Инкой мы подруги с момента поступления. И надо сказать, что это… своеобразная дружба. Мне легко дается учеба. Инка же еле тащится в хвосте. Не из-за лени.